Тайна священного колодца - Василий Михайлович Чичков

с палкой в руке. На голове у него старый треух, на ногах валенки с галошами.

— Вы чего тут? — спросил старик.

— Поезда ждем.

— Откуда же вы такие, воробушки?

— Из Москвы.

— Это, стало быть, от московского эшелона отстали?

— Точно.

— Горемыки! Как же это вас угораздило?

— Отстали, — повторил я, и мне даже понравилось, что так просто можно все объяснить.

— Ну, а Москва-то наша аль немецкая? — спросил старик.

— Конечно, наша. Видели ее немцы во сне.

— Это хорошо. Это хорошо. А далеко ли вы едете?

— В Новосибирск.

— Тут, считай, верст двести, — сказал старик. — Пути-то тут свободные, поезда ходко идут. Можно за ночь доехать. Только на нашей станции редко останавливаются поезда. Вот беда!

Вовка вопросительно посмотрел на меня.

— Эх, война, война… — сказал старик и присел на лавку. — Только жить начали, нá тебе: у ворот мочало — начинай сначала. Не дают русскому человеку спокойно поспать. То первая война, потом гражданка. И вот опять излом истории. Чужая сила прет.

Дед оперся на палку.

— Вы, может, примерно скажете, когда пойдет поезд? — спросил Вовка.

— Он, можа, сейчас пойдет, да не остановится. — Старик поглядел на нас сострадательно. — Вот что я вам скажу, воробушки. Тут недалече, версты две от станции, гора есть. На этой самой горе все поезда тихо едут. Когда молодой был, деньжат-то не хватало на билет, так я там, на горке, подожду поезд и прицеплюсь. И вам другого хода нет!..

— Спасибо, дедушка, — обрадовался я и вскочил с лавки.

— Ежели чего не так, — сказал дед, — то назад вертайте. Я тут до утра сторожить буду.

…Мы шагали с Вовкой по шпалам на восток. Темнота так плотно окутывала нас, что мы не видели друг друга.

— Ты на ходу в трамвай прыгал? — спросил я Вовку.

— Нет.

— В одном дворе жили, а я и не знал, — огорченно произнес я. — В товарный прыгать не испугаешься?

— Попробую.

«Скептик. Не скажет „прыгну“. Попробую! Будет дело, если он не сможет впрыгнуть на подножку».

— Слушай меня, — сказал я. — Легче всего, конечно, прыгать в последний вагон. Там подножка обязательно есть и фонарь горит. Но там кондуктор едет, он тут же нас скинет с подножки.

— Куда же прыгать?

— Надо выбрать вагон четырехосный. У него подножка есть.

— А если не успеешь прыгнуть?

— Выбирай другой вагон. А почувствуешь, что срываешься с подножки, оттолкнись от нее посильнее. Главное — упасть дальше от поезда на насыпь.

Позади нас появился отсвет фонаря паровоза. Свет становился все ярче, он резал темную стену ночи. Было слышно, как паровоз набирает скорость, чтобы с разгона преодолеть гору. Мы легли на откосе, чтобы машинист не заметил нас. Поезд приближался, но подъем увеличивался. Скорость поезда падала, и вот уже паровоз натужно пыхтит, как будто у него начинается одышка.

Как только паровоз поравнялся с нами и глаза стали различать в темноте вагоны, я крикнул Вовке:

— Давай рюкзак и беги за этим большим вагоном!

Вовка кинул мне рюкзак и побежал. Догнав вагон, он схватился за поручни и залез на нижнюю ступеньку.

Еще один большой вагон приближался. Я побежал рядом с ним.

Забросил рюкзаки и впрыгнул на площадку. Ура, едем!

Поезд уже преодолел горку. Дыхание его стало свободнее и мощнее. Весело застучали колеса.

— Даешь Новосибирск! — крикнул я что есть мочи.

6

День еще не наступил — небо было серым, прохожие сонными, а мы уже шагали по улицам Новосибирска. Незнакомый город, который в виде кружочка обозначен на школьной карте, был перед нами. Конечно, интересно бы побродить по городу, узнать, какой он из себя. Но нам сейчас до этого никакого дела нет.

— Скажите, как пройти в горвоенкомат? — спросили мы женщину, встретившуюся на пути.

— Пойдете прямо, — сказала женщина, — потом повернете направо. Высокий дом увидите. Его легко отличить. Около него всегда народу много.

Женщина стояла и смотрела на нас.

— У меня вот такой же сынок на фронт ушел, — сказала она и кончиком платка смахнула слезу.

Чуднó устроен мир. Нам весело — ей грустно. Может, ее сын, так же как и мы, с радостью уходил на фронт… А она плачет.

Мы быстро нашли горвоенкомат. У дверей призывники с вещмешками. Есть старики, а есть ребята молодые, вроде нас. Во всяком случае, мы не кажемся перед ними сопляками. А этот вот совсем маленький, меньше Вовки. Дунь — упадет. Женщины в слезах. Одна обняла мужа и плачет, будто отпускать не хочет.

Мы нырнули в подъезд и столкнулись с дежурным, молоденьким младшим лейтенантом в повой фуражке.

— Куда? — сторого спросил он.

— Вы не скажете, капитан Соколов находится в военкомате?

— Ну, предположим, находится.

— Мы к нему!

— Зачем?

— Личный вопрос.

— Давай назад! — Младший лейтенант вышел из-за стола.

— Понимаете, в чем дело, товарищ дежурный, — сказал Вовка, как всегда подчеркнуто интеллигентно, — капитан Соколов наш друг. Если он узнает, что вы не пустили нас…

Младший лейтенант внимательно посмотрел на Вовку и, наверное, подумал: «Парень в очках врать не будет».

— Соколов спал на моем месте, — запросто сказал я, как будто Соколов был мой дядя.

— Где это он спал?

— В вагоне-теплушке, когда ехал сюда, в Новосибирск. Я ему свое место уступил. Он тогда и сказал: значит, мы друзья. Чего надо, заходите.

Младший лейтенант зачем-то потрогал козырек новенькой фуражки, взял телефонную трубку и попросил Соколова.

— Товарищ капитан, докладывает дежурный снизу. Тут вас спрашивают два парня. Говорят, ваши знакомые. Вы якобы спали на их месте в вагоне-теплушке!.. Слушаюсь, товарищ капитан. — Дежурный положил трубку. — Третий этаж, комната тридцать два.

Мы летели по лестнице как на крыльях.

— Я же говорил, Вовка, все будет в порядке!

Мы остановились у комнаты тридцать два, чуть перевели дух и постучали.

— Заходите! — послышался знакомый голос.

— Здравия желаем, товарищ капитан! — по-военному четко крикнули мы.

— Вот они, орлы, — весело сказал Соколов и поднялся из-за стола нам навстречу. — Как это вы очутились здесь? — спросил Соколов, пожав нам руки. — Вы же в Анжерку ехали.

— Мы из школы убежали, — отрапортовал я без всяких околичностей. — Хотим на фронт.

— Вот это да! — протянул капитан и посмотрел на нас, как будто видел в первый раз.

— Вы же сами сказали тогда в вагоне, товарищ капитан: «Фронт — святое дело для каждого…»

— Может, и сказал, — произнес капитан и опять странно посмотрел на нас. — Сколько вам лет?

Мы выдавили из себя ненавистное слово «шестнадцать».

— Рановато на фронт, — заявил Соколов и сел на свое место. — Через два года приходите.

— Возьмите нас добровольцами, — попросил Вовка. — Сейчас все на фронт идут, даже старики.