Познавая боль. История ощущений, эмоций и опыта - Роб Боддис

Стоит лишь открыть переводы Ибн Сины на латынь, и становится понятно, что благодаря переводчикам, которые отчаянно пытаются разобраться в категориях боли средневековой Европы, его пятнадцать видов не-здоровья обрели совершенно другое звучание, нежели в оригинале. Я говорю о рукописном переводе Герарда Кремонского в копии XIII века, печатном переводе Герарда Саббьонетского XIII века, вышедшем в 1489–1490 годах (оба хранятся в Йеле), и о более позднем переводе на латынь 1658 года[22]. С самого начала понятие Waja‘ переводится как dolor. В Средние века оно могло означать физическую боль, горе, тоску и обиду. Как и в арабском представлении, слово dolor вмещало множество видов страдания и содержало его физические и эмоциональные составляющие, но упускало смысловой компонент, болезнь. По мере того как слово dolor проникало в вернакулярные европейские языки (французское douleur, испанское dolor, итальянское dolore), сужения его значения не произошло. Все эти слова по-прежнему означали страдание — в том числе эмоциональную тоску (например, горе), а не только физическую боль, — но не использовались для обозначения болезни. В моем понимании dolor не передает то значение несогласованности, болезни или не-здоровья, которое содержит арабский оригинал. Латинские переводы по большей части понять довольно легко. Они содержат список заболеваний, связанных с гуморами, которым свойственны характеристики вроде зуда и усталости. Например, чувство рыхлости на латыни изначально обозначалось словом laxativus, позднее — laxus, но с арабского было бы точнее переводить все одинаково — как чувство рыхлости, порожденное вялостью мышц, а не как «расслабляющая боль». Если исходить из того, что в данном случае речь идет о причинах и видах «страдания», такой перевод, даже в отсутствие компонента «болезни», будет не сильно далек от написанного Ибн Синой. Однако в современной медицинской терминологии, в особенности начиная с XX века, все разновидности dolor, как и его английский кореллят pain, боль, стали означать физическую боль в узком смысле слова. Авторитет и влияние этого узкого представления о боли в современной медицине привели к тому, что сегодня, читая латинский перевод Ибн Сины, сложно соотнести понятия с контекстом.

Иными словами, то, что всегда было принято называть теорией Ибн Сины, на самом деле является теорией некоторых проявлений дискомфорта, болезни, а иногда и того, что современный читатель назовет физической болью. У каждого явления есть отдельная причина в соответствии с гуморальным представлением о человеческом теле. Воспринять эти категории не-здоровья в качестве боли можно, лишь переосмыслив само понятие «боль» — его необходимо поместить в контекст истории и общества, и только тогда оно сможет вместить различные виды дискомфорта и болезней, а также широкую палитру их причин. Переводы «Канона» Ибн Сины на латынь, сделанные начиная с XII века, в некоторой степени сохраняли масштаб оригинала. Тем не менее со временем подвижная категория Waja‘ была сведена к более конкретному понятию dolor, и позднее стало принято считать, что Ибн Сина пишет о боли в узком смысле слова, а не включает ее в более широкое понятие болезни[23]. Несмотря на попытки провести параллели между категориями Ибн Сины и современностью, упрощенный текст оригинала стал для современного читателя непонятен и потерял приметы исторического контекста. Современный сценарий боли колонизировал средневековый и полностью лишил его голоса. Поэтому типы боли, описанные Ибн Синой, и вписывают в «Болевой опросник» Мак-Гилла, разработанный в 1970-х годах, утверждая, что они на протяжении тысячелетий не менялись или же что гениальный ученый обнаружил все разновидности боли еще в древности. А иногда эти две теории соединяются[24].

Я стремлюсь разорвать эту преемственность не из желания преуменьшить значение или влияние труда предшественников. Я хочу понять, как знание осмысляли и переосмысляли в стремлении создать жизненный опыт и найти ему выражение. Было бы ошибкой думать, что тонкое медицинское знание не проникало в упрощенном виде в повседневность обычных людей, которые обращались к врачевателям со своими недугами. Тогда, как и во все времена, пациенты пытались понять, что именно с ними не так, и исходя из этого выбирали врача. Тогда, как и во все времена, люди усваивали и передавали друг другу представления о том, как функционирует тело и в чем может быть причина «поломок» в нем. Консультация с врачом становилась поиском компромисса между субъективным опытом и экспертным знанием, которые были расположены на разных ступенях иерархии и существовали в широком контексте разных убеждений, а также сенсорных и нравственных оценок происходящего. В основе компромисса лежали диагноз, лечение и опыт. Зуд, тянущие или свербящие ощущения в терминологии Авиценны объяснялись гуморальным дисбалансом, который порождает боль, и внешними натуральными причинами — питанием, климатом, травмами. Выбиралась одна из немногочисленных вероятных причин — и один из немногих способов лечения. Отношение к опыту переживания боли невозможно отделить от подобного знания, каким бы неточным или обобщенным это знание ни было.

Ибн Сина был не только последователем Галена и других медицинских традиций, но и новатором. Его знания основывались на теоретической науке и «клиническом» опыте, которые воспринимают проявления болезни через призму диагностической эпистемологии и одновременно формируют ее. Область гуморальной медицины и понятия Waja‘, которое означает боль, страдание и несчетное количество заболеваний, разительно отличается от областей медицины, которые опираются на иные представления о человеческой физиологии, иные категории боли и заболеваний и иные культурные рамки для выражения и определения телесного и психологического опыта при плохом самочувствии. Латинские переводчики Ибн Сины, а также европейские адепты и противники арабской медицины Средних веков купировали и сокращали его текст, чтобы органично вписать это знание в ситуативный контекст (или, по мнению некоторых критиков, наоборот, полностью нарушить его логику). Подобная адаптация, которая выдает себя за преемственность, но на деле оказывается скрытой модификацией текста, не позволяет точно датировать изменения в медицинской эпистемологии или диагностике и, что еще важнее, в отношении людей к боли.

От боли арабской к боли ренессансной

Проследить эти изменения можно, например, через историю терапевтических средств борьбы с болью, страданиями и не-здоровьем. Поэтому я вновь обращаюсь к средству восстановления гуморального баланса, который считался основным со времен Галена и вплоть до XVIII века, — кровопусканию. Гален полагал, что при развитии заболевания гуморы отклоняются от привычного течения и направляются к проблемной области, вызывая тем самым воспаление. Таким образом, вмешательство на ранней стадии предполагало отвод гуморов в противоположную сторону — излишек крови при помощи кровопускания перенаправлялся в другую часть тела («отвлечение»). В то же время, если гуморы уже успели скопиться в определенном месте, их следовало оттуда убрать («вывод»). Постепенно можно наблюдать незначительные изменения в