Магия тишины. Путешествие Каспара Давида Фридриха сквозь время - Флориан Иллиес

учетом того, что в год написания картины умерла Амалия, жена Генриха, брата художника, образ на фоне сверкающей вулканической пыли мог быть данью ее памяти. В пользу этой версии говорит то, что картина сначала находилась во владении Генриха, потом его невестки. Но нам известно также об обручальном кольце Каролины Боммер, той самой дамы, которая в 1818 году прекратила для сорокачетырехлетнего художника путь вечного холостяка. Это обручальное кольцо датировано 1816 годом. Скоростные качества Фридриха вполне допускают, что он заставил бедную невесту два года ждать своего согласия. Но скорее всего, он ждет, когда же он как член Дрезденской академии начнет наконец получать сто пятьдесят талеров, на которые он наивно надеется прокормить семью. Вероятно, он познакомился с Линой в дрезденском магазине ее брата, где нелюдимый Фридрих покупал карандаши, но точно мы этого не знаем. Зато мы знаем вот что: Фридрих рассказывает друзьям, что скоро, кажется, женится, но в ответ на расспросы не может вспомнить полное имя невесты. Кстати, и с ее фамилией не всё так просто: когда ее семья несколько лет назад переселилась в Дрезден из Гессена, они носили фамилию Поммер, но ее отцу вскоре надоело, что дрезденцы, которые на своем диалекте неизменно превращают «п» в «б», называют его Боммер, и он поменял свое имя на более звонкий вариант. То есть померанец Фридрих едва не женился на женщине с фамилией Поммер, что значит «Померанец». Сам Фридрих потом в письме братьям будет шутить по этому поводу и гадать, зачем же семья жены избавилась от этого прекрасного «П» в своей фамилии.

О том, что великий романтик Фридрих был в любовных делах скорее прагматиком, мы можем судить по составу гостей на венчании и по назначенному времени: он женится на незаметной и верной двадцатипятилетней Каролине Боммер 21 января 1818 года – ровно в 6 часов утра. На улице еще не видно ни зги, и только несколько свечей освещают лица жениха и невесты в дрезденской церкви Святого Креста. Присутствуют только мать и брат Каролины. Они как будто прячутся от всех. Вернувшись домой, новобрачные вовсе не собираются в свадебное путешествие. Фридрих, как ни в чем ни бывало, идет в мастерскую и продолжает рисовать, будто ничего не случилось. «С ума сойти, – пишет он спустя пару дней своим братьям, – теперь у меня дома живет некто, кто днем зовет на обед». А вечером уже не получается уйти и вдыхать природу, потому что жена хочет поболтать. Всё стало так странно: «Удивительно, теперь всё, что я делаю, нужно делать с оглядкой на жену». Ладно, наверное, всё-таки та патетическая женская фигура, что простирает руки к небу, находящемуся под чарами вулканического пепла, – не супруга Фридриха. «Сообразуй свои потребности со своими возможностями», – гласит воззвание четырнадцатилетнего Фридриха к самому себе на тщательно выполненном рисунке от 1 марта 1789 года. Этого правила он и придерживается всю свою жизнь. Фридрих, как пишет жена его друга-художника фон Кюгельгена[25], «самый непарный человек из всех возможных». Но случаются и в его жизни моменты, когда он поддается искушениям, да, пишет он своим братьям, теперь и в его доме завелось «ложе любви». Этот момент казался позднейшим издателям его писем неловким, он настолько противоречит образу целомудренного христианина, что они его просто вычеркивали. Но они не смогли помешать своему любимому монаху с берега моря зачать с Каролиной на ложе любви троих детей.

* * *

Каролина Боммер разжигает огонь в доме хладнокровного померанца Каспара Давида Фридриха не только на ложе. Тот как раз продал несколько картин, и сразу после свадьбы она обильно закупает домашнюю утварь для обустройства холостяцкой конуры на берегу Эльбы. У них появляются и духовка, и кафельная печь, которую она постоянно топит, а на печи неизменно гудит кофейник. Фридрих пишет с иронией, что чертовски дорого отправлять жену за покупками, так в доме вдруг оказываются «ростер для обжарки зерен, кофемолка, воронка для кофе, специальный мешочек для кофе, кофейник и кофейная чашка». Поразительно, думает он и отхлебывает кофе, «сколько всего стало нам нужно». Коричневое кофейное пятнышко на письме от 28 января 1818 года говорит о том, что ему пришлись по душе и новый напиток, и новая жизнь.

* * *

Забота о том, горит ли дома уютный огонь, когда он возвращается с вечерней прогулки, с холодной улицы, – вот истинная причина, что привела к алтарю закоренелого холостяка Фридриха. В дрезденском журнале «Литературные радости» вскоре после смерти художника вышло описание его жизни с подробным рассказом о том, как Фридрих принял это фундаментальное решение в вечерних сумерках на мосту Августа. Он совершал, как обычно, долгую вечернюю прогулку вдоль Эльбы и вдруг вспомнил, что его пожилая соседка, которая обычно поддерживает огонь в его печи, когда он поздно возвращается, уехала. А пару минут спустя он случайно встретил хозяина той самой лавки в Пирнском форштадте[26], где он всегда покупает карандаши. Они обмениваются любезными приветствиями, и он вспоминает добросердечную сестру хозяина лавки, которая часто сидит там у окна. Вот если бы она, думает Фридрих, жила у меня, «то по вечерам можно будет не беспокоиться из-за огня». Так всё и складывается: женщина у окна становится его женой, а ее брат, карандашный магнат с моста Августа, выступает свидетелем на свадьбе. Но вот что самое главное: когда в течение следующих двадцати лет Фридрих будет возвращаться домой после вечерних прогулок, дома будет гореть огонь.

* * *

Норвежский художник Юхан Кристиан Клаусен Даль возвращается с Везувия в Дрезден, в свою квартиру, расположенную прямо над квартирой Каспара Давида Фридриха, в дом по адресу «На Эльбе, 33»[27]. Здоровяк-норвежец и чудаковатый померанец резко отличаются и своей живописью, и образом мыслей, но уважают и ценят друг друга. Иногда Фридрих пробирается вверх по лестнице, и они молча стоят у окна: Даль смотрит на улицу и рисует. Фридрих восхищается способностью Даля схватывать своими масляными красками стремительно пролетающие по небу облака. Когда же Даль спускается к Фридриху в мастерскую, тот приносит из кладовки второй стул и Далю нужно время, чтобы привыкнуть к темноте. Фридрих плотно закрывает деревянные ставни на своих окнах, выходящих на Эльбу, чтобы избыток дневного света не мешал работать, да, если Даль этажом выше радуется свету и небу, то Фридрих устроил у себя настоящую темницу. Он обычно говорит, что хочет закрыть свой внешний взор, чтобы образы возникали перед взором внутренним. И он рисует их. Для Даля это