Тёмный лабиринт - Анна Тищенко

Свет от сотен свечей заливал огромное помещение с неожиданно низкими сводами. Соединяющие пол и потолок готические окна не имели стекол, и плющ беспрепятственно проникал из внутреннего двора, полз вверх и вниз, то отдельными плетями, то сплошным зелёным ковром покрывая стены, расписанные фресками, столь реалистичными, что изображённые на них люди так же казались гостями этого бала. Впечатление усиливали живые цветы, поставленные вдоль стен – томные махровые камелии, аскетичные тюльпаны, вздрагивавшие своими лаковыми головками от движения воздуха, изломанные, чарующие своей болезненной красотой орхидеи. Их аромат смешивался, переплетался, подогретый огнём свечей, поднимался в воздух, струясь под резным потолком, и наполнял лёгкие сладким дурманом.

«Как странно», – подумала Кэти, любуясь прихотливыми изгибами плюща, – «Сейчас это конечно очень красиво, но зимой, когда листья опадут и голые ветви будут казаться чёрными трещинами на стенах, гигантской паутиной… И какие странные фрески!». Изображённые на них сводчатые комнаты с изумительной точностью продолжали перспективу самого бального зала, только вот персонажи были одеты в белые и алые пеплумы и тоги, или не одеты вовсе. «Какое-то античное празднество» – догадалась Кэти.

Она любопытным взглядом обвела зал и одна мужская фигура бросилась ей в глаза. Не броситься не могла по объективным причинам. Высокий, худощавый юноша стоял, байроническим жестом облокотившись на мраморную полку камина, и вперив в неё мрачный взгляд. Современные барышни называют такой взгляд демоническим, хотя, по мнению Кэти, если бы все демоны в преисподней смотрели бы так на своего господина Вельзевула, бедняга давно заработал бы тяжёлую депрессию вкупе с комплексом неполноценности, и попросился бы на пенсию.

Молодой джентльмен Кэти заинтересовал. Во-первых, единственный из гостей он не был в костюме, во-вторых вся его одежда выглядела весьма странно. Шейный платок в почему-то широко расстёгнутом вороте рубашке был невообразимо яркого розового цвета, хорошего кроя сюртук украшен живописной, и как выразилась бы Фанни, «весёленькой» вышивкой, впрочем, весьма искусной, привлекали внимание и гентские кружева, смело выглядывавшие как минимум сантиметров на пятнадцать из рукавов. Неужели это и есть загадочный хозяин этого замка? Кэти неуверенно пошла к нему навстречу. По мере приближения лицо загадочного незнакомца изменялось. Кэти поняла, что юношей он именоваться, пожалуй, не мог. Ему было лет тридцать пять, не меньше, иллюзию создавали юношеские кудри, придававшие лицу некоторую нежность и женственность, и то, что демоническое выражение понемножку, по мере приближения девушки, менялось на робкое. Первой заговорила Кэти.

– Какой приятный вечер! – и умолкла, не зная, что сказать ещё.

Незнакомец немного осмелел.

– Вы находите? А по мне – такая скука! Как и вся наша жизнь… Но я не представился. Персиваль Корнулинни! Но зовите меня просто Перси.

– Кэтрин Бранн, – она не удержалась и спросила.– Вы итальянец?

– Ну, не совсем. Корнулинни – мой творческий псевдоним. Я – поэт!

Кэти это впечатлило. А заодно успокоило. Нет, юноша ей скорее понравился, но всё же… Хозяина замка она с таким вот жабо представить не могла. Другое дело поэты. Это творческие личности, им, небожителям, позволено много больше, чем простым смертным.

– Что вы говорите! А что вы написали?

– Я пишу. Громадную, великую поэму. Замысел родился четыре года назад, во Флоренции, где я изучал кватроченто, – он снова почему-то опечалился.

– Вы о кватроченто пишете? – машинально спросила Кэти, пытаясь понять, кого же так сильно напоминает ей поэт – то ли персонажа иллюстрации «Страдания юного Вертера», то ли пуделя Томми, когда он проглотил целую бутыль слабительно, прописанного нянюшке.

– Да нет же. – Поэт немного оскорбился. – Я современный поэт, драматург, древнюю культуру я изучал с целью получить степень бакалавра. Да! Я декадент!

– О… Получили? Степень бакалавра? – несмотря на довольно скромные познания в области культурологии, Кэти не была уверена, что кватроченто такая уж древняя культура, но поэтам, конечно, виднее.

– Не совсем, – Перси немного смутился. – Меня влекли музы, я отдавался искусству со всей страстью молодого влюблённого, а эти старые зану… Я хотел сказать, учёные мужи, так вот они всё время требовали, чтобы я куда-то приходил, что-то там читал или писал… Не помню. В любом случае, творческая личность насилия не терпит!

– Конечно, конечно. Покажете мне свою поэму?

Стихи Кэти любила. Петрарка был зачитан до дыр, нравился даже «Фауст», точнее первая его часть, там, где они с Грэтхен познакомились. Дальше было очень скучно и не очень понятно.

– Показать не могу, она ещё не написана. Но она у меня вся в голове! – поспешно добавил Перси, увидев, как вытянулось личико его очаровательной собеседницы, которая с каждой минутой нравилась ему всё больше. Такая нежная, персиковая кожа, большие, оттенённые тёмными ресницами глаза, тонкий стан… Сразу видно, девушка умна, образованна, и, бесспорно, хорошо разбирается в искусстве.

– Вот, послушайте. – Он возвел очи к потолку, драматично нахмурил брови, и начал трагическим голосом:

Тугие струи дождя хлещут по обнажённым деревьямНочь, тоска и смерть в моём сердце навекиЗмеи ползут по холодному мёртвому мраморуК моим помертвелым ногам, что стоят на земле…Смерть!Смерть!Смерть!

Он отдышался и гордо глянул на онемевшую Кэти:

– Ну как вам моё произведение?

– Э…. О… Ну, очень современно. И так необычно! – смогла она, наконец, выдавить из себя.

Перси приосанился:

– Это самое главное – новизна и необычность.

– А, простите, рифмы почему же нет?

– Это тоже современно – называется «белый стих»

– Наверное. А у вас есть что-нибудь про любовь?

Поэт по-отечески снисходительно улыбнулся. Весь его вид как бы говорил – ах, девушки! Эти нежные, наивные создания…

– Конечно. Называется «Моей возлюбленной Натали», – он снова уподобился певчему на хорах и застонал, на сей раз жалостливо:

Ты лежишь в мраморном склепе нагаяЯ печально целую твои хладные устаО, как рано смерть накрыла тебя своим крылом!Увядшие лилии на твоей невинной грудиО, Натали! Как жестока судьба!Смерть сжимает тебя в своих объятиях!

– Ну, вот, опять вы про смерть, – вздохнула Кэти. —А скажите, вы же разбираетесь в античной культуре, каков сюжет этих фресок?

– Не знаю, —отмахнулся несостоявшийся бакалавр.– Так о чём это я? Да. Смерть повсюду! О чём же ещё петь моей лире, как не о смерти и любви! Она… В смысле, смерть. Она подстерегает нас в тиши лесов, средь шумного бала…

Перси повернулся, очевидно, вознамерившись продемонстрировать Кэти бал, где их вполне возможно подстерегает смерть, пафосно взмахнул рукой и застыл, как вкопанный. Прямо перед ними стояла смерть. Ну, точнее, высокий мужчина в костюме смерти комедии дель арте. Очевидно, он некоторое время слушал их беседу, потому что незамедлительно ответил на вопрос Кэти:

– Это Дионисийские мистерии. Здесь изображён ритуал поклонения Дионису.– произнёс он глубоким голосом, показавшимся Кэти странно знакомым.

– Это бог виноделия? – Кэти проявила эрудицию.

– В том числе, – он слегка улыбнулся. – Это бог тёмного, хтонического начала природы. В античных храмах его изображения размещали на стене, куда никогда не попадал солнечный свет, напротив всегда освещённой стены, где было царство Аполлона – бога искусства и красоты. Раз в год Дионису воздавали почести, устраивая вакханалии, где люди погружались из мира цивилизованного, скованного правилами и нормами, в темноту своих желаний, страсти и абсолютной свободы. Простите, я помешал вашей беседе?

– Нисколько! – живо откликнулась Кэти.– Мы с мистером Корнули.. Корноли…

– Мы знакомы с лордом Клейтоном, – мягко улыбнулся смерть, очевидно, знавший Перси не под творческим псевдонимом.

Перси немного смутился.

– Да? И как вам его поэма? Вы знаете, я первый раз в жизни познакомилась с настоящим поэтом! – щебетала Кэти.

– Перси, это правда? Вы поэт? И как давно вы почувствовали первые симптомы?

– Это от рождения, – сдержанно заметил Перси.

– Что ж, тогда, конечно, ничего не поделаешь.

– А это кто? —Кэти указала на обнажённых женщин на фреске – одна из них держала чашу, наполненную чем-то красным – то ли вином, то ли кровью. Две другие кружились в экстатическом танце.

– Это менады. Жрицы Диониса. Своим танцем они могли доставить человеку самое сильное удовольствие в его жизни. И лишить рассудка. Околдованный чарами менады, человек не может более себя контролировать и…

Все трое обернулись на звон разбитого стекла. Официант поспешно убирал осколки у ног юноши в костюме Пьеро. Последующие две минуты пока Кэти и её спутники наблюдали за ним, он умудрился задеть локтем проходившую мимо даму, повернувшись к ней, заблеял извинения, и буквально сшиб с ног танцующую пару. Пытаясь поддержать падающую девушку, врезался задом в фуршетный столик, с которого посыпалась посуда. Кэти мгновенно опознала симптомы. «Джордж!? Но откуда он здесь? Ведь он только завтра должен был приехать». Озорной бесенок внутри неё ожил и заплясал. Упустить такой шанс? Никогда.