Отец Иоанн Кронштадский (Том 1) - И.К.Сурский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Батюшка устал, молился, верно, всю ночь» - шептали мы друг другу.
- Батюшка, я кончил, - говорил отвечавший.
О. Иоанн поднимал на него свои усталые глаза, нагибался к нему, гладил по голове, хвалил и тянулся с пером к журналу.
Безмятежно радостны были уроки отца Иоанна, полные послушания, восторженной детской любви и боязни чем-либо огорчить дорогого батюшку.
О бесконечной доброте его и участии к чужому горю, к бедным, мы хорошо знали.
Уже тогда между нами не раз ходили слухи, что за А-ва, очень бедного, батюшка заплатил за право учения, такому-то помог, а отец Н-ва поправился благодаря молитве о. Иоанна.
О. Иоанн никогда не пропускал мимо себя нищих, останавливался и подавал милостыню.
У подъезда гимназии всегда толпились нищие, - его любимые чада. Выйдя из подъезда, прежде чем сесть в сани, он подходил к ним и каждому давал что-нибудь. А нищие эти, ежась от холода, грели дыханием руки па морозе. Когда же он садился в сани и отъезжал, они бежали за ним по снегу за своей поддержкой и отрадой. Мелькали часто босые ноги в опорках... А батюшка обернувшись, махал запретительно рукой.
Бросались в глаза больные изможденные лица и оборванное платье... Батюшка с грустью опускал руку.
Я видел не раз, как о. Иоанн останавливался, что-то говорил нищим, увещевал и благословлял.
Они дрожащими руками ловили его руку, чтобы поцеловать ее, другие грязной тряпкой утирали слезы. Это было еще в то время, когда о. Иоанн мог ходить один без толпы, которая потом следовала всюду за ним. Впоследствии он мог только ездить.
Когда наступали дни Великого поста, Андреевский собор наполнялся говеющими.
О. Иоанн исповедовал в левом приделе, и около его Ширм толпилось столько желающих попасть к нему на исповедь, что, казалось, очереди нельзя было дождаться.
В приделе стояла тишина. Были здесь и скромно одетые прихожане, были и одетые в дорогие шубы, в военное пальто. Запомнился мне и старый адмирал, скромно ожидавший своей очереди. А из-за ширм слышался иногда заглушаемый платком сдержанный плач и оттуда торопливо выходил кто-нибудь с просветленным лицом и блестевшими от слез глазами.
Это было в начале 80-х годов. Уже и тогда приводили к о. Иоанну больных. Однажды я видел, как несли на спине больную девушку к отцу Иоанну.
Число почитателей о. Иоанна все росло и ему труднее становилось после службы выходить из собора.
Просьбы посетить больных и страждущих на дому все увеличивались и батюшке не хватало времени на удовлетворение всех этих просьб. И часто на уроках мы видели батюшку очень утомленным.
Мы передавали друг другу о том или другом исцелении, совершавшемся по молитвам батюшки.
Однажды урок по курсу Богослужения был задан довольно трудный, но еще труднее к этому дню были задания по греческому и латинскому яз. И мы не приготовили урока Закона Божия.
«Скажем батюшке, что не знаем урока! Откажемся!» - слышались тревожные голоса.
Поднялся спор, что батюшка не осудит, как бы ни ответили.
«Нет, мы всегда хорошо отвечали! Надо признаться».
Спор прекратился, так как в дверях показался о. Иоанн.
После молитвы он сел за кафедру и посмотрел на нас. Он увидел, что мы сидим притихшие и встревоженные. Никто, к его удивлению, не шел к кафедре для ответа. Батюшка насторожился и забеспокоился.
«Ну, что же, идите отвечать!»
Молчание. Мы пугливо пригнулись к книжкам, с серьезными и испуганными лицами.
- Буров! Иди ты! - сказал о. Иоанн. :
Тот встал, по не трогался с места.
- Но можешь отвечать? Урок-то учил?
- Учил, батюшка, по плохо знаю. Много было уроков задано, особенно по-греческому и по-латыни.
Тут сразу раздались со всех концов класса голоса.
«Мы плохо знаем, учили латинский и греческий! Не осталось времени. Я только успел прочитать, а этого мало!!»
Буров уже вытирал платком глаза. Скоро раздались его всхлипывания. И что же! Батюшка сам расчувствовался. Он увидел сплошное наше горе от невыученного урока и той тягости учения, которая всегда сопутствовала изучению древних языков.
Батюшка старался незаметно отереть свои слезы, но потом открыто вынул платок и утирал свои глаза. Он переживал с нами наше горе.
«Ну, хорошо, повторим этот урок к следующему разу!». И он снова стал объяснять.
Тяжесть свалилась с плеч, мы вздохнули свободно и все повеселели.
Тут встал тот же Буров и пошел к батюшке с книжкой. То была книжка о блаженной Феодоре и ее хождении по мытарствам.
Батюшка взял от Бурова эту книжку и стал говорить о загробной жизни человека.
Мы слушали с трепетом и той укрепляющей верой в ответственность за грехи после смерти, которая осталась на всю жизнь. И теперь, среди моря широкого неверия, когда очень многие думают, что с прекращением жизни прекращается все, так дорого становится все благое, посеянное в детские души нашим батюшкой.
С осени 1887 года о. Иоанн оставил службу в Кронштадтской гимназии, так как труды его по приходу были слишком велики и сочетать их с деятельностью законоучителя он не мог.
Некто Б., владевший большим состоянием, растративши его в кутежах, довел семью до нищеты и сам, впавши в отчаяние, силою пастырского воздействия и совместной с о. Иоанном молитвы совершенно и чудесно преобразился.
«Ты очень несчастен, - сказал ему о. Иоанн, - но пути Господни неисповедимы. Давай помолимся вместе. Христианин в тебе не умер».
В благостном порыве, весь в слезах он молился с о. Иоанном. Исчезло отчаяние, душа преобразилась. И прежний кутила изменился, занялся делом, пришла удача и явилось благосостояние.
И таких случаев не перечесть.
О. Иоанн ездил в Петербург часто через Ораниенбаум. Там он останавливался у бывшего своего служащего Мотина, жившего в доме почти против вокзала.
Когда о. Иоанн уезжал в родное село Суру, лежавшее на берегу реки Пинеги, то у парома реки Пинеги всегда ждала батюшку толпа крестьян с тем терпением, на которое в лучших порывах своей души способен только русский поселянин. Лица, сопровождавшие о. Иоанна в дороге, поражались его неутомимостью: однажды батюшка, вернувшись из Веркольского монастыря, отстоявшего от Суры в 50 верстах и, отдохнув полчаса, поехал в скит за 18 верст, сделав, таким образом, в день 86 верст без признака утомления.
Случаи исцелений больных по его молитвам - бесчисленны.
А сколько страдальцев по одному слову о. Иоанна примирялись с горем и невзгодами жизни.
Нерешительное отношение к себе он покорил своей прозорливостью.
Так однажды в Петербурге родные одного больного очень просили отца Иоанна навестить его. Это было во время масленицы. Батюшка что-то не ехал. И больной в шутку сказал, что он не приедет, потому что, наверное, где-нибудь ест блины. И вдруг, на другой день приезжает о. Иоанн и, войдя в квартиру, точно зная расположение комнат, прямо направляется к больному.
Подойдя к его постели, он вдруг сказал: «а блинов-то я и не ел». Это всех очень поразило.
А. П. Чехов, рассказывая о своей поездке на Сахалин, сказал писателю А. К. Шеллеру-Михайлову: «В какой бы дом я ни заходил, я везде видел на стене портрет о. Иоанна Кронштадтского. Это был пастырь и великий молитвенник, на которого с надеждой были обращены взоры всего народа».
О. Иоанн страдал от развивавшегося в нашем обществе равнодушия к вере. Всем памятны его предостережения по этому поводу.
Американский миссионер Петр Истон так говорил о батюшке: «Может быть им управляет Святой Дух. Все, что он делает, есть доказательство помощи Божией. Может быть он орудие рук Божиих, чтобы быть ближе к христианам разных народностей и наций. Может быть, он особый посланник в его земле и нации, чтобы привести его народ к светлому знамени христианской истины в проповедании перед ним, что Бог есть Дух и что, кто славит Его, тот должен славить в духе и правде».
Мое же детское общение с батюшкой отцом Иоанном и встречи в юности моей дали столько светлого и незабываемого, что память о нем осталась у меня на всю жизнь.
Суровецкий, Югославия, Козяк, Баранья.
Н. В. Суровецкий назвал свое повествование: «Пламень огненный» и начал его текстом:
В Руке Господа власть над землею и человека потребнаго Он во время воздвигнет на ней (Сир. 10-4).
Действительно о. Иоанн в служении Богу был пламень огненный.
Бог воздвиг его перед годиной лихолетья, чтобы подготовить русский народ к перенесению кары Божией за грехи и мученичества.
Ныне о. Иоанн несомненно предстательствует перед молниезрачным престолом Божиим за Церковь Русскую, за Россию и за нас и будет в самой России краеугольным камнем ее возрождения.
Перехожу теперь к рассказам лиц, учившихся у о. Иоанна в старших классах.
Как педагог о. Иоанн никогда не прибегал к тем приемам преподавания, которые сплошь да рядом имели место в наших учебных заведениях, - т. е. к чрезмерной строгости, а порою и к нравственному принижению неспособных. У отца Иоанна к возбуждению усердия учеников служили не наказания, не насмешки, а теплое задушевное отношение к делу и к ученикам.