Учебник по лексикологии - Мария Сорокина

Можно видеть, что Огден и Ричардс видят знак как неотъемлемый элемент ситуации, вызывающий реакцию по индексальному, метонимическому принципу. Сформулированный ими принцип – это принцип условного рефлекса.

При этом описание знакового процесса, в который вовлечен цыпленок, человеческим языком неизбежно представляет составляющие этого процесса как объекты – цыплята, гусеницы и т. д. Но цыпленок не способен выделить гусеницу как объект. Вряд ли цыпленок осознает, что визуальный раздражитель, который сигнализирует о невозможности удовлетворить потребность в пище, – это тоже гусеница, такая же, как и съедобная гусеница, только «невкусная».

Говоря об усвоении слов людьми (и подразумевая, по-видимому, маленьких детей), Огден и Ричардс точно так же рассматривают слово как автономный знак, а объект как автономный объект: “… it is actually through their occurrence together with things… that symbols come to play that important part in our life which has rendered them not only a legitimate object of wonder but the source of all our power over the external world.” (Ogden, Richards 1949: 47). Исследователи никак не соотносят человеческий язык со способностью выделять, конструировать объекты. Получается, что столы, стулья, атомные бомбы, нуклеиновые кислоты существуют в мире сами по себе, а мы обретаем власть над ними, употребляя слова в их присутствии.

Некорректность предлагаемой концепции видна уже на материале, рассматриваемом в самой работе “The Meaning of Meaning”. Перечисляя «каноны символического языка», которые Огден и Ричардс формулируют в своей работе, они пишут: “One Symbol stands for one and only one Referent”. Далее авторы раскрывают это положение: “When a symbol seems to stand for two or more referents we must regard it as two or more different symbols, which are to be differentiated” (Ogden, Richards 1949: 90). В качестве примера они приводят слово “top” в сочетаниях со словами “mountain” и “spinning”, предлагая считать знаки “top” в этих сочетаниях «разными символами» (Ogden Richards 1949: 91).

Абсолютно очевидно, что эта логика основана на объективистском представлении об «отражательной» деятельности человеческого сознания. В соответствии с этим воззрением верхушка горы и волчок кажутся самоочевидно разными. Но ситуация сразу запутывается, если мы зададим себе вопрос, будут ли знаки “top” в словосочетаниях “the top of a mountain”, “the top of a hill” и “the top of a table” разными словами или все же одним. А знак “table”, относящийся к обеденному столу на одной ножке и письменному столу без ножек на монолитной опоре? Если же это разные «символы» со своими закономерностями употребления, то как объяснить систематическое использование одной акустической формы? На сколько «атомов» в таком случае распадается мир, как они все «держатся вместе» в человеческом сознании?

Очевидно, что положение Огдена и Ричардса, выдвинутое ими в качестве «первого канона символического языка», не выдерживает критического применения. Референциальные возможности слов явно не определяются самоподобием объектов, образующих классы независимо от человеческого сознания. Данная теория никак не позволяет объяснить свойства словарных единиц и их системные связи.

Также характерным для объективистского подхода образом Огден и Ричардс оговариваются, что они исследуют язык только в его «интеллектуальной» функции и оставляют «эмоциональное»/«оценочное» использование языка в стороне. Это стремление исключить «эмоциональный», «субъективный» компонент значения слова из исследовательской проблематики типично для работ в русле денотативно-референциальной теории.

Посмотрим теперь, к каким методологическим затруднениям на уровне изучения словарного состава языка привело использование треугольной теории значения. Денотативно-референциальная теория столкнулась с двумя принципиальными вопросами, удовлетворительного ответа на которые в рамках данной методологии найти не удалось. Первый вопрос касается сущности «понятия» или «референции» в терминологии Огдена и Ричардса. Второй вопрос касается принципов соотнесения слов с элементами внешней действительности.

В соответствии с представлением об отражательной деятельности сознания сторонники денотативно-референциальной теории полагают, что понятие – это набор признаков, необходимых и достаточных для определения сущности предмета (см. определения ПОНЯТИЯ в Большой Советской Энциклопедии и Лингвистическом Энциклопедическом Словаре). Эта формулировка существует еще со времен Аристотеля. Источником признаков, составляющих понятие, считается внешняя объективная действительность. «Понятие» в такой трактовке сильно отличается от того, что понимали под «референцией» Огден и Ричардс. Однако именно в таком виде – слово-понятие-предмет – треугольная формула вошла в широкий лингвистический обиход (Эко 1998: 49).

При этом лексикологи быстро обнаружили, что за словами в большинстве случаев закрепляются семантические признаки никак не являющиеся «объективными» признаками класса предметов, к которому слово потенциально относится. Так, во многих работах в качестве примера слов, фиксирующих «оценочные» («культурные», «коннотативные») признаки, приводится слова типа woman или mother (Никитин 1983: 24; Лапшина 1998: 18; 23).

Слово mother и его семантический потенциал в английском языке были очень подробно рассмотрены Дж. Лакоффом в одной из глав работы “Women, Fire and Dangerous Things” (Лакофф 1988). Так, семантическая структура слова mother в английском языке в определенный культурно-исторический период имело ряд ассоциаций прескриптивного характера (“good mothers devote time to bringing up their children”), социально-нормативного характера (“a typical mother is a housewife”) и т. п. Список таких категориальных составляющих получается открытым, а основания иерархии между «необъективными» признаками, с объективистской позиции, неясными.

Столкнувшись с наличием подобных «эмоционально-экпрессивных» компонентов в составе значения слова, сторонники денотативно-референциальной теории разработали концепцию «денотативного ядра». Эта концепция предполагает, что семантическое содержание слова может быть четко разделено на две части – «предметно-логическую» и «эмоционально-культурную» (Ахманова 1969 статья «значение»; ЛЭС 1990 статья «лексическое значение»; Никитин 1997: 106; Уфимцева 2001: 95). При этом единственным «субъективным» параметром денотативного ядра признается его «обобщающий» характер (Уфимцева 2001: 92–93).

Предметно-логическая часть семантических признаков (т. е. те признаки, которые являются объективными и существенными характеристиками обозначаемого словом класса объектов) и составляет денотативное ядро значения слова. Само название этого научного конструкта – «денотативное ядро» – предполагает, что признаки, входящие в это ядро, являются центральными для значения слова, а остальные признаки являются периферийными. Часто денотативное ядро отождествляют с понятием, под которым, как уже говорилось, имеют в виду набор необходимых и достаточных признаков некоторого класса предметов. Так, для слова mother «предметно-логическими» будут признаки female и parent (Никитин 1983: 24). Все остальные составляющие данного слова представляются сторонникам денотативно-референциальной теории «дополнительными», «преходящими».

Посмотрим, однако, внимательнее на определение слова mother, которое можно найти в словаре Webster’s New World Dictionary: a woman who has borne a child; esp., a woman as she is related to her child or children. Безусловно, признаки female и having borne a child присутствуют в этой дефиниции. Однако стоит задать вопрос о том, по какому поводу сознание конструирует отдельный объект, обладающий признаками female и having borne a child. Ведь в английском языке нет, например, отдельного слова, фиксирующего признаки female и having got a university/college degree в качестве категорий, определяющих его семантическую структуру. Не существует в английском языке и отдельного слова с определяющими семантическими признаками female и having had her first menstruation.

Очевидно, что признаки female и having borne a child как атомарные составляющие не являются определяющими для человеческого сознания при конструировании объекта mother. В словарной дефиниции нам указывается еще один признак – specific relation to her child or children, зависимый от признака woman. Relation в данном случае не подразумевает having borne <a child>, поскольку этот компонент значения подчеркивается отдельно.

Relation указывает на весьма сложное функциональное отношение женщины к детям. Это становится явным при рассмотрении типичных употреблений слова mother. Так, выражение “She is a good mother” никогда не употребляется для того, чтобы обозначить удачный исход родов. Опять же, как указывает Джордж Лакофф, словосочетание a working mother не будет применимо к матери-одиночке, которая отдала ребенка на усыновление, а сама пошла работать (Лакофф 1988: 38).

В словаре функциональное содержание отношения матери к ребенку остается в импликации. Оно является очень сложным и существует как часть модели социально-психологических связей в человеческом обществе. Однако очевидно, что этот тип связей и его значимость принципиально зависят от системы человеческих отношений, моделируемых языком.