Учебник по лексикологии - Мария Сорокина

Известно, что в некоторых ситуациях словом mother будет обозначаться женщина, не рожавшая данного человека. Причем обозначение stepmother или adoptive mother совсем не всегда будет адекватным, особенно, если ребенок был усыновлен в младенчестве. Вряд ли можно полагать, что подросток, усыновленный в младенчестве, обращаясь к приемной матери, будет употреблять слово mother как сокращение для stepmother или adoptive mother, если только речь не идет о юридических вопросах усыновления.

Сама возможность таких вариаций при употреблении слова mother указывает на то, что его семантическая структура является не «отражением объективной действительности», а частью модели определенной человеческой потребности. При таком положении дел признание «субъективности» как принципа «обобщения» в денотативной теории мало что объясняет. «Обобщенность» признаков female и having borne a child не позволяет нам объяснить, почему слово mother не распространяется на женщин, которые потеряли единственного ребенка в младенчестве. При этом женщина, которая вообще не способна родить, но воспитывают приемного ребенка, будет обозначаться словом mother.

Для уяснения этого положения следует вернуться к слову table. И здесь, точно так же как и в слове mother, мы не найдем признаков, характеризующих этот предмет «как таковой». Очевидно, что eating or writing on – это функциональные характеристики, не являющиеся характеристикой стола «самого по себе». Они характеризуют стол относительно его роли в моделях удовлетворения человеческих потребностей и носят оценочный характер. Если письменный стол приходит в такое состояние, что за ним больше неудобно писать (ножки расшатаются или дерево, из которого сделана поверхность, треснет посередине), то этот объект будет обозначен как a bad/uncomfortable table и, по всей вероятности, зайдет речь о его замене.

Физические параметры (flat surface и legs), от которых зависит функциональность стола, также совершенно «человекоразмерны». Характеристика flat – параметр относительный. То, что будет считаться плоским для одного рода деятельности, не будет таковым для другого рода деятельности. The flat top of the Table Mountain и the flat surface of a writing table имеют весьма сомнительные объективные сходства. На плоской поверхности Столовой Горы вряд ли удобно писать курсовую работу, а вот на плоской поверхности письменного стола ее писать удобно. Но в обоих случаях свойство flat подразумевает возможность для какого-то объекта (прежде всего человека) сохранять равномерность движения в пространстве за счет стабильного равновесия. Движения пишущего человека отличаются от движений идущего человека. Очевидно, что категориальная составляющая flat абсолютно зависима от природы человеческих потребностей и имеет только опосредованное отношение к внешней действительности.

Legs как элемент семантической структуры слова table указывает нам на опору, которая делает данный объект устойчивым, но при этом с легкостью передвигаемым. Наличие ножек у обеденных и письменных столов позволяет человеку комфортно располагаться, помещая в свободном пространстве свои ноги. При этом table как предмет мебели человеком передвигается в соответствии с организацией жилого пространства. Именно поэтому «ножки» стола выделяются как отдельный признак. Столы, как правило, также являются симметричными, что связано с параметрами устойчивости их конструкции, но человеком данное свойство воспринимается как побочное, “фоновое”. Соответственно, этот признак словарями не выделяется. Таким образом, «существенность» приводимых словарем категориальных признаков определяется их отношением к человеческим потребностям.

Если же еще вспомнить о том, что стол – человеческое изобретение и до того, как человек его создал, столов во внешней действительности не существовало, то поиск источника денотативного ядра окончательно упрется в специфику человеческой природы. Это особенно важно в связи с тем, что стол не возник в человеческом сообществе до возникновения языка.

Можно видеть, что у денотативной теории нет аргументированного ответа на вопрос о природе и иерархии признаков, составляющих семантические комплексы, которые фиксируются словами. Даже те слова, которые обозначают объекты, воспринимаемые человеком как часть внешней действительности, по сути, фиксируют конструкты человеческого сознания. При анализе словарных дефиниций классических в языкознании и логике примеров мы показали невозможность выделить понятие как набор признаков, которые характеризуют объекты внешней действительности, существующие независимо от человеческого сознания.

В денотативно-референциальной теории часто признается, что человеческое мышление, в первую очередь «дискурсивно-логическое», возможно только за счет существования языковой системы (ЛЭС 1990, статья «Язык и мышление»). Однако понятийные элементы представляются как отражение действительности, не зависимое от языковой системы. Предметно-логические составляющие семантической структуры слова мыслятся как относительно автономные слагаемые.

При этом четко артикулированной позиции относительно того, как эти признаки существуют, в лингвистических работах данной традиции не содержится. Получается, что понятие – образование комплексное – закрепляется за одним словесным знаком. Но каким образом тогда сознание хранит признаки, составляющие тот или иной категориальный комплекс? Что представляет собой, скажем, признак flat в составе знака table и чем он отличается от значения, закрепленного за словом flat? Если же предположить существование независимого от языковой системы признака flatness в сознании человека, то каким образом возник в сознании этот признак, имеющий столь различные «физические» параметры в различных ситуативных моделях?

Итак, главное неудобство денотативно-референциальной теории состоит в том, что она практически разрывает двустороннюю природу языкового знака, утверждая, что в человеческом языке за словесным уровнем существует автономный понятийный уровень, который оказывается чисто идеальной субстанцией, априорно определяемой как некий эквивалент всему, что существует во внешнем мире в качестве объективных, не зависимых от человеческого сознания сущностей. Далее в рамках данного подхода вопрос о природе значимости вообще не ставится, поскольку он определяется как «экстралингвистический фактор».

В связи с этим возникает целый ряд вопросов, на которые данная теория не может дать четких ответов.

Во-первых, каким образом человек оказался способным постоянно изменять условия своего существования и свои потребности? Если считать, что в основе значения слов лежат денотативные ядра, понимаемые как свойства, объективно присущие предмету внешней действительности, тогда единственным объяснением появления в окружении человека определенных предметов может служить его способность их правильно «отразить» и назвать. Иными словами, мы можем представить себе человеческую историю как путешествие человека по объективной действительности, в которой он, найдя стол как «объективный» предмет, правильно называет его и получает возможность им пользоваться. Далее, человек находит дорогу, на ней троллейбус, который привозит его к дому, в котором есть электричество и т. д. По пути он всего лишь правильно отражает то, что он видит, и дает всему подходящие номинации. Очевидно, что реальный исторический процесс, а также процесс познания проходили по другим сценариям, важнейшим компонентом которых была творческая деятельность человека, связанная с постоянной выработкой все новых знаковых моделей, направленных на оптимизацию способов удовлетворения его потребностей в соответствии с его прошлым опытом.

Во-вторых, актуальным остается вопрос о способе существования мышления и понятий как особых субстанций. Если они находятся вне человеческого языка, то какова их материальная форма существования? Практически, денотативно-референциальная теория предлагает взгляд на мышление как на область деятельности чистого духа. Значительно менее мистическим представляется взгляд на мышление как на словесную деятельность, при которой, благодаря определенным свойствам памяти человека материальная сторона значимых единиц – хранимые в сознании акустико-артикуляторные комплексы – могут быть значительно редуцированы. В результате, человеку не нужно в процессе мышления, т. е. внутренней речи, полностью воспроизводить артикуляторные движения, необходимые для произнесения слов.

Наконец, не ясно, каким образом отнесенность к внешней действительности может существовать у отдельного слова. Как это ни парадоксально, но теория денотативного ядра значительно больше подходит к описанию образных знаков, которыми пользуются животные. Так, у рыка собаки безусловно будет прямой денотат во внешней действительности – непосредственная ситуация, вызвавшая рык, вне которой рык будет в принципе не возможен. Но мы уже убедились в том, что прямая отнесенность данного знака к внешней действительности возможна только потому, что данный знак обладает образной, а не аналитической природой. Слова человека «Please be sure to put more plates on the table tomorrow» обладают значимостью не как образ ситуации внешней действительности – сфера будущего в данной фразе это модель человеческого планирования своего существования во времени, результат волевой целеустремленности, но никак не свойство внеязыковой действительности.