Опыт путешествий - Адриан Гилл

Я ясно помню тот день, когда моя старшая дочь пришла из детского сада и тихо села на край кроватки, склонив подбородок к груди и сжимая в руках варежки. Что-то случилось. Выудить из четырехлетнего ребенка это так же трудно, как сортировать сырую шерсть. Наконец, губы задрожали, она зарыдала и, всхлипывая, сообщила, что ее обижают. Нарисованная ею картинка рыбки порвалась, а две девочки, которых она считала своими подружками, смеялись над ней и перешептывались, не посвящая ее в свои тайны.

Я почувствовал, как внутри все похолодело, и приготовился к бою. Я никогда не верил, когда обвиняемые на суде говорили, что им на глаза упала красная пелена, и они не понимали, что творят, пока не оказывались посреди лужи крови и горы костей. Теперь мне это понятно и очевидно, как после приема новокаина. Меня трясло от гнева библейской силы. Я был зол, раздражен, выведен из себя, разгневан. Большую часть своей сознательной жизни я фиксировал несчастные случаи. Но это чувство было мне незнакомо. Я бы убил этих девочек. Без сомнений, без сожаления, не боясь последствий. Но вначале придушил бы и содрал кожу с их домашних животных. Нарезал бы их дедушек и бабушек на отбивные. Надругался бы над их любимыми персонажами комиксов. И если все, что я говорю, вызывает у вас усмешку (и кажется преувеличенным), то хочу подчеркнуть — я действительно это чувствовал.

Пугающим было не столько желание расправиться с малолетними детьми, сколько то, что это желание взялось ниоткуда. Это было желание моего внутреннего Крестного отца. Желание защитить своих детей древнее, чем сам человек.

Инстинкт охотника, предохранявший мою ДНК от того, чтобы она попала на завтрак к саблезубому тигру, остался неизменным. И чтобы вызвать его к жизни, достаточно неудачного дня в жизни моей четырехлетней дочери.

Той ночью я не мог заснуть, пытаясь прийти в себя. Меня поразило, сколь быстрым и всеохватывающим было это чувство. Как за мгновение испарились результаты десяти тысяч лет культурного и социального развития человечества. Еще я думал о том, как же справлюсь с предстоящими тридцатью годами взросления моего ребенка. Что буду чувствовать, если случится что-то действительно серьезное, если мою малышку по-настоящему обидят? Что я буду делать, когда какой-нибудь подонок разобьет сердце моей дочери?

Этот психический террор подстерегает каждого родителя. У вас нет возможности подвести итог, обратиться в суд, отказаться от дальнейших потерь и выйти из игры, как на бирже. Если случается что-то ужасное, вы взорветесь подобно атомной бомбе. Ради своего ребенка вы можете уничтожить весь мир. Конечно, это выглядит страшно и жутко. Но следующее, что случается в вашей жизни, это телефонный звонок. В трубке раздается голос незнакомого вам мужчины, который, еле сдерживая себя, сообщает, что его девочка подралась сегодня с вашей дочерью, которая назвала его дочку рыжей и не позволила ей играть с кукольным домиком. И теперь ему приходится успокаивать маленькое, потерявшее всякую надежду существо, мир которого рухнул. И, наполовину умоляя, наполовину угрожая, он спрашивает, что вы намерены делать по этому поводу?

И вы думаете: «Господи, соберись. Посмотри в будущее». И ты отвечаешь беззаботно: «Мне жаль. Но они же дети. Завтра моя дочь будет вести себя по-другому. Даю вам слово». Вы кладете трубку и давитесь от смеха. В вас нет сочувствия, нет братского понимания: «Я знаю, через что тебе пришлось пройти, приятель. Я сам не мог заснуть из-за слез в ее глазах».

Ты просто думаешь: «Да она и на самом деле рыжая! А чего ты хотел?» И от этих мыслей становится стыдно.

Сейчас моей дочери 17. Когда она идет куда-нибудь, я даю ей деньги. Требую, чтобы она не выключала телефон и была осторожна. Я говорю это каждый раз, а у нее на лице появляется улыбка, которая успокаивает меня и которой дочь всегда улыбается мне с тех пор, как она это заметила. То, что я хочу сказать, на самом деле означает: «Будь осторожна, потому что ты берешь с собой самую изящную и опасную вещь из тех, что у меня есть. Смотри по сторонам. Не садись в машины, за рулем которых сидят мальчики. Не пей по темным углам или на улице. Не бери ничего и не верь незнакомцам». Потому что ты пока не знаешь о той доисторической бомбе, которая заложена во мне. Никто никогда не говорил, что такое быть родителем — испуганным, злым, постоянно преследуемым страданием, избавиться от которого невозможно.

У Ганди было четыре сына. Старшего звали Харилал. Харилал был мачо. Мрачным, трудным, разочарованным. Со своими проблемами. Он слишком много пил. Дрался с отцом. И, чтобы особенно вызывающе показать папаше средний палец, обратился в ислам. Харилал даже пропустил похороны отца.

Ганди был убит, и по индуистской традиции его публично сожгли на костре из сандалового дерева, кедра и топленого масла. Обязанность старшего сына — зажечь погребальный костер, а затем развеять прах над водами Ганга. Похороны Махатмы Ганди, можете себе представить. Миллиард людей оплакивает его, а наш мальчик Харилал так и не появился. Он был слишком пьян.

В наше время пропустить похороны отца — серьезный проступок. Ты не можешь оправдаться, сказав, к примеру, что у тебя не сработал будильник. Похоронить отца — очень важно. Чрезвычайно. Это одно из самых главных событий, через которые должен пройти мужчина. Это шаг от поколения к поколению. День, когда ты, не стесняясь, плачешь. В этот день ты сам по себе. Никто не станет утешать тебя, когда ты будешь трястись от рыданий, никто не протянет тебе десятифунтовую бумажку. В день похорон твоего отца не может быть дела, более важного, чем похороны. А теперь представьте: ваш папочка самый знаменитый человек на земле. За ним идут миллионы. Отец не только твой, но и всей нации, всего Индостана. Об этом даже трудно задуматься. Но Харилал должен был задуматься. И должен был думать об этом до конца жизни. Ни один старик не сказал ему, что все в порядке, что похороны можно и повторить — например, во время летнего отпуска.

После публикации моей первой колонки я получил от читателей несколько писем по электронной почте. Большинство из них пришли от сыновей, которые рассказывали о трудностях в общении с отцами. Отцы-фашисты, отцы-надсмотрщики, забывчивые, оскорбляющие. Отцы, которые тебя никогда не похвалят и никогда не будут тобой гордиться. Но авторы пары писем рассказали о том, какие замечательные у них отцы. Один молодой парень в очень длинном и эмоциональном послании написал, что отец для него — как каменная стена, за которой можно было укрыться. Когда его исключили из школы — отец стоял за него. И когда посадили за торговлю наркотиками, отец стоял за него. Чтобы ни случилось — поножовщина, наркозависимость, вранье, воровство, ругань, — отец всегда был рядом. А когда сын получил срок, его отец заботился о своих незаконнорожденных внуках. Старый чудак ни на минуту не предал свою тихую и сильную любовь.

Сын этого человека писал, что у него по-прежнему проблемы с наркотиками и алкоголем, что он не может найти работу и вынужден спать на диване у своего старика. Отец остается его лучшим другом, и у сына нет слов, чтобы отблагодарить его за все. Когда читаешь это, наверное, должна прийти на ум мысль — какой славный парень. Какой хороший человек. Если бы только мой отец мог быть способен на такое, Надеюсь, я смогу сделать то же и для своего сына, Но после того как подобные истории начинают появляться по средам в каждой колонке и в каждой газете, мнение меняется. Самые большие проблемы в государстве — бесполезность, жестокость, насилие, порочность, пьянство, трусость, бесхарактерность молодежи — это вина родителей. Читая такое, думаешь, что отцы сами виноваты. Никакой дисциплины, никаких ограничений, никакой твердости.

Как вы думаете, кто-нибудь говорил такое Ганди? Представьте, как его соратники по Конгрессу[21] сидят в горячей пыли (в ожидании того, что на их миролюбивые головы сейчас обрушатся сыновья беспокоящихся британских отцов из Ньюкасла) и спрашивают. «Ну что, Мохандас, как там твой мальчик? Все еще пьет? Все еще хамит маме? Все еще считает, что ему должен весь мир?»

Что этому мальчику нужно на самом деле, так это хороший удар в ухо. Вы наверняка не согласитесь, но, поверьте мне, он бы выучился хорошим манерам, если бы кто-то вовремя взялся за ремень.

Совершенно очевидно, что хорошие родители и хорошие дети не обязательно составляют счастливые семьи. Нам нравится представлять себе наши семьи как продукт природы — крепкие гены и родословная. «О, у него нос дедушки. И улыбка тетушки! И в нем есть настоящая твердость — это от родственников по валлийской линии». А в других семьях, считаем мы, все построено на воспитании и на понятном, а чаще непонятном поведении. «Посмотри на них. Чего еще ждать от таких родителей, как они?»

Перед тем как у меня родился первый ребенок, я приготовил список дел, которые хотел бы делать с ним вместе, — длинный, как список покупок невесты знаменитого футболиста. Музыка, которую надо послушать, книги, которые надо прочитать, города и места, которые хорошо бы посетить. Множество развлечений. Ну и упражнения по воспитанию характера. Все это должно было наполнить пустую пока бочку. Я был наивным, тупым, безнадежным идиотом. Я считал, что жизнь — цепь выборов из двух вариантов. Натурал или гей. Лейбористы или тори. Регби или футбол. Beatles или Rolling Stones.