Лето мафии - Э. Винсент
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Привет, малыш, — сказал Анджело, застегивая пиджак. — Как дела?
Пожав плечами, я сказал:
— План наведаться в Ла-Гуардиа сдох, зато появились наметки, как тормознуть машину с нелегальным виски.
— Расскажи поподробнее.
— Дело еще в стадии разработки.
Повернувшись к моему отцу, Анджело улыбнулся:
— Этот малый умеет держать язык за зубами. Очень хорошо. Когда за тобой заехать?
— Половина девятого меня устроит, — сказал отец.
— Тогда до встречи… — Открыв дверь, Анджело обернулся и подмигнул мне. — Осторожнее, молчун. Наслаждайся Тони Беннетом.
Помахав рукой, он ушел.
Отец спросил:
— Больше в мое отсутствие ничего не было?
— Ну, я познакомился с соседским мальчишкой.
— С сыном Батчеров… Сидни.
Я опешил.
— Откуда ты его знаешь?
Отец тряхнул головой.
— А я его не знаю. Просто когда я узнал, что в соседней квартире появились новые жильцы, я навел о них справки. Его отец портной. Человек честный. Порядочный. У сына слабое здоровье, так?
— Да. Но Сидни отличный парень. Умный. Он мне понравился.
— Постарайся не оказать на него дурное влияние.
— Договорились.
— Bene. Grazie…[4]
Отец допил кофе, мы поднялись из-за стола, заключили друг друга в abbraccio,[5] и я отправился переодеваться.
Глава 5
В половине девятого мы пробрались сквозь плотную толпу, которая, как обычно, выстроилась перед «Копакабаной». Вход был отгорожен десятком бронзовых столбиков, соединенных цепочками, одетыми в красный бархат. Однако вышибала у входа, заметив нас, тотчас же замахал рукой, приглашая нас пройти в начало очереди, и впустил нас в клуб. Как только мы оказались внутри, отец Луи, покинув свое место метрдотеля, поспешил к нам навстречу.
Мне всегда казалось, что внешне Луис Антонио напоминает Адольфа Менжу,[6] но только на итальянский лад. Луис Антонио был метрдотелем «Копы», но при этом у него были тесные связи с мафией, и хотя формально он не входил в группу моего отца, они были очень близки.
— Добрый вечер, джентльмены, — встретил он нас изящным поклоном.
— Привет, па! — сказал Луи, возвышающийся над отцом на целую голову.
— Никаких «па», — строго заметил Луис Антонио. — Не роняй мое достоинство!
— Извини, — виновато произнес Луи.
Улыбнувшись, Луис Антонио обвел нас взглядом.
— Привет, мальчики.
Улыбнувшись в ответ, я произнес с деланой строгостью:
— Молодые люди… я требую точности.
Рассмеявшись, Луис сказал:
— Очко засчитано.
Он проводил нас к заказанному столику.
Клуб был набит битком, но поскольку день был рабочий, толпа состояла в основном из туристов, бизнесменов и участников всевозможных съездов и конференций. Нам с Луи уже не раз приходилось бывать в «Копакабане» с нашими отцами, но Мальчонка и Порошок попали сюда впервые, и, пока мы шли к столику у эстрады, они восторженно озирались по сторонам.
Мы уселись, и Луис щелкнул пальцами. Тотчас же подскочил официант, и Луис сказал:
— Обслужишь их в лучшем виде, а счет принесешь мне. Эти… — бросив взгляд на меня, он улыбнулся, — …молодые люди — мои друзья.
Чувствуя себя взрослыми, мы решили отказаться от обычного пива: я заказал виски с содовой, Мальчонка — двойное виски, а Луи вежливо попросил принести бурбон с простой водой — этот рецепт он услышал в одном из фильмов с участием Богарта. Порошок заказал коньяк, потому что это было благородно. Через несколько минут официант принес наш заказ, мы чокнулись и стали пить. Мальчонка, Луи и я не спеша потягивали коктейли, одобрительно кивая, но Порошок, который не пил медленно ничего и никогда, опрокинул коньяк залпом и, поперхнувшись, закашлялся.
Через минуту свет погас, послышалась барабанная дробь, и оркестр исполнил первые такты «Из-за тебя», с первой пластинки Тони Беннета, разошедшейся миллионным тиражом. Публика взорвалась громом аплодисментов, свиста и восторженных криков, и из громкоговорителей послышался торжественный голос ведущего: «Дамы и господа, встречайте Тони Беннета!» Я не предполагал, что такое возможно, но овации стали еще громче, и, наконец, на сцену вышел Тони, взял микрофон и поклонился. Когда публика наконец начала успокаиваться, оркестр снова сыграл вступление к «Из-за тебя» и Тони запел. В течение следующих полутора часов все до одного присутствующие в клубе слушали его как завороженные.
После окончания концерта я встал и направился за сцену. Мой отец договорился о том, что Тони встретится со мной. Он понимал, что в гримерной будет настоящее столпотворение, поэтому я должен был прийти один и взять автографы для остальных ребят. Как и предсказывал отец, гримерная оказалась забита друзьями и знаменитостями, но Тони встретил меня очень любезно и даже поболтал пару минут, подписывая фотографии для ребят и для меня.
Я вышел от него с округленными от восторга глазами, сжимая фотографии, и, заворачивая за угол служебного коридора, столкнулся с шедшей навстречу девушкой. От удара мы оба растянулись на полу, словно марионетки, которым обрезали нити. После неуклюжих взаимных извинений мы улыбнулись, освободились друг от друга и поднялись на ноги. Освещение в коридоре было тусклым, но и его оказалось достаточно, чтобы разглядеть: девушка была сногсшибательно красивой. Пухлые губки, похожие на алые леденцы, ниспадающие до плеч янтарно-золотистые волосы и глаза, голубые как лед, которые оказались чуть ли не на одном уровне с моими глазами. Девушка была высокая, видная, а я был страсть как падок на видных девчонок с тех самых пор, как впервые увидел «Дом бурлеска» Билли Мински.[7] Однако эта девушка была на световые годы впереди всего того, что мне доводилось видеть на сцене Билли. Я сразу же обратил внимание на ее наряд: ныряющий вниз воротник, черные чулки в сетку, высокие шпильки каблуков. Судя по всему, гардеробщица, возраст лет двадцать пять. Внезапно до меня дошло, что девушка пристально смотрит на меня. Мне показалось, она меня оценивает — быть может, даже пытается прикинуть мой возраст — и мне тотчас же стало стыдно за свои восемнадцать лет. Оставалось только надеяться, девушка просто гадает, что я делаю за сценой. Наконец она одарила меня невероятно знойной улыбкой, намекавшей на то, что я произвел благоприятное впечатление, и первая нарушила молчание:
— Очень приятно было налететь на вас.
Я с трудом выдавил:
— И мне… тоже.
Девушка пошла дальше; судя по всему, ей предстояло заступить на смену с девяти вечера до четырех ночи. Не знаю, сколько времени ей потребовалось на то, чтобы так отточить походку, но результат был восхитительным.
Когда девушка скрылась за дверью в глубине коридора, я обратил внимание на блестящий предмет на полу и, нагнувшись, поднял его. Это была зажигалка «Ронсон» с инициалами «Т. Д.»; по-видимому, девушка выронила ее при столкновении. Мне потребовалось десять минут на то, чтобы выяснить, что за инициалами «Т. Д.» скрывается Терри Дворжак, и еще десять, чтобы узнать у Луиса Антонио адрес: Семьдесят шестая улица, за Лексингтон-авеню. Верхний Ист-Сайд… впечатляюще… и на противоположном конце галактики от «Адской кухни».
Когда мы покинули «Копу», было всего половина двенадцатого, и поскольку мы были одеты для выхода, все вчетвером направились в клуб «Боп-Сити», чтобы взглянуть на биг-бэнд Билли Экстайна, после чего заглянули в «Бердлэнд» послушать, как Диззи Гиллеспи выдувает сумасшедшие мелодии из своей загнутой к небу трубы, и лишь затем вернулись домой.
Когда я в пятнадцать минут третьего наконец попал домой, наша квартира напоминала духовку, разогретую для жарки пиццы. Раздевшись до трусов, я выбрался на площадку пожарной лестницы и устроился на матрасе. Сидни сидел на соседней площадке и снова читал при свете фонарика. Огромный том лежал у него на коленях, а сам он был одет так же, как и когда я впервые его увидел: в пижаму и ермолку.
— Привет, Винни, — сказал Сидни, как только я уютно уселся спиной к стене.
Нагнувшись к железным прутьям, я сказал:
— Ты до сих пор не спишь? Времени уже третий час.
— Знаю. Я ждал тебя… сегодня утром ты сказал, что, может быть, посмотришь мои книги.
— Да, но…
— Папа купил мне сегодня новую книгу, — возбужденно произнес Сидни. — Она просто замечательная!
— Сидни, ты или ослепнешь, читая в темноте, или разоришься на батарейках для фонарика.
Пропустив мое замечание мимо ушей, Сидни продолжал:
— Эта книга про Возрождение.
— Вот как?
Наклонившись ко мне, он заговорщическим тоном произнес:
— В ней полно рисунков голых женщин.
— Не шутишь? — сказал я, слегка заинтригованный. — Дай посмотреть.
Включив фонарик, Сидни протянул мне том. Возможно, для него эта книга была новой, но на самом деле она уже много повидала на своем веку. Размером дюймов пятнадцать на двенадцать и толщиной два, она сохранила обтрепанные остатки кожаного переплета, на котором еще виднелись следы золотого тиснения. Несомненно, когда-то эта книга стоила дорого.