Подводная агентура - Сергей Зверев

– Я приветствую вас, Энди, – произнес он по-английски, бросая полотенце на свободный деревянный лежак и усаживаясь на него. – Как наши дела?

– Вы, Джон, поражаете меня! – с усмешкой ответил человек в шезлонге. – Сначала от вас в течение двух недель нет никаких известий, потом вы появляетесь, отказываетесь от официального доклада и требуете конфиденциальной встречи. Это я у вас должен спросить, а как же обстоят наши дела.

– Ну что же, – кивнул смуглый человек. – Практически вы ответили мне на многие не заданные мною вопросы. Напряжение в «конторе», как я понимаю, выросло до непостижимых показателей? Только непонятно, почему я являюсь объектом вашего раздражения, мистер Хабер? Не я создал ситуацию, при которой конфиденциальная информация стала известна посторонним людям, не я упустил объект из-под наблюдения. Я только получил задание, выполнение которого осложнялось огромным количеством неизвестных. И я его, между прочим, выполнил.

– Вот с этого и надо было начинать, – ворчливо ответил Хабер. – Так что же произошло из ряда вон выходящего, Лонго?

– Прежде чем отправлять доклады в «контору», я хотел бы поговорить с вами, Энди. Все-таки вы мой куратор в Северной Африке и вам было вменено в обязанность обеспечить выполнение мною этой миссии. Объект задержан и находится, как мне сообщили, под надежной охраной на границе Путленда и Сомалиленда. Но есть некоторые обстоятельства, которые я хотел бы обговорить с вами, прежде чем предъявлять их нашему начальству с крахмальными воротничками.

– Что произошло? – насторожился Хабер. – Вы наследили при выполнении операции?

– Я в ней не участвовал. Лично не участвовал. Мне бы это не удалось при всем моем горячем желании, потому что искать объект пришлось в регионе протяженностью в тысячи километров и на территории десятка государств. Сработал капкан в Индии, воспользоваться пришлось надежным вариантом с сомалийскими пиратами. Там все скрывается на дне морском без следа. Но пираты слишком любят деньги и работают очень небрежно.

– Иными словами, Джон, вы не знаете, где материалы? А допрос объекта?

– Этим я займусь, как только закончу беседу с вами. Скажу только, что поднимется шум в связи с гибелью европейцев и исчезновением морской яхты. Наемники, естественно, ничего не знали о материалах. Боюсь, что интересующие нас материалы находятся на дне морском.

– Нас устроил бы и такой вариант, если бы имелась гарантия. Вы можете предоставить гарантии, Джон?

Полковник ЦРУ Энди Хабер был опытным работником и хорошо знал нравы и порядки, царившие в «конторе». Там очень любили победы, за которые не судят, и терпеть не могли провалов. Тогда «контора» открещивалась и от своих агентов, и от своего участия в операциях. Всякое было, многое помнил полковник Хабер. Сейчас он правильно оценил ситуацию. Если нет материалов, за которыми охотился полевой агент Джон Лонго, то должны быть доказательства, что эти материалы уничтожены. Потому что это копии, и сами по себе они не имеют двусторонней ценности. А раз уничтожены, то операция выполнена успешно.

– Я позвоню оттуда, как только разберусь на месте, – пообещал Лонго. – Мне нужны будут деньги, ибо эти ребята сразу начнут меня шантажировать и пугать. Придется кое-кого умаслить, чтобы держать в узде главаря хоть какое-то время, пока они там все не снюхались и не сожрали меня самого. Не любят нас в этих странах, полковник, ох как не любят. И если бы не зеленые бумажки с ликами наших бывших президентов, то…

– Вы справитесь, Джон, я вас знаю не первый год, – усмехнулся Хабер. – Только помните, что у вас есть еще одна задача. Вы должны выяснить, что за «крот» завелся в нашей резидентуре. Откуда произошла утечка информации. Попытайтесь на месте по характеру материалов понять это.Лонго кивнул и встал с лежака.

– Я в отель, а через два часа за мной к причалу подойдет катер. Так как с деньгами, Энди?

– Сколько нужно?

– Десять тысяч. Можно сотенными купюрами для компактности. И неплохо какой-нибудь кевларовый бронежилет, чтобы можно было надеть под рубашку. Свой мне пришлось оставить в Индии в отеле.

После того как ушел посыльный матрос из штаба бригады, Истомин-старший подошел и посмотрел сыну в глаза.

– Ты чего, папа? – Андрей постарался сделать лицо беззаботным. – Я же служу, неизбежно вызывают для…

– Я не вчера родился, Андрей, – остановил сына отец. – Тебе дали сутки на то, чтобы уладить личные дела, а такие приказы обычно отдаются перед… походами. Значит, командировка?

– Папа, ну я не знаю, – рассмеялся Истомин-младший. – Наверное. Ты вспомни, как мы блеснули на последних учениях перед представителями штаба флота. Наверняка потащат на какие-нибудь генштабовские учения. Так уже бывало.

Отец какое-то время смотрел на сына суровым взглядом, потом смягчился. Он потрепал Андрея по крутой шее и пошел на кухню заваривать чай.

– Ты никак не поймешь, что я не о тебе беспокоюсь, Андрей, – громко сказал он оттуда. – Ты взрослый мальчик, ты офицер, у тебя большой опыт, хорошая подготовка. Ты сможешь многое преодолеть и выполнить задачу.

– А что же тебя беспокоит, папа? – не понял Истомин-младший и вышел на кухню, подперев плечом дверной косяк.

– Ты до сих пор не женат, Андрей, и ничего не говоришь о своих планах на этот счет. Если тебя на любовном фронте преследуют сплошные неудачи, это может тебя беспокоить, мешать твоей службе…

– Стоп, стоп, стоп! – запротестовал Андрей, подошел к отцу, взял его за плечи и ткнулся лбом ему в затылок. – Папа, ты все еще считаешь меня ребенком. Тогда слушай доклад! Девушки у меня на настоящий момент нет, и вздыхать мне не о ком. Так что никакой помехи для службы не имеется. А если тебя волнует, что по дому не ползают в большом количестве внуки и внучки, то… Я просто не встретил еще той, от которой мне хотелось бы детей.

– Что, совсем? – повернулся к сыну отец. – А Лариса? Она создает впечатление самостоятельной и умной девушки.

– То-то и оно, – развел руками Андрей. – Слишком умная, настолько умная, что спланировала нашу совместную жизнь на много лет вперед и за меня, и за себя. Причем не получив даже предложения руки и сердца.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Она замучила бы и меня, и тебя своим мнением, что я достаточно послужил и теперь должен бросить флот. И примеры были бы приведены по поводу того, что многие ее знакомые занялись бизнесом и у них отлично пошло дело. Понимаешь, в ее кругу военная служба не в почете. У них престижны занятие бизнесом и жизнь в свое удовольствие. А я так жить не хочу, не умею и не желаю!

– Ну-ну, не шуми. Может, ты ее не так понял?

– А как еще понять женщину, которую в первую очередь волнует чувство собственного достоинства и мнение окружающих ее людей. Заметь, не мнение мужа, а мнение окружающих. Чуждый мне этот круг людей, папа, очень чуждый. Я офицер Российского флота, сын офицера и внук и… так далее.

Истомин-старший повернулся и посмотрел на сына. Ему понравилось, как он произнес эти слова. Раньше он такого за Андреем не замечал и такого от него не слышал. Исчезла эта так раздражавшая отца бравада и легкомысленность. Исчезла бесшабашность, легковесность суждений и поступков. И лицо Андрея после той прошлогодней командировки стало иным. Повзрослевшим? Возможно. Во всяком случае, в парне стало больше силы, ответственности. Не за себя, не за свои поступки, а за большее. За то, чему служит российский офицер.

– Да, – тихо сказал Владимир Иванович, – ты вырос, сынок, повзрослел.

– Может быть, – так же тихо ответил Андрей, задумчиво глядя в окно на вечернюю улицу. – Может быть. Кстати, ты завтра со мной в школу пойдешь?

«Последний звонок» Андрей помнил хорошо. Он старательно скрывал грусть о том, что школа окончена, и тогда, и в последующие годы. Скрывал даже от Сашки Ветрова – своего лучшего и верного дружка, от которого у Андрея никогда не было тайн.

Почему он скрывал это от Сашки? Да потому что у них принято было с самого сопливого детства играть в «крутых» парней, которые от боли не плачут, от опасности не бегут, от смазливых девчонок не раскисают. Это была слабость, в которой Андрею не хотелось признаваться даже Сашке. А может, именно Сашке и не хотелось, потому что друг был первым судьей и свидетелем его достоинств и недостатков.

И вот теперь Сашки нет, а суд остался. Суд друга, который будет смотреть со своего постамента в сторону моря, но видеть все, что творится у Андрея на душе. Не то чтобы живой друг разговаривал с мертвым, нет. Скорее он невольно сверялся с теми критериями, которые их дружба задала много, очень много лет назад.

Идея поставить в школьном дворе бюст Александра Ветрова, героя-моряка, погибшего вдали от Родины при выполнении важного правительственного задания, принадлежала одному из выпускников. Он был скульптором, знал Сашку и Андрея, был свидетелем их дружбы. Поддержала его и администрация школы, в целях патриотического воспитания.