Сорванная маска - Саманта Шеннон

цепи, где все звенья взаимосвязаны. Уцепишься за одно, и оно приведет тебя, куда нужно. – Я кивнула подошедшему рефаиту на идиллическую картину за окном. – Ну, что ты видишь?

– Людей.

– Смотри внимательнее. Ищи несоответствие. – Мой палец ткнул в мальчика в кепке. – Чем он, по-твоему, занят?

– Наверное, ждет родителей. – Мальчишка смешался с прохожими, и Арктур недобро сощурился. – Хотя погоди… Он вор.

– В точку. А мишень – брюнетка в облегающей юбке. Вон она, третья в очереди за кофе. Ловит ворон и совсем не следит за сумкой.

Сумочка из тускло-розового шелка манила, словно торт на витрине кондитерской. Пока владелица увлеченно беседовала со спутником, воришка придвинулся к ней вплотную, мастерски срезал ридикюль и растворился в толпе, оставив жертву в блаженном неведении.

– Виртуоз, – похвалила я, по достоинству оценив профессионализм юного карманника. – Сейчас он понесет добычу куму, назначенному главарем шайки. Если сесть мальчишке на хвост, он выведет нас на старшего, а тот, за барашка в бумажке, проведет по цепочке дальше. Вот один из вариантов.

– А есть второй?

– Да, можно сразу начать с высшего звена. Боюсь, мы так и поступим, поскольку денег на взятки у нас кот наплакал.

– Разве?

– Если только у тебя под кроватью не припрятан мешок с деньгами, – съязвила я.

Арктур ненадолго скрылся в своей комнате, а вернувшись, выложил на стол пухлую пачку банкнот.

– Похоже… похоже, насчет мешка я угадала.

– Рантаны не сослали бы меня на чужбину без гроша.

Я медленно перебирала новенькие, хрустящие купюры.

– Сколько здесь? Десять штук?

– Двенадцать. Пользуйся на свое усмотрение.

– Ты даришь мне двенадцать тысяч фунтов? – Мой взгляд метался от рефаита к банкнотам. – Я говорила, как сильно ценю нашу дружбу?

– Считай это еще одним подарком ко дню рождения. – Арктур опустился на стул. – Предлагаю для начала отправиться во Двор чудес.

Знакомое название. Джексон в свое время мне все уши прожужжал, нахваливая знаменитые трущобы, где собирались обитатели парижского дна.

– Согласна, – кивнула я, любовно поглаживая пухлую пачку. – Маршрут известен?

– Крупнейшие трущобы располагаются к северу от реки. Конечно, если с моего последнего визита в Париж они не поменяли дислокацию.

– Думаешь, нас так запросто пустят? – усомнилась я. – Без паролей и провожатых?

– Не знаю, не пробовал, – признался рефаит.

– Ладно. – Я побарабанила пальцами по столешнице. – Сколько туда ходу?

– Пешком примерно полчаса.

– Отлично. Выдвигаемся завтра утром, чтобы не нарваться на ночной патруль. Будем соблюдать предельную осторожность, обещаю, – заверила я.

– Только учти, я по-прежнему не одобряю твою затею.

– Учту. – Я одарила его торжествующей улыбкой. – Выше нос, Арктур Мезартим, из тебя непременно выйдет славный синдикатчик.

Утро выдалось ясным. Солнечные лучи золотистым ковром устилали пол.

Радостное предвкушение заживило раны, ноги сами норовили пуститься в пляс. Проглотив солидную порцию овсянки с яблочным маслом, я занялась сборами.

Вот-вот осуществится моя детская мечта увидеть Париж. Внутри меня все пело от восторга. Впервые за долгое время я почувствовала себя живой.

Гардероб занимал отдельную комнату. Наверное, квартира некогда служила перевалочным пунктом для агентов «Домино», забегавших сюда переодеться. Я выбрала белую блузу, заправила свитер цвета древесного угля в брюки с высокой талией, застегнула пуговки на ботинках с низким каблуком. Очки с дымчатыми стеклами скрывали примерно треть лица. Козырек фуражки – еще четверть. Я выпрямила волосы – пока возилась с прядями на затылке, умудрилась обжечь шею и руку, хотя могла бы изначально попросить Арктура помочь. Потом набросила на плечи зеленый плащ и повязала шарф. Тщательно завернутый в тряпку клинок перекочевал из-под подушки в карман.

Спускаясь по лестнице, я мельком глянула на себя в зеркало. Прилизанная шевелюра смотрелась омерзительно.

Арктур ждал в вестибюле, одетый, по обыкновению, в черное. Новое приталенное пальто придавало ему чрезвычайно элегантный вид.

– Доброе утро, – поприветствовал он, натягивая перчатки. – Полагаю, спалось тебе сладко.

– Не то слово. – Я повертелась на месте. – Est-ce-que j’ai l’air suffisamment française?[2]

– Très française, petite rêveuse[3], – заверил Арктур на безупречном французском.

– Деньги у тебя с собой? – спросила я.

– Да.

– Остерегайся карманников. – Я застегнула ремень и взяла с полочки перчатки. – Вместе нам показываться нельзя. Иди первым. Если легионеры нас засекут, сразу разворачиваемся, сбрасываем их с хвоста и возвращаемся на квартиру.

– Договорились. – Арктур взял меня за плечи. – Уверена, что справишься?

– Абсолютно, – беспечно откликнулась я, хотя ладони при этом покрылись липким пóтом. До сих пор меня не пугали стычки с легионерами, однако после пребывания в застенках все изменилось.

Ветер ворвался в открытую дверь, разметал мне волосы. Арктур шагнул за порог. Убедившись, что поблизости никого, я низко надвинула козырек и впервые за долгое время очутилась на свежем воздухе.

Ботинки увязли в глубоком, по щиколотку, сугробе. Заперев дверь, я преодолела считаные метры, отделявшие меня от улицы, и вынырнула из-под сводов явочной квартиры.

Париж встретил меня оглушительным шумом.

На улицах творилось настоящее светопреставление. В восемь утра набережная Гран-Огюстен кишела транспортом и народом. Мимо прогромыхал винтажный автомобиль, обдав меня запахом выхлопных газов. Откашлявшись, я повернулась на восток, к колокольням-близнецам Grande Salle de Paris, Гранд-Зал-де-Пари, где во времена монархии располагался известный собор, а при Сайене проводились мероприятия и церемонии государственной важности. Величественное здание завораживало, приковывало взгляд. За ним раскинулись два природных островка: Île aux Vaches, Иль-а-Ваш, или Коровий остров, где сосредоточилась практически вся местная знать, и Île Louviers, Иль-Лувье, знаменитый своими рынками и торговыми рядами.

Арктур пересек проезжую часть. Запрокинув голову, я двинулась следом. Из-за обилия небоскребов и высоток Лондон называют вертикальной цитаделью, Париж же, напротив, простирается вширь.

Внизу катила серые волны Сена, разбегались в разные стороны улочки, знакомые мне по путеводителям. Чайные, бутики, крохотные кондитерские. На витринах цветочных лавочек распускались зимние бутоны. Филиалы французского банка Сайена, с белоснежными дверями, украшенными золотыми листьями, и сколотыми мраморными фасадами. Печатные киоски торговали плакатами и детективами, по тротуарам сновали подростки с красными значками официальных распространителей «Дейли десендант» на лацканах. Прилавки под полосатыми тентами ломились от грошовых безделушек, сувениров (я с трудом подавила искушение потратить три фунта на миниатюрную копию Эйфелевой башни) и разных диковинок. При виде снежного шара с Биг-Беном у меня защемило сердце. Хотя официальным языком империи считался английский, Франция сумела отстоять частичку национальной культуры – в городе преобладали французские названия, литературные сборники тоже издавались на родном языке. И ни единого «Коробкá» в ближайшем радиусе, хотя эта сеть проникла во все без исключения цитадели.

Париж – совершенно уникальный город с уникальной преступной сетью, подобно нефти, таящейся глубоко в недрах. Где-то неподалеку река Бьевр, захлебываясь кровью и пигментом, омывает квартал дубилен и скотобоен. В трущобах орудуют