Сердце мексиканца (СИ) - Хаан Ашира

Аля впервые именно в этот момент подумала, что даже не знает его имени. Так странно.

Он вынул член из ее рта, напоследок обведя губы уже обмякшей головкой и убрал в джинсы. Аля с трудом поднялась, держась за стену. Снова звякнула пряжка ремня, и он опять крепко обхватил ее запястье, увлекая за собой. Вывел на свет и молча повел по улицам, не отпуская руки.

Медленно, потому что Аля спотыкалась на каждом шагу.

Они пришли к дому.

Он довел ее до лестницы на второй этаж, отпустил и не пошел за ней, остался снизу, проследив, как она поднимается.

Аля на дрожащих ногах добралась до плетеного кресла, скинула наконец босоножки и нашарила пачку сигарет на подоконнике. Закурила, перебивая дымом оставшийся во рту его привкус.

Сил раздеться и пойти в душ не было. Вместо этого она качалась, курила одну за другой и отстраненно размышляла, что все это значит.

Она теперь его девушка? Или что? Она ему обязана за спасение или уже расплатилась?

Кто он вообще — спаситель или насильник?

Все слишком путалось, не поддавалось логике, не помещалось в привычные ей схемы.

Больше всего хотелось, конечно, уехать, наплевав и на отпуск, и на деньги. Но когда она добралась до ноутбука и обшарила интернет, оказалось, что билетов на автобус нет до конца месяца, а на самолет они стоят совершенно безумных денег.

Деньги у Али были, но она подумала и решила, что не настолько все ужасно, чтобы вбрасывать полторы своих зарплаты в бегство.

Ничего же не случилось. Больше испугалась, чем пострадала.

Просто она будет ходить по городу только днем, ездить на экскурсии и запираться на ночь.

Всего-то четыре дня осталось.

12

Перед сном Аля еще раз проверила все щеколды, заперла решетки на окнах и даже дверь спальни изнутри. Долго мылась в душе под прохладной водой, наносила одно средство за другим, пока не стала пахнуть, как магазин «Lush», — за три квартала смесью всех возможных отдушек — а кожа не покрылась шелковой пленкой из масел и тоников. Каким-то странным образом это помогало чувствовать себя более защищенной. Не такой голой.

Но она все равно надела белье и длинную спальную футболку, несмотря на жару. Хотелось прикрыться, одеться. Лучше всего вообще подошла бы байковая пижама, но таких излишеств Аля с собой не брала. Да и сварилась бы в ней заживо.

От жары и нервов сон все не шел. Она лежала, глядя в темноту, почти не шевелясь, словно заклиная богов дремы, призывая их прийти и выполнить свои прямые обязанности. Хотелось курить, но она не потянулась даже за электронной сигаретой. Просто лежала и слушала, как постепенно затихает дом: все реже хрипло кукарекает петух, выключаются один за другим телевизоры, уже слышится чей-то храп, ритмично скрипит и тоже затихает диван, лениво гавкает собака, и звякает задвигаемый на ночь засов на двери.

Когда из всех звуков остался только храп, в окно тихо поскреблись. Аля не пошевелилась, и даже ритм ее дыхания не изменился. Поскреблись снова, на этот раз в дверь.

Она тихо улыбнулась в темноте. Никого нет. Никто не ждет гостей. Но улыбка сползла с ее лица, когда следующим звуком стал скрежет, и это был скрежет ключа. Как она не подумала, что у хозяев наверняка есть запасные? Это же разумно и логично!

Она вскочила с кровати, не зная, что собирается делать.

Прятаться? Куда — под кровать? В шкаф?

Но оставаться в постели и ждать она точно не собиралась.

Раздались шаги, замершие у двери спальни. Снова скрежетнул замок, отворилась и бесшумно закрылась дверь.

Темная фигура на секунду замерла на пороге и скользнула к ней.

Остановилась вплотную.

— Я буду кричать, — сказала Аля по-английски.

Он сделал последний шаг и притянул ее к себе, накрывая губами рот, обнимая двумя руками. Аля беспомощно дернула плечами, не зная, то ли отталкивать, то ли обнимать. Горячее его тело окутывало жаром даже через одежду. Он оторвался от ее губ, бросил быстрый пронзительный взгляд ей в глаза, мгновенно ошпаривший ее изнутри, и спустился ниже, целуя грудь прямо сквозь футболку, оставляя на ней мокрый след. Ухватил зубами сосок через ткань, сжал, царапая нежную плоть грубыми нитями мокрого хлопка, накрыл влажным ртом второй, оттягивая, заставляя его затвердеть.

Движения были резкими, но на удивление точными, попадающими в цель — острые иглы возбуждения разбегались по ее коже, кололи вздрагивающее тело.

Он задрал футболку выше, поцеловал Алю в живот, скользнув языком в ямку пупка, спустился еще ниже, встал на колени.

Теперь уже она смотрела на него сверху вниз и откидывала голову, когда его пальцы вжимали ткань белья между ног, потирая клитор короткими, чуть болезненными движениями.

Он подцепил белые трусики, стягивая их с бедер. Освободил сначала одну ногу, потом вторую. Аля послушно переступила их и позволила ему лизнуть высокий свод ступни и поставила ее ему на плечо, откровенно раскрываясь перед ним.

Язык нырнул в уже текущую соками глубину, его губы накрыли ее между ног горячим и влажным.

Она судорожно и шелестяще выдохнула, смиряясь с происходящим.

13

Почему она не сопротивлялась? Не сказала больше ни слова?

Черт знает.

Он пах лаймом и перцем, был потомком жестоких индейцев и сопротивляться ему она не могла. Он знал все о любви и войне.

Как присосаться к влажным складкам, как резким краем языка пройтись так, что зайдется от острой сладости сердце, как воткнуть два пальца внутрь так, что задрожат и превратятся в желе ноги, как быстро и резко двигать ими, трахать жестко и жестоко, задевая ногтями нежные стенки, а языком делать так сладко и нежно — невыносимо! — что даже наплевать на то, как завтра будет саднить все внутри.

Как держать ее на краю, не давая ни расслабиться, ни взорваться, балансировать между удовольствием и болью, между внешним принуждением и внутренним подчинением, между отвержением и тягой. С каждым резким движением пальцев внутрь ее тела, с каждым касанием языка, Аля все лучше понимала тех, кто добровольно вырывал себе сердца, чтобы принести в жертву жестоким богам этих мест.

Она хотела оттолкнуть его, но одно мгновение на краю тянуло за собой следующее и следующее. Невозможно было отказаться. Еще секунда, еще, еще, только дай мне кончить, только дай хоть немного передохнуть — и я смогу.

Ее пальцы вновь сжимались в его жестких волосах, тянули, дергали раздраженно и зло, ногти царапали плечо, но он держал ее за бедра крепко и властно, не давая двинуться без разрешения, только управляя ею так ловко, словно точно знал, что она ощущает в тот или иной момент.

Аля не знала, что может кончить вот так — стоя, едва балансируя, насаженная на пальцы совершенно незнакомого ей мальчишки, едва придя в себя после угрозы изнасилования. Но все это словно сделало ощущения острее и темнее, так что она покачнулась в тот момент, когда раскаленная волна плеснула от его языка вверх, растекаясь по всему телу жалящими уколами удовольствия. И упала бы, если бы он не подхватил ее разом обмякшее тело. Донес ее на руках до кровати, разложил, раздвинув влажные от ее смазки и его слюны бедра, стащил ее футболку и тут же приник к соскам, облизывая и покусывая с таким явным удовольствием, словно ему это нравилось не меньше, чем ей. Потом быстро стянул футболку и знакомо звякнувшие пряжкой джинсы.

Накрыл горячим телом, вошел и принялся двигаться неожиданно плавно и нежно. После жестокой пытки пальцами эта нежность настораживала, заставляла ждать подвоха. Но его все не было, только саднящее ощущение внутри вдруг оказалось нарастающим удовольствием и выгнуло ее позвоночник навстречу его твердому телу.

Аля вцепилась ногтями в его плечи — не специально, просто стараясь удержаться по эту сторону реальности, но это не помогло. Она вела царапины вниз по спине бесконечно долго — ей казалось, несколько минут — все не кончался и не кончался оргазм, грозил стать вечным ее состоянием сладкой выгибающей боли.