Сердце мексиканца (СИ) - Хаан Ашира

Когда бы все закончилось, неизвестно, Аля надеялась, что скоро: он уже напряженно дышал и хаотично подавался бедрами вперед — но тут их внимание привлек странный звук от двери.

У входа стояла его сестра и огромными глазами смотрела на то, что он делает с их гостьей. Судя по ее шокированному лицу — он так обращался все-таки не с каждой туристкой, заселившейся в квартиру.

17

Все замерли.

Широко раскрыв глаза, девушка смотрела на губы Али, обнимающие член.

Аля же смотрела на ее изумленное лицо и почему-то вспоминала, как невольно увидела ее обнаженной в первый день.

А вот он — он заметил то, чего не заметила Аля.

Как рука его сестры непроизвольно легла на грудь под легкой шелковой маечкой. Словно первым порывом было — ласкать себя, а не возмутиться.

Он ухмыльнулся и медленно отступил от Али, освобождая ее рот. Она еле отдышалась, вытерла ладонью губы и хотела было подняться, но заметила, как он подмигнул сестре и кивнул на Алю. А сам сделал шаг назад, оперся на подоконник, нашаривая на нем сигареты, и закурил прямо в комнате. Даже не попытавшись застегнуть джинсы, так и стоял, смотрел, как его сестра обходит по кругу Алю, все еще послушно стоящую на коленях, и уголок губ кривился и полз вверх.

Девушка робко встретила Алин взгляд, тоже опустилась на колени и вдруг приникла к ее губам нежным поцелуем. Положила ладонь на ее грудь, сначала поверх халата, но потом отодвинула ткань и несмело обняла пальцами тяжелое полушарие, сжала их на крупном соске.

Все это — напряженно наблюдая за Алиным лицом и время от времени вздергивая взгляд на брата, будто бы за разрешением поиграть в его игрушку. Раздвинула полы халата, опустила руку и развела пальцами складки между ног, нашарила клитор и тихо, восторженно ахнула, будто наконец получила на Рождество подарок, о котором долго мечтала.

Посмотрела на брата благодарными сияющими глазами.

Аля тоже перевела на него взгляд.

Он щурился от табачного дыма, в одной руке держа сигарету, а другой поглаживал напряженный член, глядя на Алю. От его горящего алчного взгляда становилось не по себе. Блестящая алая головка то ныряла в его кулак, то появлялась — все быстрее и быстрее.

Сестра облизнула губы и вновь вопросительно покосилась на него.

Тот снова кивнул, и она уже более уверенно припала губами к губам Али, одной рукой сжимая ее грудь, а другой елозя между ног.

Але вдруг стало противно. Лесбийские игры ее никогда не привлекали. Она мотнула головой, разрывая поцелуй, и в ответ на настойчивую попытку присосаться к ее губам опять, оттолкнула девушку и с отвращением вытерла рот.

И только потом испугалась.

Знала же, что неповиновение дешево не обходится, но это было сильнее нее.

Парень быстро затушил сигарету, сделал шаг вперед и все-таки ударил ее по щеке. Не столько больно, сколько обидно — слезы так и брызнули.

Аля отшатнулась.

Он по-испански сказал что-то резкое сестре, указывая на дверь.

Та обернулась на Алю, потом опять к нему и возразила умоляющим тоном. Но он повторил то же самое громче и жестче. Она понурилась, поднялась с колен и медленно пошла к двери. Обернулась еще раз, вышла, закрыла дверь за собой и что-то напоследок крикнула уже с лестницы.

Он покачал головой и повернулся к Але.

Она держалась за щеку и глотала слезы.

«Встань и уйди, — твердило что-то внутри. — Просто встань и уйди, хватит терпеть!»

Бесполезно.

Она словно попала в морок, в страшную тягучую сказку, из которой не было выхода.

Он наклонился, подхватил ее — вроде бы юношеские его руки неожиданно вздулись мощными мускулами — и отнес в спальню. Уложил на кровать, плотно задернул занавески, задвинул щеколду и лег рядом.

В душной полутьме все казалось нереальным, медленным и чужим, как во сне.

Он поцеловал Алю, оскалился в ответ на ее недовольную гримасу и вдруг сказал:

— Jesus. — Указал на себя.

Вот и познакомились.

— Хесус, — устало сказала Аля по-русски. — Отпусти меня.

— No, — покачал он головой, словно понял.

Хотя что тут не понять.

Жадный рот завладел ее ртом.

У его поцелуев был вкус дыма, перца и лайма. Руки скользнули по коже, вновь умело лаская, затягивая в горячую темную пропасть, заполненную текучим плотным наслаждением, проникающим во все отверстия в теле подобно воде.

У него было лицо древнего бога. Безжалостного и умелого, того, кто не признает отказов, хочет Алю только себе, но и дарит ей подарок за подарком.

Оргазм за оргазмом.

Пока она еще может стонать.

Пока она еще может хрипеть.

Пока он еще может любоваться ее искаженным лицом, бьющимся в судорогах телом и напряженными пальцами, царапающими резную спинку кровати, изготовленной когда-то для совсем другого мужчины и другой женщины, которые должны были войти в эту спальню как супруги и прожить всю жизнь в любви и согласии.

18

Оставшиеся дни она уже никуда не ходила и не ездила.

Спала допоздна после жарких ночей, выходила на балкон в самый зной, вдыхала густой чужой воздух и возвращалась в прохладу ванной. Принимала душ и стирала с себя следы ночной страсти — тоником, скрабом, пилингами — пока покрасневшая кожа не начинала буквально скрипеть от чистоты.

Днем Хесус приносил ей снизу мамину стряпню и вожделенный кофе из города. Обедал вместе с ней, иногда по-хозяйски сжимая темными пальцами, залитыми острым соусом, ее грудь. Сам же потом и слизывал этот соус — перец щипал соски, они краснели, а он довольно улыбался.

Входил в нее медленно, глядя в глаза, прямо в комнате, залитой невыносимо ярким солнечным светом, открытой всем ветрам, если бы им вздумалось пронестись от балкона до входной двери и попетлять в окнах-бойницах в коридоре.

Под те же звуки быта большой семьи — от телевизора до детского смеха.

Его забавляло, как дергается и сжимается Аля, когда раздаются шаги рядом с лестницей. Он посмеивался в этот момент и делал что-нибудь такое своими невероятно ловкими пальцами, что она, не сдержавшись, стонала в голос.

И, словно наказывая ее за это, он накрывал ее рот ладонью, ставил на четвереньки и быстро и яростно трахал до искр из глаз, до криков, которые она гасила, впиваясь зубами в его горячую смуглую кожу.

Он требовал, чтобы она продолжала делать маски и мазаться своими бальзамами и пенками. Приводил ее в ванную, кивал на расставленные баночки и флаконы, сам выбирал то, что ему больше нравилось по запаху. Аля скидывала халат, устраивалась на краю кровати и втирала масло в зудящую после утреннего жесткого умывания кожу, гладила ее кончиками пальцев, размазывая по внутренней стороне бедер белое молочко под взглядом черных огненных глаз, добавляла те запахи, что выбрал Хесус. Пока он наблюдал за ней, член у него стоял колом, и Аля иногда сама выгибалась, чтобы слизнуть с него выступившую каплю. Но он не давал ей закончить — наоборот, сам вылизывал самые сладкие ее места, восхищенно и с упоением.

Вечером он уходил на несколько часов, и она ждала его голая, с раздвинутыми ногами, иногда лаская себя от скуки. Больше не хотела никуда ехать, потеряв интерес ко всем пирамидам и водопадам разом. Вообще как-то отупев — включила пару раз ноутбук, чтобы заняться работой, но черные строчки на белом экране имели для нее не больше смысла, чем причудливые значки на календаре майя. Аля убрала в чемодан ноут и больше не доставала, предпочитая часами бездумно пялиться в потолок спальни.

Возвращался Хесус пьяным и сразу набрасывался на Алю, сливая ей в рот накопленную сперму из разбухшего члена. Потом долго трахал во всех позах подряд, раскрывая ей секрет за секретом. У нее было не так уж мало любовников, но по сравнению с этим двадцатилетним мальчишкой они все были неуклюжими неумехами. За эту неделю она узнала о сексе больше, чем за всю предыдущую жизнь.