Здесь слишком жарко (сборник) - Влад Ривлин

Ее знала вся школа, эту лохматую девочку небольшого роста, с большими, выразительными глазами. Она мечтала быть врачом и семь раз поступала в медицинский институт, но так и не поступила, хотя сдавала все экзамены. То не хватало баллов, то не проходила по конкурсу, но врачом она так и не стала.

Она работала в детском саду, в больнице в доме престарелых. Ее душевного тепла хватало и детям, и инвалидам, и старикам – всем, кто больше всего в этом тепле нуждались.

В годы перестройки она сначала появилась в первых рядах народного фронта, но спустя какое-то время сцепилась с руководством из-за оппортунизма и коррумпированности последнего, а потом, разочаровавшись, вдруг вспомнила что она еврейка и примкнула к только организовывавшемуся тогда еврейскому объединению.

Здесь, отдавая должное ее энергии, Беллу избрали в совет, как тогда называлось это объединение – центра еврейской культуры. Здесь она заведовала отделом социальной помощи и заботилась о больных и стариках. Для нее это была не просто должность. Она навещала больных и престарелых, умудряясь совмещать общественную деятельность со своей основной работой. При этом она стремилась помочь каждому чем только могла и постоянно выдвигала какие-то инициативы как эту помощь сделать еще более эффективной.

С этими инициативами она постоянно обращалась как к руководству общины, так и во всевозможные учреждения города. Солидные люди отмахивались от нее, как от назойливой мухи, или морщились при ее появлении, как от зубной боли. Она им мешала, отвлекая от серьезных дел.

Но Белла не унималась и все чего-то добивалась, причем не для всех сразу, а каждый раз для какого-то конкретного человека или семьи. Похоже, у нее было достаточно времени и сил для всех, кроме самой себя.

Она была одинока и по-прежнему жила с матерью. Семью ей заменяли кошки и собаки, которые странным образом жили вместе на редкость дружно. Четвероногими была полна их с матерью и без того крохотная квартирка. Казалось, она собирала кошек и собак со всего города – кормила, лечила и уже не представляла своей жизни без них. Мать зная слабость дочери к животным, терпела.

Между тем, конфликт Беллы с председателем быстро перерос в открытое противостояние и она начала борьбу с коррупцией уже в самом центре еврейской культуры.

Как партизан, она неожиданно появлялась на каждом мероприятии центра и начинала неумолимо обличать, задавая вопросы во всеуслышание прямо в лоб: где деньги, выделенные на закупку дорогих лекарств? Где обещанная материальная помощь старикам?

Ей пытались заткнуть рот, навсегда закрыть в психушке, угрожали физической расправой, но все было бесполезно. Во-первых, она была популярна – ее любили за честность, доброту и открытость. Во-вторых, она, похоже, никого и ничего в этой жизни не боялась.

Подобно вьетнамским партизанам, она выживала в любых условиях и продолжала свою войну против несправедливости.

С годами она становилась все более набожной. Стала посещать занятия по Торе, организованные в синагоге для женщин. Начала носить широкополую шляпу и длинное платье. И вскоре пришла к выводу, что ее место на Святой Земле. А решив так, быстро оформила документы и вместе со своей уже престарелой матерью отправилась в Израиль.

Прилетев в Израиль, она какое-то время жила в благополучном Рамат-Гане, снимая здесь вместе с матерью квартиру.

Но размеренная жизнь среди израильских бюргеров была не для нее, и она отправилась в самую гущу событий, поселившись в одном из еврейских поселений Сектора Газа, со всех сторон окруженном арабскими деревнями и лагерями беженцев.

Газу она выбрала не случайно. Попав сюда случайно на экскурсию, она была в восторге от увиденного. «Это настоящий рай, который построили евреи!» – воскликнула она, увидев еврейский поселок Неве Дкалим. Она восхищалась ухоженными лужайками, красивыми пляжами и комфортабельными гостиницами, построенными здесь.

При этом она и не подозревала, что те же евреи, построившие здесь рай для себя, создали совсем рядом вполне реальный ад для своих соседей-арабов. Ад был ровесником государства Израиль и находился здесь же – на некогда самой плодородной земле Палестины, славившейся своими апельсиновыми садами. Обитатели ада – полтора миллиона бывших жителей Яффо, Лода, Рамле и других когда-то арабских городов Израиля, в большинстве своем жили без водопровода и канализации, в лачугах из жести или мазанках, больше напоминавших норы, нежели человеческое жилье.

Но Белла любовалась красотами еврейского рая и не замечала палестинского ада. И пока она любовалась еврейским раем, у нее созрело решение – нужно ехать сюда, защищать этот оазис от арабов.

Она выделялась и никуда не вписывалась даже здесь, эта уже немолодая, одинокая женщина с библейской внешностью и трогательно-добрыми огромными глазами, жившая со своей престарелой матерью в одном из вагончиков района караванов в поселении Йоэль.

Вместе с тем, живя здесь, она была совершенно счастлива. Ей нравилось дивное, мистическое зрелище, открывавшееся с вершины холма, на котором они с матерью жили в караване. Дымка тумана, будто занавеска, то скрывала, то снова открывала красноватые холмы.

Зимой после дождя здесь часто можно было увидеть радугу, которая будто была перевернута и лежала на земле.

С одной стороны были живописные холмы до самого горизонта. С другой – море. И если долго стоять и смотреть на открывшуюся взгляду панораму, то можно было увидеть много всего, чего не увидишь в обычной жизни. Тысячелетия накатывают вдруг и обрушиваются на тебя, как волны, унося сознание не то вверх, в неведомое, не то – вниз, в прошлое. Кажется, еще мгновение, и на одном из холмов увидишь кого-то из библейских пророков.

Глядя на равнины и холмы этой земли и вдыхая аромат цветов на ухоженных лужайках, хотелось просто жить и, не отрываясь, созерцать этот прекрасный и таинственный мир. Но суровая действительность на каждом шагу заявляла о себе громко и бесцеремонно.

Идиллия заканчивалась сразу же за забором еврейского поселения, которое не перепутаешь ни с чем другим. О том, что это еврейское поселение, можно было сразу узнать по высокому забору, сваренному из тонких, но прочных стальных прутьев с щедро намотанной и поверху, и по низу колючей проволокой; по блокпостам на въезде, круглосуточно охраняемых солдатами.

Забор ограждал поселение со всех сторон. Попасть сюда, так же как и выехать отсюда, можно было только через блокпост. Охрана поселенцев, видимо не слишком доверяя солдатам, выставила свои собственные патрули. Машины службы безопасности поселка круглосуточно объезжали забор по всему периметру.

Однако внутри поселка было просторно, тихо, зелено и ничто не напоминало о ненависти за его пределами.

Вся территория поселения делилась на несколько частей. Группа одноэтажных домов и двухэтажных вилл, облицованных дорогим камнем, с ухоженными лужайками возле дома, создавали ощущение некой идиллии благополучия. Границей каждой виллы вместо забора служила затейливо выложенная из круглых камней низенькая ограда. Вход в дом украшали декоративные живые изгороди из виноградной лозы – символа еврейского присутствия.

Несколько соседних холмов были украшены новыми двухэтажными домами. К каждой квартире первого этажа, расположенного на земле дома, примыкал небольшой участок, служивший хозяевам садом. Последний этаж представлял собой пентхауз. Здесь также можно было отдохнуть после работы с друзьями не хуже, чем в саду, и строительные подрядчики, продававшие квартиры в этих домах, неизменно это подчеркивали.

Одинаковая одежда жителей поселка создавала ощущение униформы, и делала живущих здесь похожими друг на друга. Иногда даже казалось, что все они на одно лицо. Мужчины в вязаных кипах, белых рубашках и черных брюках носили бороды и почти все без исключения были в очках. Женщины носили длинные платья и платок, либо замысловатый головной убор, и казалось, что они стараются быть как можно незаметнее, но при этом взгляды у них были цепкие.

Дети у них тоже были похожи друг на друга: в одинаковых белых рубашечках и черных брючках, многие тоже почему-то в очках и с выдающимися вперед белоснежными передними зубами, которые торчали из полуоткрытых ртов, и делали их похожими на кроликов. Старшие учились в военизированных ешивах, а после 18 лет пополняли спецподразделения израильской армии.

Помимо домов и вилл, в поселении имелось два магазина и еще несколько киосков, две ешивы для мальчиков и религиозная школа для девочек, три миквы и пять синагог. В одной из синагог собирались восточные евреи. В другой – европейские. Представители ХАБАДА захотели иметь собственную синагогу и молились отдельно. Для живших здесь прозелитов была своя синагога. Молодежь поселения тоже предпочитала молиться отдельно.

Почти в самом центре поселка, располагался местный совет. Это были убогие строения, наподобие караванчиков, и лишь по табличке снаружи можно было догадаться, что это именно то место, где принимаются самые важные решения о жизни поселка.