В царстве тьмы. Оккультная трилогия - Вера Ивановна Крыжановская

и он не подозревал, что черные глазки с любопытством изучали его. В первый раз ощутила Мэри некоторый интерес к почти незнакомому ей человеку. Но это был человек с известным общественным положением, медицинская знаменитость, о которой говорили с восторгом; кроме того, он еще был бесспорно красив. Тонкие, правильные черты, строгое и энергичное очертание рта и большие, стального отлива глаза — все нравилось в нем Мэри. И этот интересный, вполне молодой еще человек любит баронессу, которая уже начала краситься, а ее фигура, несмотря на худобу, утратила грацию и гибкость, присущие молодости, и кажется грузной. Мэри обдумывала этот вопрос, когда вошла баронесса, видимо взволнованная, с телеграммой в руке.

— Вообразите, Вадим, вот депеша от матери, которая пишет, что отец серьезно заболел и желает меня видеть. Она просит меня немедленно приехать в Стрельну.

— Ну? Что же вы намерены делать?

— Я не могу отказать и выеду ночным поездом. Утром я буду в Петербурге и тотчас отправлюсь в Стрельну, а послезавтра утром вернусь сюда.

С минуту она помолчала, а потом закинула руки на плечи доктора и, близко нагнувшись к нему, так, что коснулась его щекой, сказала:

— Поедемте со мной!..

Заторский спокойно взял ее руки и снял с себя.

— Сколько раз надо мне просить вас, Анастасия Андреевна, воздерживаться от такой фамильярности, которую могут подметить. Теперь более, чем когда-либо, это неудобно. Поезжайте, и я, конечно, провожу вас на станцию, но мне лично не хочется возвращаться в Петербург. Я приехал сюда отдыхать и дышать чистым воздухом, а не тащиться целую ночь в вагоне, да еще в город. У вашего отца есть свой доктор, значит, я ему не нужен. Уложитесь поскорее, и мы еще успеем поужинать до отъезда.

Баронесса покраснела, закусила губы, и злой огонек сверкнул в ее глазах. Не говоря ни слова, она повернулась и вышла, а доктор тоже встал и пошел в столовую.

Как тень выскользнула Мэри из своей засады и хотела, сделав крюк, войти в столовую с противоположной стороны, но, войдя в будуар баронессы, увидела ту стоящей перед открытым шифоньером. В это время горничная ставила на стол раскрытый дорожный мешок.

— Оставьте мешок, Матреша, и идите скорей уложить маленькую корзинку и одеться, я возьму вас с собою, — произнесла Анастасия Андреевна, отпуская горничную, а потом, увидев стоявшую в недоумении Мэри, весело попросила ее: — Помогите мне, милочка, наполнить эти флаконы одеколоном, духами и т. д. и уложить все в этот сак, а я достану платки и другие мелочи. Только здесь слишком темно… — Она повернула выключатель.

Розовый свет озарил будуар и белую стройную фигуру девушки, принявшейся усердно наполнять флаконы. Анастасия Андреевна с минуту смотрела на нее с загадочным выражением, а потом небрежно заметила, нагнувшись над ящиком:

— Какая незадача Вадиму Викторовичу: он так радовался возможности провести со мною эти два дня, а мне надо ехать. Он, конечно, хотел сопровождать меня, но я положительно отказалась. Бедняга безумно влюблен в меня и слоняется за мною, как болонка, но, так как ему настоятельно необходим отдых, я воспротивилась такой глупости и беру с собой горничную — для его успокоения, что я не одна.

К счастью, баронесса продолжала рыться в ящике, иначе она подметила бы взгляд Мэри, смущенной столь наглой ее ложью. Ведь та слышала собственными ушами, что Вадим Викторович отказался ехать с баронессой, и видела, как он старался избежать ее объятий. Но к чему Анастасия Андреевна лжет? Почему хвастается и выставляет напоказ внушенное ею чувство, когда в ее же интересах следовало бы скрывать это ото всех? Мэри не находила ответа на все эти вопросы и, чтобы скрыть свое смущение, усердно принялась за укладку флаконов и носовых платков.

Сынишка баронессы, прибежавший сказать, что ужин подан, дал другое направление разговору, и все пошли в столовую.

Крайне заинтересованная, Мэри украдкой наблюдала за предполагаемыми возлюбленными, но не могла уловить ни одного нежного взгляда со стороны доктора. Баронесса же трещала, словно сорока, и не обращала внимания на своего обожателя. Когда доложили, что экипаж подан, Анастасия Андреевна объявила, что Вадиму Викторовичу незачем провожать ее.

— Путь довольно далекий, а вам необходим отдых, да и лошади с кучером устанут, а потому им гораздо лучше отдохнуть до завтра в Ревеле, — прибавила она, нежно прощаясь с детьми и Мэри. — Вам же, Вадим Викторович, я поручаю развлекать без меня мою юную приятельницу. Конечно, вы не так молоды, чтобы забавить Мэри, но постарайтесь, встряхните свои старые кости: это вам тоже будет полезно.

В глазах баронессы светилось выражение лукавства, а в голосе слышалось словно какое-то глубокое значение. Но доктор будто ничего не заметил и не обиделся на причисление к разряду стариков: с любезной улыбкой поцеловал он руку баронессы, пожелал ей доброго пути, а затем все проводили ее до экипажа.

Когда вышли на террасу, откуда виднелось море, Заторский неожиданно спросил:

— Мария Михайловна, не желаете ли прокатиться в лодке? Ночь роскошная, и еще не поздно. Если вы боитесь довериться мне, то могу вас уверить, что гребу хорошо, да и море как зеркало.

— О! Я нисколько не боюсь и очень рада прокатиться, — ответила Мэри с заблестевшими от удовольствия глазами.

— В таком случае переоденьтесь поскорее, ночью на воде все-таки свежо, и вы можете простудиться.

— Да мне вовсе не холодно, уверяю вас! Я накину оренбургский платок.

— Нет, нет, надо надеть шерстяное платье, а пока вы будете одеваться, я угощу конфетами Лизу и Бориса. Мать не позволяет им кататься по морю, и потому я не могу взять их с собой.

Совет одеться теплее был высказан таким властным тоном, что Мэри без дальнейшего спора побежала в свою комнату, а доктор задумчивым взором проводил стройную фигуру молодой девушки и потом кликнул Лизу с братом.

В своей комнате Мэри быстро сообразила, что надеть, чтобы было тепло и к лицу. Позвонив горничной, она приказала подать ей белое суконное платье с таким же кимоно на белой атласной подкладке. Она не стала снимать бусы из горного хрусталя, которые на ней были днем, и внимательно оглядела себя в зеркале. Сегодня девушке хотелось быть интересной и нравиться, и она осталась довольна увиденным в зеркале.

Счастливая, спустилась она опять вниз, где встретила ожидавшего ее у лестницы Вадима Викторовича.

— Ну вот, теперь я не боюсь, что вы простудитесь, — улыбнулся он.

Они сошли к берегу и сели в лодку. Море тихо дремало, и дремотное волшебное сияние белой ночи заливало все кругом точно дневным светом. Они были еще недалеко