Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики - Александр Никонов

Я поглядел на даму с таким выражением лица, которое, будь рядом Станиславский, обязательно вошло бы в каталог мимики. Вроде баб в комнате тогда не было, это что — мистика или розыгрыш?

— Я все объясню, — продолжала дама, — как-то вечером стучит к нам в комнату на женском этаже ваш комсорг и быстро сообщает, что если кто хочет видеть, как «грузин» будет ведро подвешивать, ну, сами понимаете, на чем, то быстро — в Ленинскую комнату! Свет не зажигать, по десять рублей — скинуться! Смотреть в окно напротив! И побежал дальше звать зрителей. Набилось в Ленинской комнате человек двадцать, и все было очень прекрасно видно — вы, наверное, специально подошли к окну и хорошо осветили нужное место!

— Вот она, тайна комсорга! Вот какие они — все комсомольцы и коммунисты

— коварные и корыстные сволочи! Ославили меня на всю страну, да еще 200 рублей прикарманили! Заработали на мне, вернее на моей части тела! На два рыла, наверное, договорились поделить со «стариком»!

Видя мое искреннее смущение, дама взяла мою ладонь в свои руки и, уже не смущаясь, спросила:

— Скажите, профессор, а вы могли бы повторить этот опыт теперь, ну, скажем, сегодня? Без комсорга, разумеется?

Прямой и открытый взгляд дамы привел меня в чувство.

— Сегодня? Повторить? Без комсорга? Да с большим удовольствием! — принял я вызов дамы, взял ее под руку и вышел с ней на улицу.

Вскоре мы уже были в моем «люксе» на улице Энгельса. Но все попытки найти в номере ведро не увенчались успехом. Пришлось прикладывать, как говорят в сопромате, другие «эквивалентные» нагрузки. Но мы, как инженеры, справились.

Администрация гостиницы уважала посетителей «люксов» и даже не послала к нам проверяльщицу к 11 вечера. И заготовленная красная «десятка» на этот случай, так и осталась лежать у меня в кармане.

Утром мы распрощались, поблагодарили друг друга за отлично проведенную ночь, и, не обмениваясь адресами и телефонами, расстались. Я поехал объезжать дальше юг России с лекциями …

Конец любви

Наступил конец августа — время уезжать домой в Тбилиси. Я видел, с какой охотой готовились ребята к отъезду, и мне становилось еще тяжелее. Не хотел я уезжать домой, хотя там была моя семья, мой институт. Я успел так полюбить Москву, ее людей, здешний менталитет, легкость в отношениях, и многое другое, чего не было в Тбилиси. Включая ЦНИИС и моего железного «мамонта». Была здесь в Москве и Настя, но именно перед отъездом я ее и лишился. Не подумайте, как говорится, дурного, с нею ничего страшного не случилось, скорее наоборот.

Для меня осталось тайной, действительно ли Настя поехала к маме в Иваново, или в Рязанскую область, в город Сасово. Но, прождав Настю три, потом четыре и пять дней, я поднялся на четвертый этаж, спросить у Зины, не в курсе ли она дел Насти.

Было часов семь вечера, я вернулся с Опытного завода весь расстроенный безалаберностью моих «мастеров». Стучу в дверь и вдруг слышу голос Насти: «Да!». Распахиваю дверь и вижу Настю и Шурика, сидящих на Настиной кровати в обнимку. Я не поверил глазам — как так, я же победил в японской дуэли! Не вставая с койки, Настя тихо, но жестко сказала мне:

Уходи и не приходи сюда больше! Между нами все кончено! Мы с Шуриком любим друг друга и не хотим тебя видеть! — Настя больше не опускала глаз, как обычно, а смотрела прямо и решительно. Я заметил, что кольца на ее руке не было.

Убитый случившимся, я вышел вон и поплелся к себе. Ребята отмечали завтрашний отъезд домой. Я выпил с ними и, не выдержав, все рассказал им. Конечно же, о моем «романе» с Настей знало почти все общежитие, не то, что свои ребята. Эмоциональный Крисли вскочил с места и вскричал:

— На твоем месте я бы избил этого Шурика, да и Настю тоже! Вот суки!

«Старик» Калашян был противоположного мнения.

— Тебе завтра уезжать, ну побьешь ты их и уедешь, а они снова встретятся! Плюй на это и езжай домой, у тебя же жена там!

Но выпитая водка не давала покоя. Я подал знак Крисли, чтобы он вышел со мной. Вместе мы поднялись на четвертый этаж, и я громко постучал в комнату. Никакого ответа. Я прислушался — за дверью послышалось шевеленье. Нажал на дверь — она не подается. Я начал дубасить в нее ногами, но тут же вышли соседи напротив — две знакомые девочки, и сурово пригрозили, что они вызовут милицию. Все против меня!

И вдруг мне в голову пришла пьяная мысль — залезть в комнату через окно. Комната Насти была крайней, за ней шел тупичок коридора, оканчивающийся окном. Мы с Крисли подошли к окну, я высунулся и оценил ситуацию. Окна в комнате Насти были открыты, карниз под окнами был широким, но, к сожалению, чуть покатым наружу. Под окнами располагалась палатка для приема стеклотары.

Я решился. Вылез в окно, держась за руку Крисли, не отпуская ее, ухватился за подоконник Насти, и только после этого отпустил руку. И вдруг я вижу Настю — она соскакивает с кровати, подбегает к окну и со всей силы пытается его захлопнуть. Лицо ее перекосилось от страха, она все давит и давит на окно, расплющивая мне пальцы. Я посмотрел вниз — высота огромная, я представил себе, как загрохочет разбитая стеклотара, если я упаду вниз и пробью хилую пластиковую крышу палатки. А Настя все давит и давит на окно.

— Перестань давить, я уйду! — крикнул ей я. Она приоткрыла окно, но держала его обеими руками, чтобы снова захлопнуть, если я попытаюсь залезть внутрь. Шурика видно не было, забился в угол, наверное, чмур поганый!

Я оторвал окровавленные пальцы от подоконника и, балансируя на карнизе, схватил протянутую мне руку Крисли. Кое-как влез в окно, и, неуклюже перевалившись, растянувшись на полу. Вставая, заметил, что всю эту позорную сцену наблюдали девочки из комнаты напротив. Я шуганул их, они тут же захлопнули дверь, и мы с Крисли шатаясь, пошли к себе. Я не удержался, чтобы не пнуть ногой дверь Насти и не плюнуть на нее.

Вот как закончилась наша любовь! Говорил же я ночью на берегу Москвы-реки, что все кончится, и кончится плохо. А Настя, помню, целовала меня, утирала слезы и настаивала:

— Успокойся, миленький, не плачь, у нас все-все будет хорошо! Вот увидишь!

— Вот и увидел! — я посмотрел на свои окровавленные с содранной кожей пальцы и решил — все равно хорошо, что не грохнулся с четвертого этажа на палатку со стеклотарой!

Удивительное, мистическое совпадение — лет через десять после этого, мой знакомый парень с нашего двора в Тбилиси, внук домоуправа Тамары Ивановны, поступивший учиться в МИИТ и живший в том же общежитии, сорвался и упал как раз с того же карниза, совершая тот же путь из окна, что и я. Но совсем не с той же целью — он выпил с товарищами, а закуски не хватило. А из окна комнаты, которую когда-то занимали Настя с Зиной, свешивалась авоська, набитая всякими вкусными вещами. Правда, было не лето, а холодное время года, и удержаться на карнизе было труднее. Парень разбился насмерть — палатку, которая могла смягчить удар, к тому времени уже убрали. Получило-таки окно-убийца свою жертву из Тбилиси, из того же самого двора!