Сердце Стужи - Яна Летт

путанный, странный сон. – Стром – тот самый убийца? Что за чушь?

– Я узнала только что, от Марны, у неё брат служит охранителем. Он сказал, Строма уже в крепость Каделы везут. Госпожа… выходит, у моего знакомого, – так безопасности ради они с Веделой называли Унельма между собой, когда приходилось заговаривать о нём во дворце, – всё получилось, так? Об этом ещё не объявлено, но он, наверное…

– Я что-то ничего не понимаю, – Омилия вздохнула. – Ладно, скоро мы увидимся, и всё станет ясно. Стром… в голове не укладывается. Молчи, пожалуйста, Ведела. Я уже вижу, что ты собираешься сказать какую-то гадость. Я знаю, что Стром тебе не нравится. Но это не делает его убийцей.

– Я не о том, госпожа. Я про моего знакомого и наши планы. Не знаю, как это теперь выйдет. Пока я шла сюда, заметила слуг пресветлой владетельницы. И поглядывали они на меня…

– Мама.

– Да. Не знаю, о чём именно вы говорили, но…

– Увидеться с ним будет труднее. – Омилия тряхнула головой. – Плевать. Она скоро уедет.

– Я знаю, – Ведела зашептала еле слышно. – Об этом тоже говорили. Она уже знает про Строма. Взяла дело под личный контроль и будет на постоянной связи с советом.

– Почта в усадьбе Раллеми должна работать исправно, – пробормотала Омилия.

– Это значит ещё и что она сможет следить за каждым вашим шагом, и встреча с моим знакомым…

– Я знаю, как это устроить. Теперь иди. Мне надо подумать… и написать письма. Одно отправишь в резиденцию Ассели. А другое – своему знакомому. Придумай что-нибудь. Это нужно будет сделать как можно быстрее.

– А открытка, пресветлая? Вы потеряли её, и теперь…

– Забудь об открытке. Кажется, хуже быть всё равно уже не может. Так что будем решать проблемы поочерёдно. Сейчас не до того. И ещё кое-что… – Омилия поколебалась, прежде чем продолжить: – Ты не слышала чего-то нового о Биркере в последнее время?

– О вашем брате, пресветлая?

– Разве у нас здесь много других Биркеров? Ну да, о нём…

– Что именно вас интересует? – Показалось Омилии, или служанка и вправду отвела взгляд?

– Что слышно о нём в последнее время? В городе, во дворце? При мне таких вещей обсуждать не станут, но ты-то много где бываешь. Не случилось ли так, что… его имя стало чаще звучать… а люди, ну… вспоминают о нём?

Ведела и в самом деле не смотрела на неё, и Омилия нахмурилась.

– Говори правду.

– Пожалуй, что так, госпожа. Белый мотылёк…

– Биркер, – поправила наследница чуть резче, чем собиралась, и губы Веделы дрогнули.

– Я знаю, пресветлая. Но в городе его зовут «Белым мотыльком». В последнее время о нём и вправду стали говорить чаще.

– Как о возможном наследнике? – спросила Омилия тихо, и Ведела пожала плечами.

– Я в таких разговорах не участвую, – пробормотала она. – Но… может, и что-то вроде того, да.

– Почему же ты не сказала мне раньше? – Омилия услышала свой голос как будто со стороны – слабый, детский.

– Я не хотела огорчать вас, – пробормотала Ведела. – К тому же… какое это имеет значение? Болтают люди… Это просто пустой трёп, госпожа.

Всё это время…

Чем она сама занималась, выходя в город? Трепетала от счастья, ожидая встречи с Унельмом – вместо того чтобы смотреть и слушать. И кого ей теперь винить?

– Конечно. Ты права, Ведела. Это всё. Оставь меня.

Ведела ушла – поспешнее, чем обычно.

Омилия подвинула к себе бумагу и принялась писать.

Почерк торопливо валился вбок, и мать, должно быть, фыркнула бы, увидев… при мысли об этом Омилия принялась ожесточённо ронять буквы ещё ниже, почти укладывая их на разлинованные строки.

Она должна взять себя в руки, собраться. Вернуться в игру, в каждую из игр – думать, думать, чтобы не остаться проигравшей.

Сорта. Серебро Стужи. Барт

Двенадцатый месяц 724 г. от начала Стужи

Я проспала весь день – видимо, под воздействием эликсиров, прописанных кропарём.

А может быть, под воздействием стыда. Открыв глаза, я вспомнила о том, что случилось вчера, и тут же пожалела, что не могу проспать ещё несколько дней. Или, может, месяцев.

Зато рука почти не болела. Процессы исцеления шли во мне полным ходом. После завтрака нужно было не забыть ввести вместе с обычными эликсирами те, что мне дали с собою в центре.

Я думала обо всём этом машинально – так же машинально приготовила и выпила кофе, съела кусок хлеба с сыром – и не почувствовала вкуса.

По крайней мере, Строма здесь не было – судя по всему, ушёл из дома рано или даже вовсе ночевал где-то ещё… Мне не хотелось думать где.

Я не знала, откуда взялась та пьянящая, головокружительная смелость, которая подтолкнула меня сделать вчера то, что я сделала. Не знала, как смотреть в глаза своему ястребу теперь, после того, как он отверг меня.

Я не думала, что всё выйдет именно так – я вообще ни о чём не думала. И теперь, сидя над твердеющими остатками хлеба с сыром и остывающим кофе, я пыталась собраться с мыслями, решить, как жить теперь… Уж точно не под одной крышей со Стромом, по крайней мере это было ясно наверняка.

Я медленно вымыла посуду, загасила дравтовую горелку, убедилась, что притушены все валовые лампы. Потом поднялась наверх, сняла с кровати постельное бельё, закинула в корзину для стирки. Разберусь с этим позднее – пока стоило собрать вещи.

Всё это было ошибкой с самого начала. Давно нужно было уйти от него, жить самостоятельно. Завести друзей более близких, чем Кьерки или Маркус. Чаще общаться с сестрёнками. Может быть, начать встречаться с кем-нибудь – почему нет? Я могу понравиться кому-то. Кто-то может понравиться мне.

У меня может быть своя жизнь – жизнь, не связанная с Эриком Стромом. Многие ястребы и охотники отлично работают в паре, не проводя за пределами Стужи времени вместе больше необходимого.

Более того, многие принципиально избирают именно такой путь – и теперь я понимала почему.

Я складывала в сумку книги, блокноты, одежду – одежды у меня накопилась куда больше, чем я ожидала… Не сравнить с парой смен, с которой я приехала, кажется, вечность назад, из Ильмора в столицу.

Я погладила кончиком пальца серебряную птицу, подаренную Стромом. Он говорил, что хотел подарить мне что-то, не несущее символизма, но сейчас в этой маленькой сверкающей птичке я увидела добычу ястреба, представила, как бьётся она у него в когтях.

– Перестань, – сказала я сама себе. – Стром не заманивал тебя, не