Сердце Стужи - Яна Летт

– Иди, Ведела, – шепнула она. – Через другой выход. Жди у меня.

Дважды просить не пришлось. Она осталась одна. Корадела шла прямо к ней, и Омилия с досадой стряхнула малодушное, детское желание бежать. Когда-то она так и сделала, и на всю жизнь запомнила ледяной голос матери, когда та её нашла.

«Ты – Химмельн. Будущая владетельница, которая сядет на верхний трон. Ты не можешь позволить себе малодушие!»

Омилия медленно закрыла книгу, подняла голову и посмотрела на мать спокойно, скучающе.

– Здравствуй, мама.

Она будто видела себя её глазами – слишком ссутуленную, слишком простенькую, с волосами слишком растрёпанными, веснушками слишком заметными, носом слишком большим… Она с трудом подавила в себе желание пригладить волосы, повернуть голову немного набок, чтобы черты лица казались изящней.

Сама Корадела выглядела, как всегда, безупречно. Голубой был ей к лицу – она напоминала идеальную ледяную статую.

– Омилия. Нам нужно поговорить.

И, судя по тому, что владетельница Кьертании оставила слуг за дверью, разговор будет серьёзным.

Омилия не выдержала, перевела взгляд на стол, ожидая, что в каждую следующую секунду на него может лечь знакомый яркий квадратик.

– Конечно… о чём ты желаешь говорить, матушка? Я была немного занята, но…

– Это может подождать, что бы там ни было. – Мать разглядывала её внимательно, цепко. Ждала, что она выдаст себя?

– Конечно. Как скажешь. Что-то случилось?

Мать опустилась в кресло напротив.

– Я хотела бы, чтобы ты смотрела прямо на меня, когда говоришь, дорогая дочь. Никогда не стоит забывать о хорошем воспитании, не так ли?

Кажется, вечность прошла с момента, как она услышала эти слова – и наконец решилась поднять взгляд на мать.

Корадела улыбнулась уголком губ – холодно, спокойно. Омилия улыбнулась в ответ – рот словно инеем подёрнулся.

Наконец мать кивнула, будто удовлетворённая увиденным.

– Так-то лучше. Речь пойдёт о…

«Твоём новом увлечении».

– …твоём будущем… дорогая дочь. – Корадела снова вонзила в Омилию булавку своего взгляда. – Полагаю, ты помнишь нашу недавнюю беседу, не так ли?

– Разумеется, матушка. Я помню все наши беседы.

С тех пор в разговорах с матерью наступило временное затишье, и Омилия начала всерьёз надеяться, что слова Кораделы о решимости и жертвенности, окажутся только словами. И вот теперь – открытка. Почему, почему она не сожгла её раньше? Если мать и вправду нашла её – уедет ли она теперь с Харстедом или не выпустит Омилию из виду?

А может быть, возьмёт с собой, махнув рукой на любовника – если у неё и вправду есть любовник, – ради того, чтобы наказать дочь?

Омилия представила долгие часы молитв в компании Харстеда и вздрогнула.

– Мне хотелось верить, что время ещё есть, Омилия. Ты так юна, так наивна и беззащитна перед миром, от которого я всё это время пыталась тебя оградить…

Трудно было заставить себя вслушиваться в ледяное журчание этого голоса даже сейчас, перед лицом угрозы, – Омилия слишком привыкла мгновенно отключаться, чуя, что мать планирует долгий монолог.

– …но увы. Порой мир вторгается в покой нашего дома, и мы ничего не можем с этим поделать. Я буду говорить с тобой откровенно, Омилия, потому что мне нужно, чтобы ты поняла, насколько серьёзно наше положение.

…По крайней мере, дело, очевидно, было не в открытке?

На миг Омилия пожалела об этом, потому что сердце дрогнуло, охваченное дурным предчувствием.

Корадела наклонилась ближе, будто опасалась, что их могут подслушать, хотя они обе знали, что в библиотеке не было снитирьих ушей и глаз. Библиотека была почти так же безопасна, как беседка Биркера – может, поэтому он так часто выбирал именно её, чтобы коротать долгие дневные часы, когда в парке бывало жарковато.

– Твой отец думает о том, чтобы лишить тебя верхнего трона.

– Что? – Это было слишком внезапно, ярко, как таинственная вспышка на небе, про которую гадаешь, что это было – зарница, аномалия, приближающаяся гроза?.. Омилия не успела понять, что именно чувствует. – Но почему? И… в чью пользу, если так?

– В чью, по-твоему, он мог бы это сделать? – ядовито процедила мать. – Биркер так лентой вьётся вокруг него в последние недели… С чего бы ему проявлять такую сыновнюю любовь, как ты думаешь? Ему всегда плевать было на всех и вся, кроме себя самого.

Омилия выдохнула с облегчением – и внезапной для себя самой долей разочарования.

– Ты зря тревожишься, матушка. Уверяю, Биркеру всё это не нужно… – и тут она почувствовала первое лёгкое, как перо, прикосновение сомнения. – И потом, почему ты решила, что отец планирует что-то такое?

– У меня есть свои источники, – отрезала Корадела. – Имя Биркера снова пошло гулять по городу – а ведь за последние годы я сделала всё, чтобы в Кьертании о нём и думать забыли. Думаешь, это случайность? Кто именно, хотела бы я знать, отвечает за это… Биркер? Или твой отец? Конечно, он разочарован в тебе – я давно вижу это, но что с того? Что я могла сделать?

«Дать нам с ним проводить время вдвоём – хотя бы иногда».

– Должно быть, я совершила ошибку, – Омилия было не поверила своим ушам, но быстро успокоилась, услышав продолжение материнской речи, – …не стоило идти на уступки, доверять ему даже в мелочах… Всё это время я и только я делала всё для Кьертании, нашего величия, процветания! Храмы Мира и Души давно не были так сильны, а чем сильнее храмы, тем сильнее и Химмельны! Члены Совета Десяти полностью под нашим контролем – всё это благодаря мне, моим стараниям! Всё, что твой отец делал в это время, – мешал мне, делал всё поперёк. Думаю, в глубине души он понимал: то, что он, а не я, воссел на верхний трон, – воля случая…

Дело было не в воле случая, а в выборе совета диннов, созываемого по таким случаям, но Омилия промолчала.

– Теперь уже неважно… Говорю тебе, дорогая дочь, информация, которую я получила, точна. Мы должны действовать быстро, если хотим укрепить твои позиции, сделать то, что вынудит его изменить решение. Он ничего не сможет поделать, если твоё влияние возрастёт… Биркер как был, так и останется только бесполезным злобным калекой, но ты…

– Мама!

– Что? – Корадела криво и холодно улыбнулась. – Опять хочешь заступиться за обожаемого братца? Если так – ты просто дурочка, моя дорогая дочь, а все мои усилия, вложенные в тебя, потрачены впустую. Думаешь, Биркер искренен в своей любви к тебе? Думаешь, он вот так просто смирился с тем, что ты его потеснила?

– Ты его совсем не знаешь. Ты его