Борис Годунов - Александр Боханов

После чина венчания Царь «говорил слово », где содержались очень важные обязательства, которые ни до, ни после Годунова на себя из Венценосцев никто не брал. О том, как это выглядело, поведал келарь Троице-Сергиева монастыря (с 1608 года), известный русский книжник первой четверти ХVII века Авраамий Палицын (ок.1550–1626). В буквальном варианте царские слова звучали следующим образом: «Се, отче великий Патриарх Иов, Бог свидетель сему, никто же убо будет в моём царствии нищ и беден! И труся верх срачицы (сорочки. — А.Б,) на себе рече: “И сию последнюю разделю со всеми” »^^^.

Если к этим слова прибавить и царское обязательство никого не казнить, то трудно вообразить, какой восторженный энтузиазм охватил присутствующих. Своды Успенского собора огласились радостными криками, многие рыдали от умиления.

Упомянутый Авраамий принадлежал к числу недругов Годунова. Он происходил из старинной служилой дворянской семьи, сам в качестве воеводы состоял на царской службе, но в 1588 году, по не вполне понятной причине, подвергся опале и был сослан в Соловецкий монастырь, где и принял постриг. Так вот, даже «обиженный» Авраамий признавал, что «Царь Борис о всяком благочестии и о исправлении всех нужных Царству вещей зело печащеся; по слову же своему о бедных и о нищих крепче промысляще, и милость от него к таковым велика бываше; злых же людей люте изгубляше». И общий вывод монаха не поддаётся двусмысленной интерпретации: «И таковых ради строений всенародных всем любезен бысть»^^*.

Не менее высокую оценку государственной деятельности Годунова можно встретить на страницах ещё одного недоброжелателя, апологета Лжедмитрия, французского наёмника Жака Маржерета, приехавшего в 1601 году служить Царю Борису и сразу же удостоенного чести командовать кавалерийским отрядом. «Справедливо, — писал наёмник, — что в его время страна не терпела бедствия, что он обогатил казну, не говоря уже о городах и крепостях, которые он построил, что он заключил дружбу со всеми соседями.

Полный титул Царя Бориса Фёдоровича после коронования звучал следующим образом: «Божией милостью. Государь Царь и Великий Князь Борис Фёдорович всея Руси, Владимирский, Московский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Государь Псковский, Великий Князь Смоленский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных. Государь и Великий Князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полоцкий, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Лифляндский, Удорский, Обдорский, Кондийский, и Обладатель всея Сибирская земли и великие реки Оби и Северные страны Победитель, и Государь Иверские земли Грузинских Царей и Кабардинские земли Черкасских и Горских Князей и иных многих Государств Государь и обладатель в повседневной жизни и в текущей переписке использовалась более лапидарная форма титулатуры: «Божией милостью, мы Великий Государь Царь и Великий Князь Борис Фёдорович всея Руси Самодержец».

Как и ранее, так и после воцарения перед Борисом Годуновым существовала проблема урегулирования отношений с соседями. После замирения со Швецией и Крымом перед Россией стояла насущная задача надолго урегулировать свои отношения с польско-литовским государством — Речью Посполитой. В XVI веке Русь вела три войны со Швецией, войну с Ливонией и семь войн с Литвой и Польшей, а затем с объединённой Речью Посполитой! Самой затяжной и кровопролитной была Ливонская война 1558–1583 годов, стоившая России огромных жертв и потери выхода к Балтийскому морю. А ещё была почти ежегодная борьба с Крымом. В общей сложности за весь тот бурный век наберётся не более трёх десятков лет, когда Россия не воевала. Естественно, что это самым негативным образом отражалось на хозяйственной жизни страны, на благополучии населения.

Борис Годунов, который был противником военных кампаний, был уверен, что умиротворение отношений с соседями — жизненно важная потребность. Однако на западном направлении внешнеполитической деятельности существовало немало препятствий и главное — нежелание «ясновельможных панов» идти на мир с Московией. Дело не сводилось только к стратегическим соображениям и территориальным претензиям. Вопрос был куда шире и значимее. Бесконечные польско-литовские агрессивные действия против Руси вызывались далеко не в последнюю очередь непреодолимыми конфессионально-идеологическими противоречиями.

Как преданные «сыны кафедры Святого Петра », то есть римских пап, поляки воспринимали себя носителями «священной миссии» Католичества. Их борьба с русскими объяснялась и обосновывалась «священной» миссией сокрушения «еретиков» и «схизматиков», каковыми они считали православных. Уничтожение Православия — главная цель, высшее устремление, а потому было так трудно изыскать компромисс, найти обоюдноприемлемое соглашение.

Потому, не сумев сокрушить Московию силой, в Польше с таким энтузиазмом ухватились за необычный и грандиозный «идеологический проект», название которому — «Лжедмитрий ». Конечно, сама идея родилась на Руси, она экстракт боярских умышлений, но получила развитие, вызрела она именно в Польше. В качестве образца «польского изделия», каковым и являлся Лжедмитрий, уместно привести выдержку из записок секретаря Польского Короля Сигизмунда IIΙ Алессандро Чилли, описавшего встречу самозванца с папским нунцием (представителем) при Краковском дворе графом Клавдием Рангони и высочайшей аудиенции, данной Королём 15 марта 1604 года:

«Я сам был тому свидетелем, я видел, как нунций обнимал и ласкал Димитрия, беседуя с ним о России и говоря, что ему должно торжественно объявить себя католиком для успеха в своём деле. Димитрий, с видом сердечного умиления, клялся в непременном исполнении данного им обета и вторично подтвердил свою клятву в доме у нунция, в присутствии многих вельмож. Угостив Царевича пышным обедом, Рангони повез его во дворец. Сигизмунд, обыкновенно важный и величественный, принял Димитрия в кабинете стоя и с ласковой улыбкой. Димитрий поцеловал у него руку, рассказал всю свою историю. Король, с весёлым видом приподняв свою шляпу, сказал: Да поможет вам Бог, Московский князь Димитрий! А мы, выслушав и рассмотрев все ваши свидетельства, несомненно, видим в вас Иванова сына и, в доказательство нашего искреннего благоволения, определяем вам ежегодно 40 000 золотых на содержание и всякие издержки”»^^^.

Прижимистые поляки в данном случае не поскупились; ставка была очень высока, а приз — утверждение польско-католического господства в Москве — таким заманчивым, что пришлось раскошелиться...

Борис Годунов хотел долговременного мира с Польшей. Правители Речи Посполитой тоже того захотели, но ни по соображениям общего порядка — жить в мире и дружбе с восточным соседом, а в силу острого политико-династического конфликта. Королем Речи Посполитой стал в 1587 году сын Шведского Короля Юхана III Вазы Сигизмунд III. Он был избран на польско-литовский трон желанием польской шляхты, настроенной ортодоксально католически. Сигизмунд был воспитан как истовый католик и активно способствовал утверждению в Речи Посполитой Контрреформации.