Сон о принце - Эсфирь Серебрянская

Создавалось впечатление, что ее, конечности борются за независимость, а не работают над общим делом. Лебедь рак и щука по сравнению с ними были примером слаженности действий.

– … куржутцу… – выцепил мой слух из ее хрипений. Знакомое словечко, вызвало приступ цинизма, спрессовавшееся в смачное «Тьфу, ты». Девчушка, почувствовав мои эмоции, тихо всхлипнула, и огромные слезы заскользили по ее щекам.

– Не стоит, Йискырзу, – тут же пошла я на попятный, мысленно дав себе по мозгам, – не надо плакать. Я тебя не бросаю…

Девушка с надеждой посмотрела на меня, словно поняла сказанное. Хотя может просто она отреагировала на мягкий тон голоса.

– Черствею от усталости, – продолжала я, подходя к ней ближе, – так сказать защитный механизм сознания. Но ты не переживай, это просто неприглядная корка на эмоциях. Внутри я не осволочела до наплевательства.

Девчушка хотела ответить, но поперхнувшись, закашлялась.

– …Не волнуйся, Йискуша, – я утерла ей нос, смахнув попутно ручейки слез, – я медсетринствую, можно сказать, со школьной скамьи. Так что свожу тебя в кустики по первому классу… – я огляделась, – …вот только дай пару секунд определиться, что именно считать за кустики.

Жалобно журча Йискырзу, подняв руки, потянулась ко мне.

– Ну, нет, – невольно усмехнулась я в ответ, ты все ж не Тимка, чтоб таскать тебя на ручках. Так что давай слегка подготовимся…

Проговаривая нежным голосом, свои действия, я помогла девочке сначала сесть и спустить ноги на землю. Потом мы поднимались, отходили к перевернутым лодкам, создавая подобие интимного уголка. После чего я проникновенно, добрыми интонациями, чтоб не пугать подопечную, высказала свое мнение об изобретательстве местных портных, снабдивших одежду идиотско-вычурными застежками и завязками. А вот когда преграды пали, то онемела… И обалдела…

На девчонке были мои трусы. Мозги переклинило и повеяло сюрреализмом… Кажется, окружающая реальность поплыла. Неужели сейчас проснусь?

– ЛенАа, – выбил меня из начинающегося просыпания хрип больной, и дальше жур-крх-пчхи-жур.

– Но как?

– … куржутцу…

– Ах, да… – я вернулась к обязанностям больничной сиделки. Мозги же в автономном режиме бежали по недавним воспоминаниям, пытаясь откопать события, как и когда. Впрочем, ответ на последний вопрос был понятен: когда я не видела. И главное обвинить «подругу» в краже трудно, поскольку решив, что бандитский нож вынес окончательный и бесповоротный приговор несчастной тряпочке, я абсолютно не следила за ее местоположением. Ну а то, что не нужно нам, может вполне потребоваться другим. Вот оно и понадобилось. И теперь моя вещь, добротно зашитая черными суровыми нитками, дарит комфорт не мне… Будь это какой-нибудь другой деталью одежды, то во мне наверно проснулась жадность… Но трусы… Извините, но брезгливости больше… Ладно, как говаривал… говорит Валерка: «Проехали». Для хорошего дружка и сережку из ушка… А для больной девчушки трусишки и носки. Не в рифму, но актуально.

Приведя Йискырзу в порядок, я отвела ее к воде умыться. Свежая вода несколько взбодрила девушку, она стала что-то спрашивать про хнычущего Тимку. Однако едва я только отпустила ее руку, как она моментально стала клониться в сторону, и не будь меня рядом, то неминуемо растянулась бы на земле. Тащить ее обратно в телегу не было ни сил, ни желания. Стоявшая рядом лодка выглядела куда привлекательнее.

Слегка, вручную, поперемещав конечности подопечной, я сумела уложить больную на соломенном коврике. Бледное лицо на золотом фоне смотрелось чересчур безжизненно, заставляя вспоминать Валеркины рассказы об умерших от насморка индейцах. А тут еще Тимка капризничает… И новая болезненная царапина в душе: а вдруг он тоже заболевает или даже уже заболел. У меня от осознания возможной смерти Йискырзу мороз по коже, а уж о малышке… Я вздрогнула от внезапного холода пронзившего грудь.

«Дура! У меня ребенок голодный, а я себя страхами пугаю! Бегом за телегой!.. Хлебушек водичкой размочить… Что, Тимоха, радуешься? Ну, сейчас только скину мокрые тряпки… И халат намочил? Ну, мужичок, даешь! Та-ак… потом простирну. Пока же на телегу накину… Сейчас в «поилочку» заливаем… Иди ко мне маленький. Проголодался, бедолага… Ты ешь-ешь. Не выталкивай обратно язычком. Вот умничка. Молодец. Надо кушать, чтоб сильным стать. И здоровым, конечно. И… вот умничка… станешь, конечно. Это я тебе как богиня обещаю. Ты не смотри, что я такая чумазая. В меня, знаешь, сколько народу верит? Не знаешь? А неважно сколько верит. Важно, что с тобой ничего плохого не случится. И с мамкой твоей не случится. Не знаю как, но точно не случится… Ох, что-то у меня слегка в глазах помутнело. Усталость, наверное… слабость прямо по телу разлилась… Наверняка усталость. Да еще поволновалась к тому же… Или пустой желудок тебе раззавидовался. С голодухи оно еще и не так аукнуться может. Сейчас… суну себе корку хлеба в зубы. Водички глотну… Ну, вот мне уже лучше, значит, точно с голодухи. Вот видишь, как важно хорошо питаться. Ты кушай, малыш, кушай. Не выталкивай язычком, кушай кашку…»

Глава XXX

На дороге, ведущей к мосткам, показались две фигуры чем-то напомнившие буддийских монахов. Они неторопливо шагали друг за другом, а между ними над землей летел колобок размером в полчеловеческого роста. Я взглянула на Йискырзу – она спала. На Тимку, который более-менее смирился с всовываемой «кашкой» – тот еще свидетель. А монахи шагали… А шар, хотя он стал больше походить на яйцо, летел…

Сильно зажмурившись, я размеренно безотчетно досчитала до трех, и снова взглянула на дорогу…

Две молоденькие коротко стриженые девушки в простых выцветших сарафанчиках, несли огромную закрытую корзину на продетых сквозь нее жердях. Ветер донес отголоски разговора с примесью ярких смешков.

«Точно, усталость с голодухой чудят», – отметила я, с трудом переводя дух. Девушки пошли чуть быстрее. Я бы на их месте то же заинтересовалась незнакомцами на берегу. Но я-то была на своем месте. У меня мальчонка только-только вошел в режим поедания "кашки", и надо было, не отвлекаясь, ловить момент, чтоб отправить его в ночной сон сытеньким… точней, с непустым животом.

Носильщицы корзины подошли вплотную. Явно сестры, но не близнецы, скорей погодки. Простые ничем не примечательные лица. Как говаривала бабушка: подарок для гримера, что хочешь нарисуешь. Приземлив свой груз около тележки, девушки, не удостоив меня своим вниманием, впились взглядами в накинутый поверх вещей халат. Их восторженные эмоции, прекрасно читались на лицах, делая их похожими на двух детишек застывших возле красивой витрины. Хотя почему «похожими»? По возрасту, несмотря на свое нехрупкое телосложение, они явно не дотягивали до Йискырзу. Может, совсем чуточку не дотягивали, но… Впрочем, мне их детскость скорей всего на