Подземный огонь - Олаф Бьорн Локнит

«Бывают победы, больше похожие на поражения».

Эта фраза, некогда вычитанная в трактате по военному делу, застряла у меня в голове и упорно не желала никуда уходить. Она преследовала меня с того самого дня, когда над Ивелином взметнулся огненный вращающийся смерч, и билась в ушах всю дорогу до Тарантии. Она и не подумала исчезнуть, когда голубиная почта принесла из Бельверуса радостное известие: подземный зверь, губивший население земель Немедии, внезапно сгинул неизвестно куда.

А объяснить свое непреходящее тревожное предчувствие я не мог.

Мы вернулись невредимыми, если не считать совершенно непонятного нападения на постоялом дворе деревушки Артен. То ли нам действительно сопутствовало благословение богов, то ли так сложились обстоятельства, но мы победили. Поднявшаяся из неведомых глубин тварь была уничтожена.

Тогда почему же меня не оставляет смутное беспокойство? Я бы не удивился, если б подобное мрачное настроение овладело только мной (я вообще склонен порой преувеличивать размеры грозящей опасности), однако каждый из нашего маленького отряда в той или иной мере предполагали незавершенность нашего дела. Даже Энунд, который не покидал столицы и обо всем знал только из наших рассказов.

Кажется, я понимаю, отчего впал в мрачность Веллан. Для любого живого существа – неважно, человека или оборотня – испытание, выпавшее на долю бритунийца, оказалось бы чрезмерным. Кроме того, он явно решил взвалить на себя всю тяжесть вины за гибель Эйвинда. Что было ошибкой – каждый сам выбирает свою судьбу. Асир знал, на что шел, когда вызвался остаться в катакомбах. Мне тоже очень жаль его, и я считаю случившееся в высшей степени несправедливым. Однако прошедшего назад уже не вернуть. Эйвинд погиб, и нам остается только хранить память о нем…

Тарантия встретила нас суматохой, грозившей перерасти в неуправляемую панику и повальное бегство жителей из столицы. Срочно вызванные герцогом Просперо конногвардейские полки и вооруженные отряды тайной стражи барона Гленнора с трудом поддерживали порядок на улицах, охраняли канцелярии и гонялись за мародерами, грабившими брошенные лавки. В глаза не видевшие короля кавалеристы, выставленные на стражу у закатных ворот Тарантии, с трудом пропустили его в город – Конану пришлось наорать на капитана, а в доказательство своей личности предъявить королевскую цепь и тяжелый кругляш с государственной печатью.

На улицах к нашему отряду отнеслись весьма недоброжелательно. Плебс, почти вышедший из подчинения, что-то кричал вслед четверым дворянам, а когда в толпе раздался возглас: «Это же он, проклятый варвар!», в Конана полетел гнилой капустный кочешок. К счастью, неизвестный злоумышленник промахнулся, тем самым сохранив себе жизнь – король был очень недоволен всем сущим, и бросился бы с клинком на любого обидчика.

Во дворце мы обнаружили пустые покои (большинство придворных бежали из столицы). Замок наполняли лишь офицеры гвардии, по-прежнему стоявшие на своих постах. Встретивший нас Паллантид не замедлил сообщить, что золото из подвалов вывезено в Пуантен, главные сокровища короны тоже, а Его светлость канцлер Публио так спешил уехать из Тарантии, что даже позабыл прихватить свою молоденькую любовницу… В замке остались лишь герцог Пуантенский, несколько центурионов из военной канцелярии, да незаменимый барон Гленнор, вместе с Просперо пытавшийся сохранить престиж государственной власти в глазах поданных.

И, естественно, дворец не покинули грифон из Ямурлака, а также прекрасная фаворитка короля, графиня Эвисанда.

Герцог, которому кто-то из личной стражи сообщил о прибытии монарха в город, немедленно примчался в апартаменты Конана, в момент, когда он сбросил дорожную одежду и переодевался.

– Государь! – Просперо едва не сбил меня с ног, вихрем ворвавшись в комнату короля. Я и Мораддин тоже находились в опочивальне, обсуждая срочный эдикт, который должен был издать Конан – указ об отмене осадного положения в Тарантии. – Все-таки ты живой!

– Сам видишь, – проворчал король. – Как дела?

– Честно признаться, мерзко, – покачал головой герцог и опустился (а скоре, просто упал) в кресло. Действительно, Просперо был бледен, а под его глазами ясно виднелись коричневатые круги. Интересно, когда он спал последний раз? – Жители паникуют, дворянство бежит из страны на полдень, и даже на обоз канцлера случилось нападение!

– Так ему и надо, – жестокосердно ответил Конан. – С казной все в порядке?

– Разумеется, мой король. Черные Драконы отбились с честью. А кроме всех бед, три дня назад случилось небольшое землетрясение и был слышен гром на закате…

– Наша работа, – встрял Мораддин. Немедийский граф стоял возле камина и потягивал вино. – Милорд герцог, срочно вызывайте писаря и герольдов. Нужно объявить в городе, что подземное чудовище погибло.

Я, сообразив, что никак нельзя упускать такую возможность, схватился за чернильницу, висящую у пояса, и вынул из-за пазухи футляр с перьями и пергаментными свитками. Отличный случай представляется – самому написать исторический документ, который наверняка войдет в анналы царствования короля Конана!

– Постойте, постойте, – Просперо подался вперед. – Как – погибло? Вы его убили? То есть недавнее землетрясение…

– Именно, – кивнул Конан. – Неужели вы все видели?

Просперо с пятого на десятое рассказал, что вечером третьего дня, ближе к шестому колоколу, на закате от столицы вдруг мелькнула яркая вспышка, спустя несколько мгновений земля затряслась и послышался отдаленный раскат грома. Наиболее остроглазые гвардейцы смогли углядеть с главной башни замка, как вдалеке поднимается в небеса черное бурлящее облако. Ветрами тучу отнесло на полдень, а по городу немедля пошли слухи, будто один из богов спустился на землю.

– Очень хорошо, – неожиданно просиял король. – Пускай в народе так и думают. Хальк, запиши в эдикт: «Милость Митры нас не оставила. Солнцеликий пришел с неба и все исправил. Больше зеленого огня не будет.»

– Так эдикты не пишутся, – возразил я. – Плохо звучит. Невнушительно…

– А-а! – Конан едва не сплюнул прямо на блестящий паркет. – Делай, как знаешь. Только чтобы смысл не менялся.

Вот так и получилось, что указ о снятии военного положения в столице и сообщение о гибели явившегося с полуночи чудовища писал именно я. Конан потом лишь чиркнул пером внизу и, подышав на печать, приложил ее к пергаменту. Паллантид, прибежавший на зов короля, немедля отнес эдикт, на котором еще не просохли чернила, к глашатаям (самая неблагодарная должность при дворе. Во всех просчетах короля виноват именно герольд – он приносит дурную весть обывателям и частенько страдает от их недовольства…).