Вейн - Инна Живетьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нарочито громко топая, Юрка поднялся на второй этаж. В спальне густилась темнота. Серебрилась ветровка, висевшая на спинке кровати. Надел ее, и сразу стало теплее. Помыкался из угла в угол, сел на подоконник. Ветер усиливался. Метались по опушке тени, обманывая – все чудилось, идет кто-то. А если нагрянут зейденцы? Юрка поежился и сунул руки в карманы. В правом неожиданно нащупал плоскую железку. Вытащил. На ладони лежала бирка, с которой никогда не расставался Егор. Буквы теперь читались: «О. В. В. К. У. Натадинель В.». Что за ерунда? Почему он ее оставил, да еще в чужом кармане? Подарок? Выругавшись, Юрка опустил бирку обратно. Не нравятся ему такие подарки. Уж больно на прощальные смахивают.
Спал он урывками. Потрескивало, поскрипывало старое здание, и казалось, что внизу ходят. Под утро Юрка не выдержал, взял фонарик и проверил первый этаж. Руки тряслись – луч метался по стенам. Никого, только скреблась под полом мышь.
Рассвет он встретил, глядя в окно.
Подсыхала роса, поднимаясь еле заметным парком. Блестели осколки стекол перед школой. Толковала кукушка – редко, с расстановкой. Загадывать, сколько ему жить осталось, Юрка не стал, но «ку-ку» отсчитывал. Дойдя до тридцати, решительно слез с подоконника. Все, хватит! Он идет в город.
В гардеробной подобрал штаны и черную футболку со шнуровкой на вороте. Обувь… Пошевелил задумчиво пальцами. Ладно, кроссовки такие грязные, что и не разберешь, чьего производства.
Карту, фонарик, нож и компас с чужими буквами Юрка запихал в вещмешок и унес подальше в кусты. Там же спрятал арбалет и обе куртки, забросав сухими ветками. Но прежде вынул из кармана Егорову бирку и надел, опустив прямоугольную железку под футболку.
Проселок вывел его к пустынному шоссе. Если верить карте, то дальше направо. Пошагал под неумолчный стрекот кузнечиков. Шелестели осинки. Топтались на проводах вороны. Тени от столбов косо перечеркивали дорогу.
Вскоре Юрка увидел обожженный остов автобуса. Тот лежал на обочине, выставив закопченное днище. Обошел и заглянул через пустоту на месте лобового стекла. Убитого водителя, про которого рассказывал Егор, конечно, не было, но все равно продрало ознобом. Постоял, засунув кулаки в карманы чужих брюк.
Может, он бы и повернул обратно, но услышал далекий механический гул. Быстро присел, прячась за искореженным автобусом. Со стороны города приближалась колонна. Впереди шел мотоцикл, за рулем сидел военный в серой форме. В люльке – автоматчик. Взбило ветром пыль из-под колес, швырнуло в лицо. Тяжело прокатили крытые брезентом грузовики с деревянными бортами. Совсем как их старенькие «ЗИСы», только крылья угловатые. Замыкающим пристроился еще один мотоцикл.
Юрка облизнул губы с приставшими песчинками и сплюнул. Он не знал, откуда вдруг родилась такая ненависть – из рассказов Егора или из собственного страха, – но решительно поднялся и зашагал в противоположную от узла сторону.
Когда на горизонте показались первые строения, свернул на тропинку, одну из многих, убегающих от шоссе через березовый лесок. Подумал дедовой присказкой: береженого бог бережет. А вдруг на въезде КПП и потребуют удостоверение личности?
Окраина пшелеского города оказалась похожей на Рабочий поселок. Такие же одноэтажные дома со ставнями и печными трубами. Выбоины на дороге засыпаны шлаком. В палисадниках цветут мальва и ноготки. Вон колонка знакомой конструкции, на проволоке болталась вырезанная клином деревяшка – подтолкнуть под железную петлю, чтобы придавить рычаг. Правда, не было видно антенн и сараи чаще покрывал не шифер, а толь. Тишина стояла непривычная – людей не слышно, собаки молчали.
Юрка долго шел пустынной улицей, пока между одноэтажными домами не стали попадаться здания покрупнее: промтоварный магазин с заколоченными окнами, пекарня, какое-то управление. Сразу после него начался высокий забор; по ту сторону слышался грохот, точно роняли листы железа. Пахло техническим маслом. В конце забора обнаружилась остановка. В тени навеса сидела бабка, выставив на перевернутый ящик кружку. Рядом – ведро, прикрытое тряпкой. Увидев Юрку, бабка сказала:
– Бери утрешнее. За три менки до краев налью.
– У меня нету, – ответил, растерявшись.
Хорошо, что вчера говорили с Егором на пшелесском: чужие слова легко соскользнули с языка.
– Давай ихними хельдами, за пятерку. Дешевле, чем на рынке.
Юрка чуть по лбу себя не хлопнул. Ну, конечно! Если верить книгам, в дотелевизионную эпоху основным источником информации служили базарные слухи.
– Скажите, а как на рынок пройти?
– Думаешь, там выгоднее сторгуешь? Вряд ли.
– Да нет, я так…
Бабка махнула:
– До угла Полесской и направо.
Закончился частный сектор, потянулись двух– и трехэтажные дома. Проехал дребезжащий автобус, натужно кашляя на взгорке. Обогнала девушка с пустой корзиной. Может, за покупками? Юрка пристроился следом. Тут стало многолюднее, и девушка не обращала на мальчишку внимания. Шел за ней долго, а потом увидел военных. Они были в черной форме, блестящих сапогах и пилотках с серебристыми кантами. У одного на шее висел автомат. Местные торопливо сворачивали с дороги. Спохватившись, Юрка тоже отступил. Зейденцы прошли, по-хозяйски перегородив тротуар. От них резко пахло одеколоном. Юрка перевел дыхание и огляделся в поисках девушки с корзинкой, но та уже исчезла.
Спрашивать дорогу еще раз боялся – вдруг прицепятся, кто такой, да откуда, – и какое-то время метался наугад. Сменялись кварталы, неотличимые друг от друга – пыльные, жаркие, заросшие акацией. Юрка устал и хотел пить. Он почти решился остановить прохожего, но тут наперерез из арки вышли две женщины. Молодая несла на локте пальто с лисьим воротником. Лицо у нее было расстроенным. Та, что постарше, говорила:
– Ничего, дай срок, еще лучше тебе справим. Что делать, жить как-то надо.
Юрка пошел за ними.
Рынок начинался со стихийного торжища – товар выставляли в ведрах, выкладывали на ящики, а то и просто на землю, подстелив рогожу. Сидела бабка с мешком тыквенных семечек. Рядом шустрый малый передвигал по дощечке колпачки. Постукивал деревянный шарик. «Наперсточник», – хмыкнул про себя Юрка. За суетливыми руками следили двое мальчишек и парень постарше, этот все трогал заколотый булавкой пиджачный карман. Дальше пристроилась гадалка. Разложив на цветастом платке карты, она толковала что-то девушке в ситцевом платье. Девушка сидела на корточках, собрав у щиколоток подол, и неотрывно смотрела на потертые картинки. Тощий пацан продавал самодельные зажигалки, к ним приценивался мужчина в засаленной кепке.
– Ну-ка, – услышал Юрка и оглянулся.
К наперсточнику подошли трое – в новых сапогах, хороших рубашках. За спинами у них висели винтовки, а повыше локтя белели повязки с молниями.
– Давай, ставлю, – сказал один и положил на ящик помятую красно-синюю купюру. – Чего застыл, крути!
Тот, что помоложе, запустил лапу в мешок с семечками.
– Цыц, бабка! – шикнул лениво.
«Полицаи», – вспомнил из книжек Юрка и торопливо нырнул в толпу.
Людской поток притиснул его к прилавкам. Что тут только не продавалось: поношенная одежда и обувь, овощи, катушки с нитками, деревянные ложки и жестяные подстаканники, свечи явно не заводской отливки. Соль, завязанная в крохотные тряпочки. Мука – по полстакана. Гречка и перловка на вес. Странные темные лепешки поштучно. Торговала ими старуха в мужском жилете поверх платья. Юрка разобрал из ее выкриков, что лепешки из пырея, и удивился – это же трава. Но расходились они бойко, за менку старуха давала пару. Между рядами ходили покупатели, многие с вещами, выменивая их без денег на еду. Юрка напряженно прислушивался, пытаясь перестроиться на чужой язык, и вскоре уже понимал свободно.
– …постирала, он и дал консерву. Чего не взять-то? А Венька мой нос крутит, не буду есть, и все тут!
– …девять пробило, я уж думала…
– Эй, паря, карман береги!
– …новый. Два раза всего надел. Вот, и подклад целый. Ты глянь.
– Свели корову, изверги.
– …аккурат у Седой балки. Генерал ихний ехал, его подчистую разнесло. Одна фурага осталась, на елку ее закинуло.
Юрка остановился и сделал вид, что разглядывает выложенное на ящик барахло: винтики, ржавые гвозди, шарикоподшипники, ключи без замков. Старик, что предлагал это, говорил парню лет восемнадцати:
– Сунулись в лес, а их из пулемета. Вот так.
– Дед Пегаш, а ты не брешешь?
– Тьфу на тебя! Не хочешь, не верь.
Парень придвинулся ближе.
– Да мне ж не просто так, я уйти хочу, понимаешь?
Дед цыкнул на него и посмотрел на Юрку.
– Берешь чего?
Юрка мотнул головой.
Он бродил до вечера, глотая слюну, когда доносились запахи съестного. Много что услышал: про комендантский час, расстрелы в Белом карьере, хамство расквартированных солдат, какую-то Мрицу, которую снова возили в комендатуру, и что «девка догуляется, вернутся наши, ноги-то ей повыдергают». Но про сына подполковника Натадинеля – ни слова.