Зачарованный книжник - Кристофер Сташеф

«Но я ничто! Испорченная и развращенная женщина!»

Внезапно Финистер обнаружила, что молотит руками и ногами по воздуху. Она лежала на чем-то мягком и надежном. Взглянув вверх, Финни увидела белое пятно лица, обрамленное шапкой волос. Лицо было измучено, волосы спутались во время родовых мук. Однако при взгляде на маленькую Финни глаза женщины потеплели, лицо озарилось улыбкой восторга.

— Она такая хорошенькая! Я назову ее Алуэтта!

Затем все исчезло, Финистер снова стояла одна, причитая: «Что это было? Кто? Что за имя?»

«Это было твое самое первое воспоминание, — послышался голос доброй леди. — Оно извлечено из глубин сознания с помощью магии. Женщина — твоя настоящая мать, а имя, которое ты слышала, она дала тебе при рождении».

«Нет, не может быть, — закричала Финистер. — Это ложь, хитрый обман!»

«Случается, что воспоминания шутят с нами шутки, — согласилась леди, — ко не в данном случае. Алуэтта означает жаворонок, волшебный певец, и это — твое имя. Ты — женщина великой силы и великого волшебства. В твоих силах перевернуть весь наш мир!»

«Это невозможно! Они бы рассказали мне!» — закричала Финистер, но она уже сдалась. Сдалась и поверила.

«Ты слишком сильна! Вот почему им приходилось сковывать тебя сотней цепей, — убеждала ее добрая леди. — Сбрось их, стань собою, обрети истинную свободу! Тебя высоко ценили в качестве орудия борьбы, но твоя ценность как человека в десять раз выше!»

Финистер ощутила себя в полной пустоте, на краю пропасти. Она колебалась, желая довериться своей спутнице, но боясь. Затем она почувствовала дуновение ветерка в спину. Этот ветер рос, крепчал, пока не превратился в настоящий ураган, грозящий смести Финистер в никуда. Все силы девушки уходили на то, чтоб противостоять его натиску.

"Это — ветер Судьбы, — пояснила добрая леди. — Отдайся ему! Тебе не нужны ни крылья, не метла.

Соберись с духом и лети вслед за ветром! Прими судьбу, поверь в свою ценность, свой ум и талант! Рискни и посмотри, как изменится твоя жизнь!"

Перед глазами Финистер возник образ замка, и она с изумлением услышала собственные слова: «Какая польза в замках!»

"Никакой, если они не дают кров людям во время войны! Замки бесполезны, если там не хранится пища для голодных и лекарства для больных! Но ты — ты можешь построить такую твердыню. У тебя редкий талант служить людям, хватит ли решимости применить его? Создать замок, истинно полезный нуждающимся? "

«Да!» — кричала душа Финистер. Но она сдержала этот крик, слишком уж неожиданные открывались перспективы, слишком пугало ее новое предназначение!

«Так иди и сверши то, что тебе предназначено!» — услышала она голос доброй леди, и внезапно сгустившаяся тьма поглотила девушку. Нагая и беззащитная стояла она в этой тьме, посреди обрывков своих былых иллюзий. Где-то маячили образы ее приемных родителей, но они остались уже в прошлом. Финистер ускользала прочь из прошедшей жизни, от этих истончающихся, бледнеющих, гаснущих эфемерностей. Холодный ветер заставлял ее дрожать, но он же звал ее, манил вперед, в будущее. Финистер еще колебалась, не осмеливаясь отдаться этому зову, но голос доброй леди подталкивал, эхом звучал отовсюду: «Вставай! Загляни в свою душу, исследуй ее глубины! А затем вставай и иди, стань тем, чем ты можешь стать!»

Последние слова отразились от невидимых стен, зазвенели, окружили девушку водоворотом звуков. Странным образом эти звуки были вокруг нее, но и внутри тоже. Они наполнили Финистер, стали ее сущностью, и с радостным облегчением она поняла, что внешнее и внутреннее соединились. В душе ее воцарились блаженная гармония и пустота.

Гвен едва держалась на ногах, каждую клеточку ее тела сотрясала дрожь. Джеффри и Корделия в тревоге бросились к ней.

— Ты измождена до предела, мама! — вскричала Корделия.

— Ничего, я отойду, — сумела продохнуть Гвен. — А как… вы?

Поддерживая мать, Корделия покачнулась и с удивлением обнаружила, что ее силы также исчерпаны.

— Устала, конечно, но гораздо меньше тебя, — призналась она.

— У меня — то же самое, — произнес Джеффри. Он бросил пристальный взгляд на Грегори:

— Надеюсь, твоя девчонка оправдает подобные жертвы.

— Мне нужно… немножко отдохнуть, — сказала Гвен (она все еще не могла восстановить дыхание). — Затем силы восстановятся с лихвой.

Она с усилием выпрямилась.

— Что же касается Алуэтты…

— Кого? — хором протянули Корделия и Джеффри, Грегори же не требовалось задавать вопросов.

— Так, значит, она не Финистер…

— Нет, — ответила мать. — Мне удалось раскопать самые ранние ее воспоминания: это имя было дано ей при рождении. Она использовала его в качестве пот de guerre[8] несколько раз, в отличие от всех прочих псевдонимов, к которым прибегала не более одного раза.

Это — ее истинное имя, подаренное матерью.

— Алуэтта, — произнес Грегори, восхищаясь, пробуя это имя на вкус, проникаясь им. — Алуэтта… Алуэтта.

— Je te plumerai[9], — с горечью сказал Джеффри. — Определенно, перья ее изрядно повыдерганы.

— Да, лишив ее возможности свободно летать, — задумчиво подтвердила Корделия, а затем встрепенулась:

— Алуэтта — это ведь жаворонок?

— Ты не должна называть ее так без разрешения, — строго одернула дочь Гвен. — До поры даже не показывай, что это имя тебе знакомо. Пока она сама не назовет его.

— Но зачем же ты тогда сообщила его нам, мама?

— Из-за Грегори, — пояснила Гвен. — Он должен знать ее истинное имя, а не просто еще одно изобретение.

— Оно будет храниться в моем сердце, даже если мой мозг забудет его, — пообещал Грегори.

— Хорошо, — улыбнулась Гвен. — Можешь быть уверен, сын, эта девушка стоит твоей любви и моих трудов. Если только нам удалось ее излечить…

— Ну, Грегори-то еще предстоит потрудиться, — вздохнула Корделия. — Сдается мне, чтобы завоевать сердце этой красотки, ему придется приложить немало усилий, и еще больше — чтобы удержать ее возле себя, — Это справедливо в отношении всех романов, — обернулась Гвен к дочери. — Трудиться приходится непрерывно: вновь и вновь завоевывать любовь друг друга, привязывать к себе дорогого человека — и так веч? но, пока жив. Любящий подобен каменщику, строящему грандиозный замок.

— Зато это — прибежище для души на всю жизнь, — кивнул Грегори. — На меньшее я не согласен.

Никого не удивило это заявление. Ведь у них на глазах разворачивалась многолетняя борьба Гвендолен за свою любовь. Дети знали, сколько усилий потратила их мать, чтоб убедить Рода Гэллоугласса в том, что он достоин этой любви, достоин ее самой. Корделия, самая наблюдательная из всех, видела также, как старался отец оправдать надежды своей жены. Девушка подозревала: в прошлом у Гвен не раз были основания для сомнений.