Смерть в Лиссабоне - Роберт Уилсон

— Ну да, конечно. При Салазаре к женщинам относились уважительнее, — сказал Педру и нахмурился. — Была церковная цензура, все-таки Португалия — католическая страна. Уж кто-кто, а ты должен это помнить.

— Почему это «кто-кто, а я»? — переспросил Мигел, напуганный обмолвкой брата.

— Простите, сеньор Родригеш, запамятовал, — сказал Педру. — Видишь ли, мы все это отбросили, забыли, оставили позади в прошлом.

— Португальцы ничего не забывают и не отбрасывают, разве только обеденные стулья. В стране есть люди, которые верят, что изгнанный король Себастьян спустя четыре столетия может вернуться и повести народ к великим свершениям. Как я это понимаю, грядущее может коснуться и меня.

На это Педру ничего не ответил. Брата он любил, но считал, что тот преувеличивает свою прежнюю роль и заслуги. Тот же, в свою очередь, считал Педру простаком — умным, милым человеком, талантливым уважаемым финансистом, но простаком.

— То золото я продал, — сказал Педру, чтобы сменить тему и вернуться к области, в которой он чувствовал себя уверенно, и к планам на будущее.

— Имея в виду прошлое, которое надо забыть?

— Нет. Ради того, чтобы укрепить банк.

— И кто его купил?

— Один колумбиец, осевший в Швейцарии.

— И сколько ты получил?

— Я рассчитал, что сейчас самое время для продажи. А вся эта паника, связанная с дефицитом бюджета США, — не в счет. Это всего лишь…

— За сколько продал?

— По шестьсот долларов за унцию.

— Разве цена не поднималась до восьмисот?

— Поднималась. Но уж больно подходящий покупатель попался. Не слишком любопытный, если ты понимаешь, о чем я говорю.

— Но ведь дефицит бюджета США вызывает сомнение и в реальной цене доллара, не так ли? — спросил Мигел, строя из себя знатока в области, в которой на самом деле ничего не смыслил, и излагая плохо понятую им статью в «Таймс», которую прочел в самолете.

— Вот почему я и делаю вложения в недвижимость.

— Если финансовая система США рухнет, тебе твои вложения в недвижимость не помогут.

— Она не рухнет. Но если и рухнет… — Он открыл сейф.

Внутри лежали два золотых бруска. Мигел подошел, погладил пальцем орла и свастику — бывший герб Германского Рейхсбанка.

— Надеюсь, что ценность их впредь будет исключительно антикварной, — сказал Педру.

— Лучше поговорим о работе, — сказал Мигел, вновь усаживаясь в кресло и вытирая выступившую на лбу испарину: его беспокоили эти «сувениры», он не был уверен, что такого рода вещи целесообразно хранить у себя.

— Мы купили недвижимость совсем рядом с Ларгу-де-Дона-Эштефанья. Большой дом. Развалина. Мы расширяемся. В старом здании нам тесно. Эту развалину мы собираемся снести и выстроить новое офисное здание. Три верхних этажа будут нашими, остальные будем сдавать. Я хочу, чтобы проектом занялся ты. Архитектор торопит меня, а у меня нет времени.

— Когда ты хочешь, чтобы я приступил? — нервно спросил Мигел. Взваливать на себя сразу столь ответственное дело ему не очень улыбалось.

— Как тебе удобней. Для тебя уже и кабинет приготовлен. Нам требуется новое помещение.

Мигел встал.

— Мне надо заново привыкать к Португалии, — сказал он. — Хочу съездить в Бейру, подышать ее воздухом, поесть рыбы в приморском ресторанчике в Гиншу, словом, всякое такое.

Педру, неожиданно для самого себя растроганный возвращением брата на родину, вышел из-за стола и обнял его.

— Прежде чем займешься всеми этими вещами, — сказал он, — нам надо будет завтра же съездить к нотариусу. Поскольку ты теперь Мигел да Кошта Родригеш, надо уладить ряд небольших формальностей. Первое и самое важное — это назначить тебя опекуном моих детей на тот случай, если что-нибудь случится со мной и Изабел. Доктор Акилину Оливейра уже все для этого подготовил.

— Конечно, конечно, — с готовностью согласился Мигел.

Они похлопали друг друга по плечам, и Мигел направился к двери.

— И еще одно, — сказал Педру. — Клаус Фельзен прошлым месяцем вышел из тюрьмы.

— На год раньше положенного срока?

— Не мне задаваться вопросом почему. Просто ставлю тебя в известность. И помни, что одним из пожеланий отца на смертном одре было: никогда не иметь с ним дела.

Мигела удивило крестное знамение, которым осенил себя брат.

— Сеньор Фельзен звонил тебе?

— Пытался дозвониться.

— Ну, вряд ли его заинтересует фигура Мигела да Кошта Родригеша.

— Я просто счел нужным предупредить тебя… ведь он имеет все основания сердиться, может быть, и не лично на нас, но…

— Надо бы все-таки предложить ему что-нибудь…

— Отец, умирая, взял с меня слово. Я не могу.

Мигел пожал плечами.

Педру проводил глазами широкую спину брата и посмотрел на фотографию на столе. Он не сказал ему о другом предсмертном пожелании отца: чтобы младшему сыну не досталось ничего из наследства — ни «Банку де Осеану и Роша», ни связанных с ним компаний. Это было единственное, чего он так и не понял, а отец не объяснил. Но теперь странным образом Педру освободился от груза этой проблемы: Мануэл Абрантеш перестал существовать, и ничто не мешает ввести в совет директоров Мигела да Кошта Родригеша. Это совершенно другой, новый человек. Мануэл же превратился просто в клочки паспорта, сгоревшие в Сан-Паулу. Его нет. А Мигел да Кошта Родригеш никогда не был тем, кто пытал, насиловал, убивал, осуществлял массовые репрессии. Это выпускник американского университета, имеющий ученую степень и семилетний опыт работы в бразильском банке. Это милый и любезный человек, любитель анекдотов и смешных историй, рассказываемых за ужином. Он любит детей, и дети любят его. На работе он пользуется всеобщей симпатией и уважением за особо тесные отношения с владельцем банка, а также за природную общительность, умение сходиться с людьми.

Второй раз в жизни ему повезло. Он добился успеха.

19 января 1981 года он женился на женщине, которую сосватал ему брат, — Лурдеш Салвадор Сантуш. Десять лет назад его с души бы воротило от ее набожности, но сейчас ему это даже нравилось. Он радовался если и не красоте жены, то ее добродушию и абсолютной ему преданности. Единственное, что омрачало их брак, были два выкидыша, последовавшие один за другим, и рекомендация доктора прекратить искушать судьбу.

Последний выкидыш случился в пору, когда, казалось, все складывалось чрезвычайно удачно. В июне он подписал бумаги на начало возведения двадцатиэтажного здания возле Ларгу-де-Дона-Эштефанья. Через неделю началась работа, и в деловых кругах Лиссабона он стал известен как генеральный директор по строительству «Банку де Осеану и Роша», член совета директоров с большим пакетом акций.

Неприятность с женой очень его огорчила, и он невольно стал больше внимания уделять работе. Он купил недвижимость в Салданье — про запас. Скупал старые фабрики на окраинах Лиссабона, чтобы развивать там предприятия легкой промышленности и малый бизнес. Скупал земли возле Кашкайша в районе Бока-ду-Инферну, собираясь строить там туристические базы. Купил многоквартирный дом в лиссабонском районе Граса, откуда открывался чудесный вид на город. Два верхних этажа он превратил в свою личную лиссабонскую резиденцию. Он перестроил принадлежавший жене дом в старой части Кашкайша. Он потолстел и повеселел.

В первый день нового, 1982 года Мигел и Лурдеш Родригеш пригласили Педру и Изабел Абрантеш с тремя их детьми к себе в Кашкайш на обед. День был очень солнечный, но холодный, а когда к вечеру зашло солнце, температура опустилась чуть ли не до нуля.

Жена Педру была на седьмом месяце беременности четвертым ребенком. Она очень раздалась, что было странно, потому что три прежние беременности почти не изменили ее фигуры. Поэтому на обратном пути она сидела в машине сзади с двумя дочерьми, а маленький Жоакин ехал на переднем сиденье рядом с отцом.

Они выезжали из Сан-Педру-де-Эшторила на своем новеньком, купленном всего полгода назад «мерседесе» на скоростную трассу Маржинал, когда одновременно произошли три случайности: маленький Жоакин встал на сиденье, встречная машина вильнула через разделительную полосу, а шедший сзади БМВ нагнал машину Педру. Педру протянул руку, чтобы усадить мальчика на место. Он рванул руль вправо, но БМВ ударил его в заднее крыло. «Мерседес» дважды крутануло и вынесло на обочину. Машина перевернулась, зависла на секунду над пропастью, потом рухнула на скалы. Троих детей вышвырнуло из салона. «Мерседес» перекатился через них и замер крышей вниз в холодных водах Атлантики.

Уже через десять минут пожарные были на месте катастрофы. Собравшаяся толпа рыдала над валявшимися на камнях обезображенными детскими телами. Пожарные мгновенно установили, что Педру мертв, а Изабел дышит, но зажата между передними и задними сиденьями. Потребовался час, чтобы извлечь ее и отправить в больницу в Лиссабон. Плод, девочка весом два семьсот, был извлечен путем кесарева сечения и помещен в инкубатор. Но сердце ее матери не выдержало операции и остановилось.