Вернувшийся из навсегда - Юрий Иванович

Но прежде чем ставить на себе крест, решил сделать попытку и открыть глаза. Пусть с трудом, но они открылись, а потом ещё и проморгаться сумели. Омывая попутно слезами щёки и смывая из глазниц нечто желеобразное.

«Неужели и в самом деле гель?»

Но окружающая обстановка поразила гораздо больше, чем бытовые вопросы. Вокруг – явно не медицинская палата и вообще не госпиталь как таковой. Однозначно можно сказать, что пациент находится в жилой, богато убранной и декорированной спальне. Лепные потолки на высоте в пять метров. Две оригинальные люстры в виде свернувшихся улиток или змей, по телу которых рядами располагались слабо светящиеся точки.

Но полумрак не мешает рассмотреть хорошенько и прочую обстановку. На стенах, покрытых светло-бежевой тканью, – картины, какие-то фотографии в рамках. Видны две карты с диковинными контурами земель. По углам два гигантских шкафа, сделанных под старину, явно из досок какого-то диковинного дерева. А может, и ореха, потому что тона светлые, приятные.

Трюмо с тремя зеркалами, столешница пуста. На подставках стоят глобус, три женские статуи в натуральную величину натурщиц, два небольших бюста мужчин. Два кресла, два пуфика. Ковры на полах, которые просматриваются через ещё три зеркала, занимающих солидные куски на стенах. На трёх окнах – лёгкие воздушные занавеси, по бокам тяжёлые, плотные шторы из коричневого бархата. Все подобрано стильно, в единой цветовой гамме.

И мысль вполне в тему:

«Если тут такие внуки, то обстановка им соответствует. – Тут же и вторая мысль: – Теперь бы ещё с телом разобраться и понять, куда боль подевалась? Всё-таки шесть переломов – это не танк гранатой подорвать…»

Чего это такое сравнение в голову пришло, Пришелец не понял, но начал проверять своё состояние с движения рук. Слушались, боль не глушила, сознание не пропадало. Да и глаза прочистить удалось до конца.

Затем ноги. Шевелятся! Но одеяло, довольно плотное, мешает их сдвинуть в сторону, а в идеале спустить с кровати. Затем аккуратное шевеление плечами, тазом, бёдрами. И наконец, попытка приподняться на локтях.

Но её оборвал уже знакомый женский контральто, звучащий уже не в голове, а в окружающем пространстве:

– Рекомендуется ещё часик спокойно полежать! Пусть порванные связки восстановятся окончательно, пройдут процесс бесповоротной иннервации. Если есть желание перекусить, сейчас доставят. Подождёшь четверть часа, сготовят что-то по индивидуальному заказу. Молодильные каштаны – на тумбочке рядом.

– Каштаны – это хорошо, – согласился Светозаров, косясь на тумбочку, но не спеша туда протянуть руку. – Но поесть чего-то более плотного тоже не откажусь. Причём можно чего угодно… – Прислушался к себе и благоразумно добавил: – Главное – побыстрей!

Потому что ощущаемый голод грозил изъесть организм изнутри, переварив самого себя. Ну и невидимая пока ещё внучка явно поощрила:

– Всё правильно, тебе сейчас надо поправляться и не отказывать себе в питании. Перестройка внутренних органов, их омоложение идут полным ходом, и тебе надо много энергии, которую можно получать и через продукты питания.

После чего невидимая собеседница принялась читать чуть ли не целую лекцию о пользе тех или иных продуктов, об удивительных свойствах фруктов и овощей и перемежала знакомые названия таким количеством незнакомых слов, что Пётр Васильевич взмолился:

– Стоп! Я всё равно ничего не понимаю в этих твоих энзимах-зажимах. Ты лучше позови кого-нибудь, чтобы поесть принесли.

– Уже несут, я сразу заказала.

– Вот как… Ну а ты сама кто? Та самая Эрлиона? Моя внучка?

– Ну да, Эль же тебе меня представил.

– Ага… А папа твой, значит – это мой сын Дмитрий?

– Дед, ты меня поразил своей логикой. В нашем роду, наверное, все такие умные?

Внучка явно дерзила, так до сих пор и не показавшись на глаза. А может, шутила? Что дедулю несколько расстроило, но и раззадорило одновременно:

– И как ты за мной наблюдаешь? Через видеокамеры?

– Ещё чего! Я здесь, рядом с тобой… – Заметив, как пациент начал оглядываться и осматривать спальню, хихикнула: – Ну нет, моё основное тело далеко внизу, в подвалах замка, а здесь мой разум, моя духовная сущность.

После этого Пётр настолько усиленно задумался, что у него испарина выступила на лбу. Вытерев её ладонью, он пробормотал:

– Ничего не понимаю… Тело в подвале?.. Оно мёртвое?.. Или ты…робот?..

– Сам ты робот! – желчно отозвалась обиженная внучка и после звона разбитого стекла где-то за стеной замолкла. Причём создалось впечатление, что и спальню она покинула.

Озадачившийся не на шутку пациент решил осмотреть свои внутренности самостоятельно. Но дальше рта так и не добрался. Потому что и без всяких иных магических умений язык окончательно разобрался, что там творится с дёснами и почему они зудят и чешутся. На месте выбитых зубов и давно вырванных – прорастали новые! А значит, самые смелые предположения по поводу молодильных каштанов оказались реальностью!

Лишь эта деталь нынешнего бытия сразу смиряла со всем окружающим. Выздоровление идёт не просто глобальное, а с омоложением, так что не стоит забивать себе голову всякими осмотрами и диагностикой. Придя к такому мнению, выздоравливающий осторожно почесал виски, пару раз хмыкнул и решил порассуждать вслух:

– Кто бы мне объяснил тонкости здешних взаимоотношений?.. Ну с этим ладно, со временем разберусь… А вот где я, мне так и не сказали. По логике, должен быть на Земле, но червяк сомнения меня грызёт по этой теме. Эй!.. Может, меня ещё кто слышит?.. Поговорим?..

Никто на призыв пообщаться не откликнулся. Зато дрогнула, начав раскрываться, высокая дверь, а затем распахнувшиеся створки пропустили внутрь девушку, толкающую перед собой столик на колёсиках, уставленный не меньше чем обедом. Шикарная чёлка скрывала у девушки пол-лица, но оно сразу показалось знакомым. А уж лёгкое, даже слишком, платьице не скрывало женские прелести и выпуклости, а наоборот, подчёркивало их. И в пялящемся на эти прелести мужчине моментально проснулось вожделение. Но когда девушка подошла ближе и томным движением ладошки откинула чёлку с лица за ухо, Светозаров чуть не ахнул. Это была Аскеза!

Причем смотрящаяся не на свои законные сорок семь, при которых она не выглядела старше сорока, а на свои самые шикарные и умопомрачительные тридцать. Как раз в том возрасте она и пленила Пришельца всего несколькими взглядами. Даже озарение какое-то мелькнуло: «Неужели это её дочь?!»

Первые сказанные слова подтвердили несомненную родственность, потому что тембр оказался совершенно тот же. А вот суть сказанного заставляла ошарашенно признать, что это никакая не дочь, а она сама: