Вернувшийся из навсегда - Юрий Иванович

Правда, на платформе телепорта драконов, прежде чем отправляться в свою Свирепую долину мира Зелени, Дмитрий устроил короткий экспресс-допрос, зажатой в тиски силы женщины:

– Я сын Петра Васильевича, с Земли! А ты кто такая?

– Я его жена! – задыхаясь от силовых пут, провозгласила дама. – Если со мной что-то случится, Петя тебе голову оторвёт!

Судя по тому, что вышеупомянутый Петя находился без сознания, он вообще понятия не имел о нежданной попутчице, но мог поинтересоваться после излечения. Да и в любом случае, как уже понял Дмитрий чуть раньше, новая мачеха только своим появлением скорей снимала большое количество проблем, чем добавляла их. Так что выгода имелась, и уже без дальнейших проволочек Торговец забросил отца и его супругу из мира Долроджи в свой замок мира Зелени.

А там всё оказалось довольно просто и незатейливо: папу – в руки самых лучших целителей, потому что у него оказались существенные переломы и прочие травмы, ну а истеричную женщину, которой дальнее перемещение всё-таки повредило нервную систему, – в руки специалистов по психиатрии.

Тогда как сам поспешил в объятия своей любимой, нежной Сашеньки. Ну и первые слова для неё прозвучали, полные беспокойства и заботы:

– Дорогая, ты не слишком перенапряглась со всеми этими пертурбациями?

Глава 28. Спасение

Пётр Васильевич приходил в сознание долго и мучительно. Себя осознал, боль почувствовал, а вот собрать воедино чужие, как привиделось, мысли не смог. Всё ему казалось, что мелькающие воспоминания – не его, а кадры из какого-то кинофильма. Вот военный городок в Польше и парк для прогулок. Вот маленькая девочка, которую зовут Лена, тянет за руку своего старшего брата. Мальчик Дима сопротивляется, явно не хочет поддаваться на уговоры сестры. Милая, родная женщина подбегает к ним и с улыбкой показывает на снимающего оператора. Дети срываются с места и с радостными воплями мчатся к камере.

И тут же провал со страшными сполохами, громом и разверзшейся под ногами бездной. Затем бой, кровавая поножовщина и сидящий рядом в позе мыслителя шаман народности лаом. Иная женщина, заливисто, заразительно хохочущая, и ночное небо, на котором нет россыпи звёзд, а только многочисленные луны, одна из которых занимает четверть всего свода. Потом иные дети, вроде и знакомые, но имена вспомнить не удаётся. А вот имя этого старикана сразу высветилось, как на табло: Геннадий Иванович Серов.

Потом арктический холод и обмороженная кожа, слезающая с рук, как порванные перчатки. И впечатление, что надо бежать. Сзади опасность! Лавина! Тело словно в киселе застыло, на ногах как будто пудовые вериги… И лавина настигает! Ломает плечи, пробивает лёгкие, растирает в порошок многотонными глыбами позвоночник.

И наконец, первая дельная мысль:

«Нет, это не лавина мне наподдала… Это сука драная Аскеза в меня выстрелила из гранатомёта… Хм. Тоже нет. Не было у неё тяжёлого оружия, да и простого стрелкового не заметил… Тогда получается, эта змея сама на меня прыгнула? О-о! Как болит-то всё!.. Убью, тварь!..»

Попытался открыть глаза. Но, кроме белых пятен и кровавых кругов в окошке «зрение», ничего больше не увидел. Зато вдруг в голове появились не только «чужие» воспоминания, но и «чужие» мысли:

«Вообще-то подобные унизительные эпитеты к женщине – неприменимы! Рекомендую думать, прежде чем вешать ярлыки «тварь» и «сука драная» на кого бы то ни было!»

Ничего не оставалось, как подумать в ответ в стиле Лермонтова:

«Удар сломал не только плечи, сломалась вся моя судьба! С собою спорю каждый вечер, сорвалась в голове резьба…»

Как ни странно, внутренний голос в охотку отозвался на приглашение к спору:

«У тебя там была резьба? И какая: левая или правая?»

«Особенная! Возвратно-поступательная! Хе-хе…»

«Такой не бывает. И мне кажется, у тебя банальная шизофрения».

«Мм? – озадачился Светозаров. – Вроде никогда себе таких диагнозов не ставил».

«Так псих никогда не признается, что он сумасшедший. Диагноз ставится со стороны знающими экспертами».

«Однако! Ещё раз не понял… Это я сам с ума схожу, или кто-то посторонний в меня вселился?»

«Ни то и ни другое. Это я, Эльвер-Аусбурн Дмитриевич Свирепый Шахматный Первый, с тобой общаюсь. Причём к нам прислушивается и моя старшая сестра, Эрлиона. Она, кстати, очень строгая и не любит, когда женщин обзывают или унижают нелепыми сравнениями».

На дальней периферии сознания у Петра мелькнула мысль, что у него не просто раздвоение личности, а утроение, и это уже не лечится. Но диалог продолжил в охотку, и даже в шутливом тоне:

«Прошу прощения, мадам, но я не знал о вашем присутствии. Обязуюсь впредь вести себя только подобающим образом!» – И не удивился, когда в голове послышалось глубокое женское контральто:

«Принимаю извинения, дедушка! Ну и раз ты себя стал ощущать более сносно, поведай о своём самочувствии. Что болит больше всего?»

«Да как тебе сказать, внучка. Если честно, то у меня болит… всё! Но хотелось бы вначале хоть глаза открыть».

«Потерпи ещё часик. Веки у тебя зафиксированы тяжёлым гелем с обеих сторон. Потому что капилляры сильно разрушились при ударе парализующим лучом».

«Ага… Ну а плечи у меня почему так болят, словно в них вешалку вставили?»

«В общей сложности шесть переломов, кости интенсивно срастаются, потому и дискомфорт. Но это ещё часа на два, не больше».

Петру Васильевичу опять показалось, что резьба в голове уже восстановлению не подлежит, но спрашивать продолжил:

«А что спровоцировало эти самые… э-э… шесть переломов?»

«Твоя супруга неудачно на тебя упала, когда бросилась к тебе на помощь при убытии из мира Долроджи в мир Зелени».

Две мысли проскочили в голове одновременно, вызывая короткое замыкание. Возмущённая: «Какая она мне супруга?» и расслабленно-радостная: «Так я на Земле?! Или всё-таки на какой-то Зелени?..» После чего бессознательность показалась даже неким благом.

Второй раз Пётр очнулся, не ощущая у себя в мозгах постороннего присутствия. Да и воспоминание о первом показалось вначале бредом.

«Внучка Эрлиона? Тогда тот самый тип, с длинным именем, который её брат – мне тоже внучок? Хм! А ведь он упомянул свое отчество: Дмитриевич… Неужели это Димкины дети? А сколько же им лет, если они могут в моих мозгах копаться и переговариваться? Дмитрию – тридцать пять… Ого! Значит, он их в восемнадцать «родил»? А то и раньше? Может такое быть? Да чтобы все внуки с такими талантами?.. М-да… Слабо верится… А вот в собственное сумасшествие…»

Но прежде чем ставить на себе крест, решил сделать попытку и открыть глаза. Пусть с трудом, но они открылись, а потом ещё и проморгаться сумели. Омывая попутно слезами щёки и смывая из глазниц нечто желеобразное.