Дыхание в унисон - Элина Авраамовна Быстрицкая

потону? Да я в воде, как в собственной постели. Я могу даже спать на воде. А могу на самое дно нырнуть, там знаешь как красиво! Меня даже рыбы не боятся, я среди них плавать умею, только воздуха схватить выныриваю. Так что это я скорее русалку в гости позову, посмотришь.

— А давай позови, я посмотрю. Может, и подружимся с ней. А то я, сколько живу, русалки не видел. Только во сне.

Мали уже рот открыла — ответить брату, мол, наверное, и ты русалкам по ночам снишься, красавчик, — да не успела, отец окликнул:

— Это что за пустые разговоры! Залман, смотри, уже солнце встает, давай-ка, быстро умылся и ворота открывать, сегодня народу будет много, похоже, отмолотились.

Пыльный проселок извивается вдоль реки, повторяет ее изгибы, как брат-близнец, у ворот мельницы вспухает по ширине почти втрое, превращается в площадь, как в местечке на базаре, — приходит время помола, подводы ставить много места нужно. В дождь здесь месиво непролазное, грязь черная, жирная, на колеса липнет, ноги вязнут. А в сухую погоду, как сегодня, белесая сухая пыль вздымается из-под пяток легким облачком, воробьи в пыли купаются и шум поднимают несусветный, даже кошка лениво голову поднимает с травки, делает вид — «вот я вас сейчас!» — и снова дремотно замирает на своей зеленой лежанке.

Мали осматривается, приставив ладонь козырьком ко лбу.

— Действительно, я-то что видела? Вот нашу речку я видела, где еще такая красота есть? Дом наш, печка мальвами расписана, это ж я сама на прошлой неделе малевала, скоро Швуес, по-русски Троица, надо, чтоб все красиво было. И мельница у нас справная, такие даже на картинках рисуют — разве плохо? И что девушке надо видеть? А что я хочу видеть? Ясное дело, хочу в город, хочу знать, как люди живут, как одеваются. У меня за всю жизнь ничего красивее деревенской вышиванки не было. Хочу на поезде покататься… Нет, на самом деле я совсем не этого хочу. Хочу, чтоб приехал принц. Пусть не на коне, хотя бы в бричке. И чтоб в этой бричке меня увез — туда, где поезд, и театр, и много людей, все разные, и конка…

Мали много чего в мыслях своих девичьих хочет, а пока ноги сами послушно несут ее к реке, босые пятки вздымают побелевшую от жаркой засухи пыль, длинная рясная деревенская юбка с одного боку подоткнута за пояс, чтоб не путалась при ходьбе, на мостках Мали подоткнет ее еще повыше, а то подол в воде полоскаться будет. Тяжелая корзина с бельем плечо оттянула, стирки на полдня, надо успеть, пока погода держится. На мостках уже и Гала со своим узлом, вот хорошо, хоть есть с кем словом перемолвиться, а то засохнешь, как лягушка в банке. Гала — самый близкий человек для Мали, не считая, конечно, мамы-папы и брата Залмана. Обе они, ясное дело, девушки занятые, Гала дома тоже не прохлаждается, работы хватает — за скотиной ухаживать, корову доить, да пока в хате приберешься, печку подбелишь. Но уж как есть свободная минутка — подружки друг друга найдут.

— Привет, Мали, а я тебя вже жду, сумно одной.

— С добрым утром, подружка. Давно не виделись, аж со вчерашнего вечера! Что новенького в местечке?

— Та шо там може буты новéнького? Лито настало, дачныки вже прыйихалы, — высокий голос Галы разносится над водой, кажется, летит на тот берег, к перелеску, туда, вдоль дороги, далеко-далеко. — На наший вулыци знялы хату — батько з матиръю ще нэ стары, а сын вже дорослый парубок, такий высокий, красывый, як дивчина, Ициком кличуть, я чула. Мабуть, из ваших.

«И ничего я такого в мыслях не держала», — Мали сама перед собой оправдывается, вспомнив недавно проскочившую мимолетную мысль, а лицо ее заливает краской так, что Гала, глядя на подругу, удивленно вскидывает брови:

— Что с тобой? Голова закружилась? Ты нэ дывись на воду, бо витром полоще, як спидныцю у балеи.

— Ой, Гала, ты опять сама не знаешь, на каком языке говоришь! Ты выбери какой-нибудь один, а то ведь язык сломаешь.

Мали всегда смеется над речью Галы — не по-русски, не по-украински, смесь какая-то, но очень смешная и сочная, как салат у бабушки Нехамы. Мали не знает слова суржик, салат понятнее. Ну где еще вы такое услышите: «По-над лисом в ночи лунае… музыка чаривнойи красоты». Мали как услышала — обомлела, это так Гала сказала, давно, еще прошлым летом, когда дачники музыку завели поздно вечером, в полнолуние…

Ну, да, правда, тогда еще этот парень, Ицик, все поглядывал на нее, но ни разу подойти не решился, даже когда они там свой граммофон заводили, а деревенские-местечковые в отдалении садились послушать. Но это ж целый год прошел, он и забыл уже, наверное, что есть такая Мали. А уж она так точно ни разу его не вспоминала. Ну, может, раз или два — не больше. Ладно, пора за дело.

Мали деловито приспосабливает подол юбки, чтоб не намочить, хотя все равно он намокнет, и берется за свою стирку. Гала рядом занята тем же. Девушки привычно превращают свою работу в веселую игру — то синхронно раскачиваются, как бы танцуя, выполаскивают мылистую глину из простыней, то затягивают на два голоса песню и сами радостно слушают, как разносятся их голоса над водой.

Им и невдомек, что из окна ближней мазанки наблюдает за ними молоденький дачник, студент Ицик — он целый год, с прошлого лета ждал дачного сезона, мечтал увидеть поразившую воображение деревенскую Мадонну — роскошную кареглазую блондинку со стройными ножками, словно сошедшую с полотен фламандцев. Еще тогда он старался не пропустить этот волнующий момент, когда две подружки приходят со своей стиркой на мостки, глаз не мог оторвать от такой естественной, такой природной красоты.

Кто бы ему сейчас сказал, что года не пройдет, как он привезет юную красавицу в город, и свадьба будет пышной, и стакан он разобьет с одного раза, и на руках его и красавицу Мали