Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1 - Николай Любимов

Переход с семидневки на пятидневку влетел государству в копеечку с коньком и всюду вызвал отчаянную неразбериху. Однажды в Художественном театре после первого действия не задернулась одна половина занавеса. Тот, кто ведал «выходными днями», напутал: дал «выходной день» машинисту сцены и никем его не заменил. Кутерьма пошла и в домашних очагах: родители свободны, дети в школе; муж на службе, жена свободна.

В магазинах все по карточкам. Впрочем, «все» – это громко сказано. Глазам входящих в продмаги не от чего разбежаться. При НЭПе качество продукции только было достигло старорежимного уровня. А теперь мне вспомнилась та высокая оценка, какую покупатели давали спичкам, изготовлявшимся при военном коммунизме;

Спички шведские,Головки советские,Пять минут вонь,Секунда огонь.

Замечу в скобках: эта «лестная» характеристика, применимая к любой отрасли советской промышленности, не утратила своей актуальности, как не утратила актуальности и народная расшифровка советского сокращенного переименования нашей страны: поэтичная Россия, о которой сказано столько дивных, мудрых, восторженных и укоризненных слов, сложено столько дивных, радостных и горестных песен, этих «ласточек Господних», по определению Андрея Белого, превратилась в нечто скучное, канцелярски серое и унылое: СССР. Народ расшифровал переименование по-своему и – «аккурат в точку»: «Сами Срали Сами Расхлебывайте».

Возвращаюсь к заре социализма.

Комический актер Борисов, часто выступавший на эстраде, переделал песенку, которую пела Калиса Петровна, так:

В нашем кооперативеСкоро масла нам дадут…А, быть может, не дадут,В самом деле, не дадут,И, наверно, не дадут,Да!

Ведающие торговлей руководствуются правилом, занесенным в чеховскую «Жалобную книгу»: «Лопай, что дают». Оттого что даже гнилых овощей не хватает, на тротуарах вырастают «хвосты».

– Кто последний? Я за вами!

Люди выпаливают эти две фразы запыхавшись, ошалело глядя на замыкающего длинную вереницу. Прежде всего занять очередь, а в чаянии какого из земных благ она образовалась, это они узнают, как только станут «в затылок» последнему. В магазинах очереди не только к прилавкам, но и к кассам:

– У кого мелочь? С мелочью без очереди.

Есть карточки «рабочие», есть карточки «служащие». Студенты индустриальных вузов, в отличие от будущих учителей, врачей, получают «рабочие» карточки. Товарищ Сталин сказал: «Техника в период реконструкции решает все». Значит, будущим учителям и врачам должно не так хотеться есть, как будущим инженерам, и они обязаны довольствоваться «служащими карточками», по которым полагается не 800, а 400 граммов хлеба в день. Вводятся еще более «сытные» карточки – «итээровские» – для инженерно-технических работников.

16 августа 1930 года «Правда» напечатала статью Е. Волгиной «Закрытый распределитель – основа классового снабжения». С течением времени снабженческая иерархия становится многоступенчатой. У каждого крупного предприятия свой ЗРК (закрытый рабочий кооператив). Но и внутри закрытого снабжения вырастает лестница. Для «народных артистов», знаменитых ученых, виднейших писателей открылся на Болоте, в так называемом Доме правительства, грандиозный ГОРТ «А». (Кажется, это расшифровывалось: Государственный распределитель товаров.) Рангом ниже прикрепляются к распределителям – литер «Б». Открывается распределитель для «персональных пенсионеров», то есть для тех, кто получает повышенную пенсию за личные заслуги или за особые заслуги родителей. При фабриках и заводах есть столовые только для ИТР. Писатели-фавориты питаются в столовой ресторанного типа, открывшейся в бывшей «Праге». Прочие, даже из лучших, но не обласканные, вроде Сергея Клычкова, – в доме Герцена, на Тверском бульваре. Из-за того, в какой ранг кого возведут, куда прикрепят, приравняют или не приравняют к ИТР, люди не спят ночей, ссорятся, друг на друга доносят. Всюду склоки и драки. По мере расширения круга счастливцев, попадающих в разряд ИТР, ухудшается качество выдаваемых им продуктов.

Мой учитель, профессор Грифцов, однажды поил меня в своем кабинете чаем.

– Берите сыр, – сказал он. – Наконец-то профессоров и доцентов нашего института приравняли к ИТР, и вот сегодня Марья Ивановна получила по карточке сыр. Но предупреждаю вас: такой сыр не только крыловская Лисица, но и Ворона не стала бы есть.

С инженерно-техническими работниками носятся, их по возможности ублажают, создают из них привилегированную касту, что не мешает Лубянке именно на них направлять сейчас главный удар. Это – постоянный тактический ход Сталина: разделяй и властвуй. Одним – прикормка, другим – решетка. За арестами и расстрелами писателей в 37–38 годах последовали царские милости: среди избегнувших узилища был произведен отбор, и на избранников как из худого мешка посыпались ордена.

Надстраивается еще один этаж: торгсин (торговля с иностранцами). Некоторое время в торгсины допускаются только иностранцы. Потом, сообразив, что всех, у кого сохранились драгоценные вещи, у кого есть валюта, не пересажаешь, власти распорядились открыть доступ в торгсины тем, у кого есть хоть один доллар или хоть одно золотое колечко. Приносимое гражданами оценивают и выдают им на соответствующую сумму боны. Постоянных покупателей торгсина, особливо тех, кто покупает там в обмен на иностранную валюту, выслеживают и приглашают на Лубянку. Иные проявляют хитрость дикарей: «играют по-маленькой», посещают разные торгсины, предпочитают те, что подальше от центра» скажем» на Серпуховской площади. Вряд ли это избавляет их от приглашений для «приятных» разговоров, от камер для «валютчиков», от горячих и холодных комнат, Но тех, кто изредка выменивает уцелевшую от голодных лет брошку на белоснежную булочку для больного, не трогают.

Наконец, в 33-м году открываются «коммерческие» магазины, где по бешеным ценам можно купить продукты нэповского качества.

А за прилавками открытых магазинов все легче «кататься шарам».

Какой-то безвестный поэт скупыми, но характерными мазками написал картину тогдашней столовой:

Столовая. Припасов нет.Последний съеден винегрет.Пустой буфет. В почетной рамеЛишь непитательный портрет:Тупой, откормленный брюнетС несимпатичными усами.

Страна со сказочной быстротой обнищала вновь.

В 31-м году я приехал на зимние каникулы в Перемышль. Как-то раз, перед вечером, пошел прогуляться по «соше́». Навстречу мне – парни и девушки из заречного села. С залихватской и бесшабашной веселостью поют под гармошку:

Ветер дует, ветер дует,Нагоняет холоду.Вся Россия от колхозовПомирает с голоду.И-эхх!..…………………………..У колхозной у шпаныНа троих одни штаны:Один носит, другой просит.Третий в очереди стоит.

В конце 32-го года москвичам урезали нормы выдачи белого хле» ба. Это совпало со смертью второй жены Сталина – Надежды Сергеевны Аллилуевой. Московское простонародье ответило на совпадение частушкой: