Детдом - Екатерина Мурашова

– А ты чего? – спросил Кай после некоторого периода удовлетворенного молчания. Говорить и дальше только об его персоне показалось ему неприличным.

– Я? – растерялся Владимир.

– Ну, например, тебя не одолевает желание дать мне в нос? – Кай решил помочь музыканту. Он давно знал, что говорить о себе – самое трудное.

– В связи с чем? – заинтересовался Владимир. В настоящее время он не испытывал подобного желания, потому что его укачало в автобусе и к тому же у него болел отбитый об железную раму кобчик, но сама проблема показалась ему заслуживающей внимания. К тому же разговор с Каем отвлекал его от неприятных ощущений в желудке.

– Я – твой соперник, во всяком случае ты так думаешь. Я не дал тебе спокойно сидеть и страдать. Я всех вас потащил искать свой клад, который вам не нужен. Ты не любишь лес, – загибая пальцы, перечислил Кай.

Владимир с завистью смотрел, как Кай ловко приспосабливается к толчкам и броскам автобуса, работая всем своим гибким телом. В отличие от Владимира, он не бился ни обо что ни головой, ни задом, и для сохранения равновесия ему даже не надо было хвататься за обломанную дугу сидения впереди. От пыли, набившейся уже и внутрь автобуса через открытые окна, Владимиру хотелось чихать. Под нос стекали сопли, но он боялся отпустить руки, и вытереть их. Теперь он боялся даже говорить, так как уже два раза больно прикусил язык. Но Кай ждал ответа.

– Я понимаю, что разочарую вас, – стараясь не просовывать язык между зубами, сказал Владимир. – Но, кажется, я действительно не люблю природу. Это серьезное упущение в структуре моей личности. Прошу прощения.

– Ничего, – махнул рукой Кай. – Нельзя же любить все без разбора.

– Я, кажется, люблю собак, – сказал Владимир и искательно посмотрел на Кая, желая одобрения. Искреннее восхищение молодого человека его способностью вести беседу помогало Владимиру переносить трудности пути.

– Хорошо! – ожидаемо обрадовался Кай. – Я тоже их люблю. Когда я жил здесь, у меня была собака Полкан.

– С вашего позволения, какой породы и какого окраса была ваша собака? – напрягшись, поддержал беседу Владимир. Сидящая через проход и впереди от них тетка в больших резиновых сапогах оглянулась и в упор посмотрела на него.

– Здравствуйте. Как поживаете? – мученически улыбнулся Владимир.

Кай весело оскалился и надвинул шляпу на глаза, а тетка поспешно отвернулась.

– Полкан был никакой породы, – подумав, сказал Кай. – А окрас – хвост бубликом и такие пышные штаны. Очень красивый. Из-за Полкана я человека убил… Потом, после Полкана, у меня еще был Друг. Друг был породы волк.

(прим. авт. – история детства Кая изложена в романе «Забывший имя Луны»)

Тетка в резиновых сапогах поднялась и, не оглядываясь и хватаясь руками за поручни, пересела вперед.

– Ты убил человека?!! – внезапно перейдя на «ты», Владимир обернулся, схватил Кая за плечи и посмотрел ему прямо в лицо ужасно расширившимися глазами. Прежде, чем Кай успел ответить, автобус подбросило на очередном ухабе и Владимир с грохотом рухнул в проход. Кай тяжело вздохнул, наклонился, извлек его оттуда и даже слегка отряхнул от пыли.

Владимир весь дрожал от непонятного возбуждения. В углах его губ выступила кровавая пена. «Кажется, он еще раз прикусил себе язык,» – подумал Кай и сказал, махнув рукой за окно, где автобус пробирался уже по поросшим низкорослым лесом приморским дюнам:

– Я – взялся отсюда. Родился здесь. А ты – откуда взялся?

– Я расскажу тебе. Вечером у костра, – сказал Владимир с видом человека, кидающегося в прорубь, и Кай так и остался в недоумении: что именно вызвало экзальтацию юноши – решение рассказать о своем прошлом или готовность еще раз переночевать в явно нечеловеческих условиях.

Когда автобус скрылся из глаз в облаке пыли, Егор и Женя, явно предварительно сговорившись между собой, в один голос заявили, что клад, который где-то спокойно лежал еще до рождения Кая, вполне может полежать там еще немножко и не прокиснуть, а вот им, раз уж они сюда приехали, надо непременно посмотреть море, так как они вообще никогда Белого моря не видели и никогда не ночевали в лесу у костра. Дмитрий пожал плечами и вроде бы с ними согласился, а Владимир состроил страдальческую гримасу, но ничего не возразил. Ему было явно неуютно в целом и все равно – искать клад немедленно или еще погодить.

Кай ничего не сказал, но знаками показал: почему нет? – и повел всех в лес почти перпендикулярно дороге, глядя на солнце и к чему-то принюхиваясь.

Они шли довольно долго и устали все, кроме Кая, который в любом лесу чувствовал себя, как домохозяйка на собственной кухне, и Дмитрия, который вдруг оказался на удивление хорошим ходоком, сосредоточенно смотрел себе под ноги, почти не спотыкался и не отставал от проводника.

А потом Кай остановил всех, поднял руку и молча провел пальцами по своим ушам. Егор, подошедший к нему ближе всех, увидел, как чуть заостренные уши Кая отчетливо пошевелились и повернулись к северу, и потряс головой, потому что знал, что такого просто не может быть. Но Владимир уже понимал язык жестов, и тихо сказал остальным: «Слушайте!»

И они стали слушать и вскоре все услышали, как совсем недалеко лежит и размеренно дышит что-то огромное и живое. У Жени расширились глаза и ноздри и весь он стал похож на большую темную лягушку. «Оно там!» – прошептал он и прыжками ринулся вперед.

Когда остальные вышли на берег, Женя уже сидел на камне, обхватив руками худые колени, и смотрел на волны. Глаза у него были прозрачные, как два аквариума. Волны с шипением накатывались на облизанные прибоем скалы и у каждой из них был симпатичный гребешок из белой пены. Серые тучи ходили над горизонтом, а между ними, как мяч с горы, медленно катилось красное солнце. Егор раскрыл рот и остался стоять, забыв снять рюкзак. Дмитрий аккуратно пристроил свой рюкзак у основания того камня, на котором сидел Женя, и, не оглядываясь, медленно пошел вдоль берега. Иногда он нагибался и подбирал что-нибудь, выброшенное прибоем – черно-белую ракушку-мидию или пучок водорослей-фукусов с гроздьями воздушных пузырьков на верхушках листьев.

У Владимира был одинокий и потерянный вид. Он озирался по сторонам и явно не любил природу ни в каком ее виде.

Каю не хотелось разговаривать. При виде родных краев в нем пробудились всякие инстинкты. Он охотно посидел бы как Женя, или побродил в одиночку, как Дмитрий. Может быть, даже повыл бы немножечко, как Друг, пробуя голос. Но, кроме инстинктов, у него была ответственность, которой научил его Олег. Поэтому он вздохнул и сказал, обращаясь к Владимиру:

– Пойдем делать стоянку.