Властители ночи - Евгений Дембский

— Велосипед, два колеса, — пояснил я. — Шесть-ноль, шесть-ноль. Но не сделал, сдал игру, поскольку в случае победы мне пришлось бы поставить двум десяткам приятелей гамбургеры и колу.

Мы смотрели друг другу в глаза. Смотрели друг другу в душу. Мы искали друг друга, хотя нас разделяло лишь несколько слоев одежды. Мы ждали друг друга.

— Надеюсь, что не влюблюсь, — тихо сказала Эйприл. — Мне бы лишь хотелось, чтобы мы одурманили, очаровали, ошеломили друг друга…

— Посмотрим, как получится, — бросил я, не желая, чтобы после этих слов над нами повисла тишина.

Она расстегнула пуговицу моей рубашки, не отрывая от меня бдительного взгляда. Я хотел в ответ расстегнуть две пуговицы на ее свитере, но они были просто пришиты; я вспомнил, что Эйприл стягивала свитер через голову.

— Покажешь мне свою спальню? — спросила она, в то время как я размышлял, каким образом предложить ей перебраться на просторную, явно не односпальную кровать. — О, мне это нравится! — произнесла она тоном капризной кинозвезды, когда мне удалось встать, подняв ее на руки, и перенести на две комнаты дальше.

К счастью, я терпеть не могу ложиться в смятую постель и потому всегда застилаю ее за собой, независимо от того, когда встаю и как долго постель будет не занята. Уложив Эйприл на кровать, я начал раздеваться. Она перевернулась на спину и одним быстрым движением избавилась от трусиков, которые в некоторых местах были лишь чуть шире рыболовной лески. Мелькнул островок темных волос, но она тут же взмахнула ногами и приняла сидячее положение; свитер во второй раз за этот день взлетел к потолку и опустился под окном. Эйприл встала, юбка сама с нее свалилась, а бюстгальтер упал на пол следом за свитером. Я только заканчивал расстегивать рубашку.

— Так нельзя, — запротестовал я, когда она обошла меня, пританцовывая на ходу и демонстрируя прекрасные тугие груди, и, оказавшись у меня за спиной, потянулась к пуговицам. — Я от тебя глаз отвести не могу, а ты этим пользуешься, и…

Снова обойдя меня и присев спереди, она начала расстегивать ремень моих брюк, и на какое-то время я оказался вообще ни на что не способен, кроме как тяжело дышать, глядя в потолок. Потом я всё же взял себя в руки, сбросил рубашку и, вырвавшись из объятий Эйприл, сорвал носки.

— Идем!

Я потянул ее за собой в ванную, помог забраться в треугольную ванну. Четыре мощных струи воды за четверть минуты наполнили ванну, включились насосы, вспенивая воду. Эйприл скользнула мне на бедро, раздвинув мои ноги. Вкус ее поцелуев отдавался эхом где-то в кончиках пальцев. Мы вздрагивали, прижимались друг к другу, терлись друг о друга… Дыхание Эйприл участилось, мне тоже не хватало воздуха, упругие струи воды возбуждали еще сильнее, то и дело пробиваясь между нашими телами, и так уже охваченными неземным наслаждением. Я услышал ее стон, она начала скользить по моему бедру туда и обратно, ее рука стиснула мой член, но она этого, похоже, не чувствовала. Зато я — чувствовал. На какое-то мгновение у меня даже возникло желание освободиться, но мне уже стало всё равно, я уже ощущал, что еще немного, и я взорвусь как вулкан, как подводный вулкан, что весь мир содрогнется, разделяя со мной испытываемое мной блаженство. Мне удалось втиснуть два пальца между лоном Эйприл и моим бедром, я проник глубже и начал отмерять рукой свой собственный ритм. Она вскрикнула, дернула головой, ее мокрые волосы хлестнули меня по лицу, но даже если бы она была Медузой Горгоной и ее волосы меня бы кусали — меня бы это совершенно не взволновало.

Мир перестал существовать для нас одновременно, я ничего не слышал, ничего не видел, лишь чувствовал, как взрываюсь изнутри. Эйприл стонала, прикусив нижнюю губу, раскачивалась и дрожала, но, когда я хотел освободить пальцы, она прижала их своим телом так, что я мог бы сделать это лишь с помощью лома. Но для меня это было не столь уж и важно. Я приник к ее левому соску. Он набух и затвердел, словно финиковая косточка, я ощутил нечто вроде второго оргазма, а может быть, лишь эхо первого, словно отразившегося от Эйприл и снова вернувшегося ко мне, но принесшего не меньшее наслаждение.

В конце концов мы свалились набок и погрузились в воду, и очень долго ни мне, ни Эйприл не хотелось выныривать на поверхность. Если бы только утопление не было столь неприятным, мучительным и длительным процессом, мы наверняка бы утонули. В моей треугольной многофункциональной ванне.

Это того стоило.

Могло ведь случиться и так, что жизнь уже не будет казаться мне столь прекрасной, как прежде.

Эйприл что-то сказала, но столь тихо, что шипение воздушных пузырьков заглушило ее слова. Сам того не желая, я задал совершенно идиотский вопрос:

— Тебе было так же хорошо, как и мне?

Она погрузила лицо в воду, вынырнула и тряхнула головой.

— Один парень оказался в спальне девушки, с которой только что познакомился, и очень удивился, что там полно плюшевых мишек. На верхней полке шкафа стояли десятка полтора маленьких, на той, что пониже, — десяток побольше, а у окна сидели два огромных, величиной с ребенка. И парень ее спрашивает после того, как они позанимались любовью: «Хорошо было?» — «Да-а…» — «Я хорошо себя показал?» — «Да-а…» — «А насколько хорошо?» — не унимается парень. А девушка ему: «А, возьми свой приз, вон там — с верхней полки…»

Взяв душ, я направил сильную струю себе в висок. Эйприл рассмеялась и, выставив из воды ногу, отодвинула мою руку от головы. Я улегся поудобнее, полностью погрузившись в воду и положив голову на край ванны. Эйприл перевернулась и улеглась на меня. Я чувствовал ее ступни на своих лодыжках, ее грудь на моей. Мы лежали без движения и без слов, наверное, минут пять.

— Хольгер завтра возвращается. Я тебе говорила?

— Нет. А это имеет какое-то значение?

— Имеет. Сейчас, перед выборами, я не могу, просто не могу его подвести. Неважно, что будет дальше, — но я его не подведу.

«Что будет дальше» означало: «Уйду я к тебе или нет».

— Его уже почти год не было в нашей спальне. Неважно, — сказала она. — Он приказал мне избавиться от первой беременности, так как это мешало его карьере, а беременность эта оказалась последней. Неважно. Я не в силах мстить человеку, которого любила искренне и долго, который забрал меня из провинции и позволил избежать судьбы моих подруг, регулярно избиваемых мужьями на глазах детей, а то и похуже. Четыре года спустя я побывала в своем родном городке и уехала в полной уверенности, что если бы я там осталась, то меня уже три с половиной года как не было бы в живых. — Она глубоко вздохнула и тряхнула головой. — Эти люди, если они уж хоть что-то читают, то вынуждены при этом шевелить губами и потому считают чтение чем-то весьма утомительным. Я поклялась, что отблагодарю Хольгера за то, что он спас меня от такой жизни. Он об этом не знает, но это ничего не меняет. Даже то, что из-за него я бросила учебу…