Долг. Мемуары министра войны - Роберт Гейтс

После переговоров в Шарм-эль-Шейхе мы с Конди на моем самолете отправились в Джидду, экономическую столицу Саудовской Аравии, на аудиенцию у короля Абдаллы. Личной встрече с королем в его дворце предшествовал роскошный банкет. Зал, где проходил банкет, по размерам превосходил добрых пять или шесть баскетбольных площадок, а посредине раскинулся просторный бассейн. Шведский стол включал, должно быть, минимум пятьдесят блюд. Больше всего меня поразил аквариум, от пола до потолка, примерно 75 футов в поперечнике и 30 футов высотой; во время банкета прямо у нас за спинами плавали бесчисленные рыбы, в том числе несколько крупных акул. Когда я спросил одного из саудовцев, как они добиваются, чтобы акулы не пожирали других рыб, он ответил, что важно строго соблюдать график кормления.

У саудитов заведено, что всякая встреча с королем начинается с общей беседы в присутствии всех членов делегации, а затем гостю или гостям положено просить о личной аудиенции. Мы с Конди тоже подчинились этому правилу и имели продолжительную персональную встречу с королем, на которой из посторонних присутствовал только переводчик. Мало найдется дипломатических встреч, которые отложились бы в моей памяти лучше этой. Вдобавок это была единственная встреча с зарубежным лидером, в ходе которой я, министр обороны США, утратил самообладание. Король Абдалла, грузный мужчина за восемьдесят, явно имеющий серьезные проблемы со здоровьем, держался на удивление бодро, говорил четко и курил одну сигарету за другой. Он требовал полномасштабной военной операции против иранских военных целей, не желая ограничиваться ядерными объектами. Он предупредил, что если мы не нанесем удар по Ирану, саудовцам «придется действовать самостоятельно, дабы защитить свои интересы». Насколько я мог судить, он просил Соединенные Штаты направить американских мужчин и женщин на войну с Ираном, чтобы обеспечить господство Саудовской Аравии в Персидском заливе и в регионе в целом, как если бы мы были наемниками. Король просил американцев пролить кровь, но не уточнил, готовы ли сделать то же самое саудовцы. Он долго говорил о том, что отношение к Соединенным Штатам в регионе меняется, что многие правительства расценивают нашу текущую политику как проявление слабости. Чем дольше я слушал, тем сильнее злился, а потому ответил не совсем дипломатично. Я сказал, что без прямой иранской военной агрессии против сил США или против наших союзников любая попытка президента начать новую «превентивную» войну на Ближнем Востоке скорее всего приведет к импичменту; что наши руки связаны конфликтом в Ираке и что президент согласится использовать военную силу исключительно для защиты жизненно важных американских интересов. Я также прибавил, что сдержанность, которую мы проявляем и которая видится королю нашей основной слабостью, на самом деле есть показатель могущества: ведь мы способны сокрушить любого противника. Я сказал Абдалле, что ни ему, ни кому-либо другому не советую недооценивать силу и крепость Соединенных Штатов: те, кто имел неосторожность так считать – Германская империя в Первую мировую, нацистская Германия, имперская Япония и Советский Союз, – все оказались на свалке истории. Признаюсь, я изрядно завелся. И на этом встреча завершилась.

Почти четыре года спустя, на последней моей встрече с королем в качестве министра обороны, Абдалла с улыбкой припомнил нашу дискуссию в Джидде – дескать, в тот вечер я «перевернул расклад». Король пояснил, что хотел от Соединенных Штатов однозначного ответа по поводу нашей позиции в отношении Ирана, но никак не мог его получить – до того вечера. Он сказал, что моя откровенность заслуживала доверия.

Все лето и всю осень мы старались заручиться одобрением международных санкций против Ирана и убедить Китай и Россию, в частности, ограничить торговые контакты с Ираном; этим усилиям был нанесен катастрофический удар, когда 3 декабря 2007 года спецслужбы США представили совместный секретный доклад «Иран: ядерные намерения и возможности». Уже первое предложение фактически подводило черту под предпринимаемыми мерами: «Мы полагаем, с высокой степенью вероятности, что осенью 2003 года Тегеран остановил свою программу разработки ядерного оружия». Далее в докладе говорилось, что от самой идеи рано или поздно обзавестись ядерным оружием Иран не отказывается и что, пусть на середину 2007 года иранская ядерная программа не перезапущена, «мы не знаем, ведутся ли в настоящее время какие-либо изыскания в данной области». Я посчитал, что мы рискуем утечкой информации и пресса наверняка подхватит эти выводы, вырывая их из контекста, а потому рекомендовал президенту (на что он согласился) опубликовать «общедоступную» версию ключевых положений доклада. За всю свою карьеру в разведке мне не приходилось сталкиваться с документом, который нанес бы больший урон интересам безопасности США и дипломатическим усилиям. Практически во всех странах мира разведывательные службы работают на правительство, следовательно, поддерживают официальную точку зрения. Независимые суждения нашей разведки были решительно непонятны. Соответственно, большинство других стран сразу задались вопросом, какого черта затевает администрация Буша, обнародуя доклад разведки, который прямо противоречит точке зрения администрации и ее дипломатическим усилиям. Мой французский коллега, министр обороны Эрве Моран, охарактеризовал ситуацию весьма точно и красочно: он сказал, что этот доклад для нас «как волос в супе».

Шестого января 2008 года группа из пяти вооруженных иранских быстроходных катеров оказалась в опасной близости от трех военных кораблей США в Персидском заливе. Правила применения силы для наших ВМС в Заливе были предельно ясны: не предпринимать действий, которые могут быть восприняты как провокационные, однако делать все необходимое для защиты своих кораблей. Если иранцы подойдут к нашим кораблям на расстояние «очевидной угрозы», ВМС вправе открыть огонь. Капитан одного из наших кораблей уже готовился отдавать приказ о стрельбе на поражение, когда иранские катера наконец отвернули. Два дня спустя, после некоторых препирательств с Белым домом, мы выложили полное видео инцидента. В тот же день я обсудил по телефону с президентом ряд вопросов, и Буш спросил, что бы я посоветовал, если вдруг иранский катер, начиненный взрывчаткой, потопит военный корабль США. Я дал конкретный ответ – к сожалению, подробности раскрыть не могу, поскольку этот вариант до сих пор рассматривается как возможный, – и мы договорились не упускать этот вопрос из вида.

Когда я начинаю спрашивать себя, что еще может пойти не так, обязательно происходит что-либо плохое. Через неделю или чуть позже я встретился с президентом по вопросам, касающимся старшего военного персонала и планируемых назначений. Было ясно, что Буша что-то грызет; в конце концов он спросил меня: «Что не так с этими адмиралами?» Как уже упоминалось, я знал, что он недоволен адмиралом Майком Макконнеллом, директором Национальной разведки, который дал интервью еженедельнику «Нью-йоркер» и назвал пыткой методику допроса, известную как псевдоутопление; для Буша это была щекотливая тема. Еще президент поделился сомнениями относительно председателя Объединенного комитета начальников штабов, адмирала Маллена, и главы Центрального командования, адмирала Фэллона: он не был уверен, что после избрания нового президента эти двое будут продолжать осуществлять в Ираке выработанную им стратегию. Если так может случиться, не стоит ли их заменить, пока есть время? Буш явно обиделся на несколько заявлений Фэллона о том, что Соединенные Штаты не должны воевать с Ираном, и на жалобы Маллена, что ситуация в Ираке мешает выделить достаточно ресурсов для войны в Афганистане. На следующий день президент застал меня врасплох, сообщив, что поинтересовался у Петрэуса, готов ли тот возглавить Центральное командование. Дэйв сказал, что нет, что хотел бы уехать в Европу и что у него нет ни малейшего желания кого-либо подсиживать. Вскоре после этого мне позвонил Хэдли, снова по поводу «парней из ВМС». Я спросил Стива – неужели кто-то в составе СНБ начал «охоту» на Фэллона? Он ответил: «Президент и вице-президент сильно беспокоятся». Я уточнил, не связано ли это с его публичными заявлениями в отношении Ирана. Стив сказал: «Да, в основном».