Там, за зорями - Хващевская Оксана
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они зашли к бабе Рае Голубихе, потом к Дубовцам и Златиной двоюродной тетке Вале, а потом Лешка потянул ее к маленькому домику, где сквозь неплотно прилегающие жалюзи пробивался свет. Этот домик и свет в нем заставили Злату внутренне содрогнуться и едва удержаться от того, чтобы отвернуться и убежать без оглядки. Почему-то ей казалось, в этом доме уже никогда не зажжется свет и Виталя больше никогда не приедет в деревню. Почему-то даже на мгновение у нее не возникло сомнений, кто сейчас может быть здесь.
Все эти дни без него стали вечностью для Златы Полянской, а сам он — далеким и нереальным воспоминанием, которое следовало выбросить из головы. Но этот свет в окне вернул ей ощущение действительности и весь тот ужас, и боль, и обиду, которые она испытала, узнав правду. А ведь на самом деле прошло всего две недели. То, что случилось, для Дороша ничего не значило, это очевидно. Он снова здесь, наверняка не один, и конечно, не с женой, а о ней, о Злате Полянской, он уже и не вспоминает…
Девушка ничем не выдала своего смятения, но в маленький домик они не зашли. И у Руденок она плясала, пела и смеялась, как и во всех других хатах, только сердце холодело от отчаяния и тоски. Злата смеялась, а в глазах блестели слезы.
Коляды завершились у Тимофеевны, а потом, когда время перевалило за полночь и погасли фонари, Лешка отправился провожать Злату домой. Они оба были пьяными, но не так, чтобы уж совсем, когда и идти, и говорить трудно. А так, когда, отбросив все тревоги и печали, чувствуешь себя легко и свободно. Когда хочется смеяться и петь, совершать какие-то безрассудные поступки, когда всё, совершенно всё нипочем.
Они и смеялись, и даже пытались петь, правда, после всех сегодняшних выступлений, в которых Злата Полянская приняла участие, здесь, на морозе, от которого перехватывало дыхание, делать это было сложно и неразумно. Она чувствовала, что завтра вряд ли сможет говорить, но это ее не останавливало. Они скользили по дороге, укатанной и гладкой, как стекло, цепляясь друг за дружку, падали и поднимались. Потом еще стояли у калитки и, вспоминая особенно веселые моменты, смеялись от души.
Потом Лешка ушел, а вместе с ним и смех, и задор, и все бесшабашное веселье. Закрыв за собой входные двери, Злата сбросила тулуп прямо на пол и, упав на кровать, уткнулась лицом в подушки. В сознании снова всплыл маленький домик, где во всех окошках горел свет, и так долго сдерживаемые слезы полились из глаз. Она ревела и сжимала в кулачках ткань наволочки на подушке. Воображение рисовало картины одна другой безумней. Ей представлялось, как она сейчас побежит туда, ворвется в дом и устроит такое… Она представляла, как бьет и крушит все в домике, где когда-то впервые призналась Дорошу в любви, где была так счастлива, а теперь там другая. Злата нисколько не сомневалась, что за эти две недели Виталя успел себе кого-то найти, и, возможно, теперь под сводами этого сказочного домика он говорит той, другой, те же слова, которые говорил и ей.
Девушка представляла, как вцепится сопернице в волосы, как плюнет в лицо мужчине и скажет ему все, что думает. Полянская представляла, как испортит им праздник, пусть даже и путем собственного унижения, и получала от этого какое-то извращенное удовольствие. О, как же ей хотелось, чтобы ему было плохо и больно! Злата понимала, что так думать нехорошо, но ничего не могла с собой сделать. Пусть бы ему было плохо, тогда, может быть, ей самой стало бы чуточку легче.
Она даже подумать не могла, что в том маленьком домике, где во всех окнах горел свет, Дорошу было совсем не весело. Никакой новой пассии, которую бы он обольщал, с ним не было. Он там в одиночестве пил водку, от которой почему-то не пьянел, а перед глазами снова и снова вставала веселая и счастливая парочка — Леша и Злата. А в ушах все звенел ее звонкий переливчатый смех.
Сейчас он не понимал, как смог прожить прошедшие две недели. Ведь как бы он ни гнал от себя мысли о ней, не думать не получалось. Она снилась ему ночами. И в его снах они были вместе, и все было по-прежнему. Он скучал без неё. Он хотел ее увидеть, пусть издали, пусть мельком, но увидеть… Дорош стал привозить жену и сына в школу как раз к приезду школьного автобуса, но так ни разу и не столкнулся с ней. Ему не у кого было спросить, что с ней случилось и почему она не ездит на работу. Вот тогда он и решил поехать в Горновку. Мужчина ни на что не надеялся и не питал иллюзий. Он просто хотел знать, все ли с ней в порядке. Он знал, что не решится постучать к ней в дверь, и заговорить с ней у него не хватит мужества… Ему просто нужно было ее увидеть… И он увидел.
На следующий день опухшее от слез лицо, осипший от пения голос и не совсем приятные ощущения во рту от выпитой водки повергли девушку в уныние. Бесцельно побродив по дому, она позвонила маме и попросила закрыть ей больничный. То и дело поглядывая в окна, она недоумевала, куда же подевался ее друг Лешка, вздрагивала каждый раз, заслышав шум движущегося по дороге автомобиля, и боялась увидеть мелькнувшую перед окнами темно-синюю «ГАЗель».
Лешка пришел только после обеда. Девушка уже и грубку растопила, и обед приготовила, и собралась было Тимофеевне позвонить, всерьез обеспокоившись. Ну, а вдруг парню после вчерашних «угощений» совсем плохо? Наверняка он к такому не привык.
Когда Лешка вошел в дом, девушка сразу поняла: у него что-то случилось. Он снял куртку в прихожей и, обернувшись, улыбнулся своей светлой, доброй улыбкой, но в его голубых глазах улыбка не отразилась. В них застыла тревога. Злата не стала ни о чем спрашивать, зная по собственному опыту, что есть вещи, которыми невозможно поделиться даже с самыми лучшими друзьями.
Девушка заговорила о чем-то постороннем, справилась о его самочувствии после вчерашнего и отправилась заваривать чай. Когда она вернулась в прихожую, Лешка сидел на полу у трубки, где за открытыми дверцами тлели угли, и перебирал гитарные струны. Злата и не заметила, что он принес инструмент с собой.
— Ты просила меня как-то устроить тебе небольшой концерт… — сказал он, поднимая на нее глаза. — Я уезжаю завтра с утра. Ну вот, я пришел проститься.
— Леш, случилось что-нибудь? — все же не смогла не спросить девушка.
Поставив чашки с чаем на стол, она опустилась на колени по другую сторону дверцы и заглянула в его лицо широко открытыми глазами.
— Нет, все в порядке. Просто… — парень немного поколебался и, отведя от ее лица взгляд, посмотрел вниз, на собственные руки. — Я не хотел бы уезжать отсюда. Я бы все на свете отдал за то, чтобы весь мир исчез и осталась только эта деревня, этот дом и эта жизнь…
Пальцы Леши перебирали струны. Злата опустила глаза и стала на них смотреть. Широкие ладони и нежные пальцы, с безупречным маникюром, не знающие физической работы. Нет, конечно, она не впервые видела Лешкины ладони, но только в том, как его пальцы касались струн, было что-то завораживающее. Она не могла отвести взгляда от его рук.
— Это невозможно, — тихо сказала девушка.
Лешка ничего не ответил.
— Что тебе спеть? — спросил он после минутного молчания.
Девушка пожала плечами. Парень некоторое время просто перебирал струны. Пока, наконец, из-под них не полилась смутно знакомая мелодия:
У беды глаза зеленые, Не простят, не пощадят. С головой иду склоненною Виноватый прячу взгляд. В поле ласковое выйду я И заплачу над собой. Кто же боль такую выдумал, И зачем мне эта боль. Я не думал, просто вышло так, По судьбе, не по злобе. Не тобой рубашка вышита, Чтоб я нравился тебе. И не ты со мною об руку Из гостей идешь домой, И нельзя мне даже облаком Плыть по небу над тобой. В нашу пору мы не встретились, Свадьбы сыграны давно. Для тебя быть лишним третьим мне, Знать, навеки суждено.