Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1985-1991 - Светлана Бондаренко

19 сентября в саратовской газете «Заря молодежи» публикуется статья Романа Арбитмана «До и после „Сказки…“».

«Сказка о Тройке» Аркадия и Бориса Стругацких принадлежит к числу произведений, которые в 60-х клеймили и склоняли. Ее называли вредной в «идейных отношениях», «идейно несостоятельной», обвиняли в «глумлении» над «дорогими для советского человека идеалами» (не уточняя, впрочем, какими именно). Она принадлежит к числу тех произведений, которые вернулись к нам в конце 80-х, после XXVII съезда КПСС.

<…>

Прошло совсем немного времени после выхода «Понедельника…», а Стругацкие уже поняли, что были слишком оптимистичны в своих прогнозах. Человек науки, рядовой НТР, в котором писатели уже видели почти человека будущего, в массе своей таковым не оказался. «В… миллионном научном работнике обнаружились все те же недостатки, которые по-человечески свойственны всем другим общественным прослойкам», — признает потом Аркадий Стругацкий.

Разочарование писателей в человеке науки болезненно отозвалось в их последующих произведениях. Если в «Далекой Радуге» (1963) коллектив талантливых ученых почти сплошь состоял из романтиков и альтруистов, готовых не раздумывая отдать жизнь ради торжества истины, то в повести «За миллиард лет до конца света», написанной полтора десятилетия спустя, даже из небольшой группы ученых лишь один, математик Вечеровский, откажется продать право научного «первородства» за «чечевичную похлебку» материальных благ, карьеры, славы, степеней, личного комфорта. И это — самые умные, самые талантливые, на которых (по сюжету повести) обратило внимание само Мироздание! Горько? Безусловно. Жизненно? К сожалению: практика вновь и вновь подтверждала грустную истину, что талант в науке далеко не всегда сопрягается с нравственным максимализмом и даже с обыкновенной порядочностью.

В «Понедельнике…» коллектив НИИ жил по законам творчества: работать было интереснее, чем развлекаться. А уже в «Управлении по делам леса» (повесть «Улитка на склоне», 1968 год) — своеобразном антиподе НИИЧАВО — царит совершенно иная атмосфера: взаимного недоверия, подозрительности, фискальства, бессмысленной секретности.

<…>

В «Сказке о тройке» мы встречаем тех же героев, что и в «Понедельнике…», — магов из НИИЧАВО. Всемогущие, способные воду обратить в вино, они теперь — чтобы поработать с экспонатами колонии необъясненных явлений (одному из магов необходим Черный Ящик, другому — говорящий Клоп и т. д.) — вынуждены искать окольные пути, то и дело ставя под угрозу чувство собственного достоинства, хитрить, ловчить, заискивать даже… Перед кем? Кто стоит между ученым и объектом приложения его сил? тут-то и вырастает зловещий образ комиссии «по рационализации и утилизации необъяснимых явлений» — Тройки.

Название многозначительное. Есть здесь явственная отсылка к приснопамятным «тройкам» — скоротечным судам сталинских времен над «врагами народа» (не случайно в повести члены тройки, жестоко искусанные комарами, квалифицируют это как «террористический акт», а один из них требует за это «приговорить коменданта Зубо к расстрелу с конфискацией имущества и поражением родственников в правах на двенадцать лет»). Есть и другая, более неожиданная, сатирически «перевернутая» параллель — с евангельской святой троицей, причем если в обличье властного «бога-отца» постоянно выступает глыбоподобный Лавр Федорович Вунюков со своей вечной «Герцеговиной Флор», то роли «сына» и «святого духа» попеременно — в зависимости от расположения начальства — делят двое ретивых чиновников: невежда и крикун Хлебовводов и ловкий демагог и провокатор Фарфуркис.

Любопытная деталь: в известном романе В. Дудинцева «Не хлебом единым» (1956) есть сцена «суда» над изобретением инженера Лопаткина, где мы встретим пару ближайших предшественников Хлебовводова и Фарфуркиса: малограмотного «эксперта» Тепикина, напиравшего в своих разговорных речах на «хто его знаеть», и краснобая Фундатора, замазывающего суть дела казуистикой и наукообразием. Литературная параллель очевидна, и Стругацкие ее не скрывают. Но если у Дудинцева «эксперты» все же номинально являются учеными, хоть как-то разбираются в сути дела, и борьба идет здесь «между консерваторами и новатором», то в повести «Сказка о Тройке» и Хлебовводов, и Фарфуркис, и сам Вунюков не просто аморальны, но и к тому же абсолютно не имеют никакого понятия о науке, которой им надлежит «ведать». Вот в чем истоки многих бед, подчеркивают писатели.

<…>

Жанр сатирической фантастики позволил Стругацким довести ситуацию столкновения интересов науки и административного невежества до абсурда, до рокового предела, показать опасные последствия такого столкновения. В 60-е годы от предостерегающего голоса писателей-фантастов можно было отмахнуться, их тревогу объявить злопыхательством и списать на издержки жанра. Но что такое прогресс? Это, заметил один юморист, «когда последствия ошибок становятся все серьезнее». В 80-е годы, когда оказалось, что из-за некомпетентности управления в запущенном состоянии находятся целые отрасли науки и производства, после трагедии Чернобыля, исчезновения Кара-Богаза и чуть было не свершившегося «исторического поворота» северных рек, стало ясно, что не напрасно писатели били тревогу.

<…>

Роман отсылает вышедшую статью БНу. 27 сентября БН в ответном письме комментирует ее:

Уважаемый Роман!

Спасибо за статью — и за то, что написали ее, и за то, что прислали. Читал и думал: надо же, какие времена настали наконец-то!!

Что касается ОКОНЧАТЕЛЬНОГО варианта «Сказки…», то это вопрос сложный. Мы с АН уже согласились в том, что следовало бы засесть основательно и состыковать оба варианта так, чтобы сохранить все самое лучшее из обоих. Но вот когда мы это сделаем, сказать сейчас трудно. Одно могу сказать: никто пока нас не подгоняет с криком: «Скорей! Машины простаивают! Давайте окончательный текст! Ну, чего же вы тянете?..»

Поживем — увидим.

Еще раз спасибо.

С уважением [подпись БНа]

Октябрьский номер журнала «В мире книг» в рубрике «Читатель — журнал — читатель» публикует два материала о положении в современной фантастике. Письмо в редакцию подписано просто: «Р. А., преподаватель, член КЛФ г. Саратова». Почему Роман Арбитман был вынужден скрываться за инициалами, сам он рассказывал так: «Эта моя статья для журнала „В мире книг“ была подписана, разумеется, Р. Арбитман, без всяких сокращений. Но когда я увидел журнал, то с удивлением обнаружил, что фамилия была заменена инициалом. Я предположил, какой логикой (идиотской и трусливой, естественно) руководствовались публикаторы. Мол, сначала Арбитмана текст, потом Стругацких… Не слишком ли, дескать, много евреев? А поскольку Аркадия Натановича и Бориса Натановича никак нельзя было бы обозначить как „А. С., писатель из Москвы, и Б. С., писатель из Ленинграда“, то секвестировали меня. Эта трусость самому журналу „В мире книг“ вышла боком. Противная сторона за инициалы немедленно ухватилась, и вместо того, чтобы опровергать факты, Щербаков неоднократно радостно объявлял, что на него написали анонимку».