Эпитафия шпиону. Причина для тревоги - Эрик Эмблер

— Все в порядке?

— В полном, лучше не бывает, — ответила Тамара. — Они не смогут попасть на эту сторону еще как минимум три четверти часа.

— Хорошо. — Залесхофф кивнул мне. — Отличная работа. Садитесь.

Я сел сзади, а он рядом со мной. Тамара заняла место водителя.

И только теперь пережитое волнение дало о себе знать. Все тело у меня дрожало — с головы до кончиков пальцев.

Залесхофф предложил сигарету. Я не стал отказываться.

— Ну, — саркастически поинтересовался я, — что мы будем делать до половины одиннадцатого вечера? Прятаться?

Залесхофф закурил и удобно вытянулся на сиденье.

— А теперь, — довольным голосом сказал он, — будем получать удовольствие. Давай, Тамара.

Мы доехали по шоссе до озера Комо, прокатились на пароходике и поужинали в ресторане на берегу. Я наслаждался. Солнце только что зашло, и некоторое время мы сидели на террасе, пили кофе и курили.

Звезды были уже на удивление яркими. У одного края террасы росли кипарисы, толстыми черными пальцами выделявшиеся на фоне темно-синего неба. В воздухе разливался аромат сосновой смолы. Я забыл о своих спутниках и думал о Клэр, жалея, что ее нет здесь, со мной. Молчание нарушил Залесхофф:

— Чем вы намерены заняться, когда вернетесь в Англию?

Я вышел из оцепенения. Мне были видны лишь два силуэта, его и девушки, и два огонька сигарет.

— Откуда вы знаете, что я намерен вернуться в Англию?

Он пожал плечами — я скорее почувствовал, чем увидел его жест.

— Догадался по вашему поведению. Какое-то лихорадочное возбуждение… Все эти события несколько уменьшают привлекательность работы в компании «Спартак», правда?

— И не только они. — Я вдруг почувствовал, что мне нужно с кем-то поговорить по душам. — Вы знакомы с коммендаторе Бернабо?

— Парнем, которого вы подкупили, чтобы получить заказ на станки?

Я вздрогнул. Подробности сделки мы с Залесхоффом не обсуждали.

— Совершенно верно. Но этого я вам не говорил.

— Обычная практика. Подкуп — древняя итальянская традиция.

— Пожалуй, набралось уже довольно много древних итальянских традиций, которые мне не нравятся.

Он усмехнулся:

— Для бизнесмена вы чересчур чувствительны.

— Я не бизнесмен. Я инженер.

— Ах да, совсем забыл. Мои извинения.

— Кроме того, у меня на теле еще сохранилась парочка синяков. — Я колебался. — Наверное, найду себе другую работу.

— Будете делать снаряды вместо станков по их производству?

— Для инженера есть масса другой работы.

— Конечно! — Он снова помолчал. — Кажется, вы говорили, что согласились на эту работу потому, что не смогли найти ничего лучше.

— Вчера я прочел в профессиональной газете, что ощущается нехватка опытных инженеров.

Я услышал, как он выпускает дым изо рта.

— Да, я тоже читал эту статью.

— Вы?

— Я много читаю. Если не ошибаюсь, в основу статьи легло заявление директора оружейной фирмы, верно?

К своему стыду, я почувствовал, что краснею.

— Ну и что? — Мой голос звучал бесстрастно. — Кто-то же должен делать эту работу.

Залесхофф рассмеялся, но смех его вышел невеселым.

— Курс акций реагирует на благие вести от царя по имени Прибыль. У промышленности нет иной цели, кроме как удовлетворение бизнесменов, которые вложили в нее средства. Спрос священен. Спрос на взрывчатые вещества, которые убивают людей, или на химические удобрения, на снаряды или кастрюли, на ткацкие станки для индийских фабрик, где делают джут, или на детские коляски — не важно. У бизнесмена нет другой обязанности, кроме извлечения прибыли для себя и для акционеров.

— Все это не имеет ко мне никакого отношения.

— Разумеется, не имеет, — саркастически согласился Залесхофф. — Вы лишь тот парень, который делает все это возможным. Но вы также можете стать тем, кого сотрет в порошок — вместе с женой и детьми, — когда снаряды и взрывчатые вещества найдут свое применение.

— У меня нет жены и детей, — угрюмо буркнул я.

— И что с того?

— Черт возьми, Залесхофф, мне нужно себя кормить. Если промышленности требуются квалифицированные инженеры, а я квалифицированный инженер, что, по-вашему, мне делать? Лезть на импровизированную трибуну?

— Примерно через год, мой дорогой Марлоу, в той же газете вы прочтете об избытке квалифицированных инженеров. Слишком много или слишком мало, пустые желудки или полные — это старая, старая история. Когда вы, англичане, прозреете?

— Вы спрашиваете как американец или как русский?

— А разве есть разница? Здравый смысл требует заменить старую, никуда не годную систему новой, лучшей.

— Вы имеете в виду социализм?

Вероятно, в моем вопросе сквозил сарказм, поскольку Залесхофф рассмеялся.

— Луна всходит, — вдруг сказала Тамара.

Я посмотрел на небо. Над деревьями висел желтый серп.

— Как на открытке, — заметил Залесхофф. — На красивой открытке. — Он встал. — Пора идти.

Мы оплатили счет и молча зашагали к оставленному на дороге «фиату». Примерно на полпути я инстинктивно оглянулся.

— Нет, — шепнул Залесхофф, — мы оставили их в Милане.

Я хотел возразить, но тут же осекся. Он прав. Похоже, я привык к мысли, что за мной следят. Да, плохи мои дела. Меня охватил внезапный приступ тоски по дому, по Лондону. На следующей неделе я уеду домой, избавлюсь от этой отвратительной атмосферы двуличности, интриг, насилия. Какое счастье будет увидеть Клэр! В первый же вечер мы пойдем в китайский ресторан. В Лондоне нет такой луны и таких звезд, зато там за вами не таскаются итальянские шпики в фетровых шляпах. И бойскауты не маршируют так, как «Балилла», а из громкоговорителей им не рассказывают о прелестях войны.

А потом, без всякой видимой причины, я вдруг вспомнил слова, которые однажды слышал от Холлета. Это было после обеда, когда мы листали какую-то газету с фотографией массовой демонстрации нацистов. Я что-то сказал об эффективности немецких методов пропаганды. Он рассмеялся: «Пропаганда эффективна, потому что ничего другого не остается. Британскому правящему классу особенно не о чем беспокоиться. В Англии люди читают газеты и обманывают сами себя». Размышляя о словах Холлета, я все время помнил, что он социалист. А Залесхоффа я считал коммунистом, советским агентом. Пора собраться с духом и вести себя как разумный человек. Только полный псих мог согласиться на план Залесхоффа. Одно серьезное предупреждение я уже получил; в следующий раз со мной поступят так же, как с Фернингом. Хорошего понемножку.

— Кстати, — сказал я, садясь в машину, — я передумал насчет сегодняшнего вечера.

Мне было стыдно, но я убеждал себя, что другого выхода нет.

Залесхофф, уже собиравшийся последовать за мной, остановился. Девушка рассмеялась.

— Неудачная шутка, Марлоу. Я всегда придерживалась мнения, что английское чувство юмора…

— Минутку, Тамара. — Залесхофф говорил тихо, но каждое его слово было словно капля ледяной воды. — Вы ведь шутите, правда, Марлоу?

— Нет, — только и смог выдавить из себя я.

— Действительно, неудачная шутка! — медленно произнес он. Потом залез в машину и тяжело опустился на сиденье рядом со мной. — Могу я поинтересоваться причиной, которая заставила вас передумать?

Я наконец обрел дар речи:

— Поставьте себя на мое место, Залесхофф. Соглашаясь, я теряю все, но ничего не получаю взамен. Я…

— Погодите, Марлоу, послушайте меня. Даю вам честное слово, что своими действиями вы оказываете большую услугу не только своей стране, но и миллионам европейцев. Вы как-то спрашивали, какое отношение все это имеет ко мне. Этого я вам не могу объяснить — по причинам, о которых вы, вероятно, смутно догадываетесь. Но вы должны поверить мне, что я на стороне ангелов. И под ангелами я имею в виду не британских и французских политиков, банкиров и промышленников. Я имею в виду простых людей из всех стран, людей, которые могут сопротивляться силам, поставившим на колени народы Италии и Германии. Вот и все.

Я колебался. Меня раздирали противоречивые чувства.

— Это бесполезно, Залесхофф, — пробормотал я. — Просто бессмысленная трата времени и сил.

— Бессмысленная трата? — повторил он. Потом рассмеялся. — По-моему, вы говорили, что вы не бизнесмен, господин Марлоу.

Около одиннадцати часов вечера я медленно ехал по шоссе, удаляясь от Милана. Залесхофф и девушка остались в кафе, примерно в миле отсюда, но последние инструкции Залесхоффа все еще звучали у меня в ушах. «Сопротивляйтесь изо всех сил. Злитесь. Только, ради всего святого, не забудьте уступить».

Апрельское небо затянуло облаками. Хотя в машине было достаточно тепло, я начал дрожать. Моя нога сама постепенно ослабляла давление на педаль газа. Потом я заметил впереди два красных огонька, на небольшом расстоянии друг от друга.