Светорада Золотая - Симона Вилар

«И эта тут как тут! – отметила про себя княгиня. – Вьется вокруг моего сына, как шершень возле ягненка. Наверное, мне давно следовало бы поговорить с сыном… или пусть и дальше надежду питает. Вон как расцветает он подле этой названой дочери Олега».

Асмунд то и дело поглядывал на Ольгу. А той как будто нехорошо сделалось, села на ступеньку подле княжича, расстегнула ворот светлой рубахи, словно душно ей стало. Всем душно, а Ольга еще и беременна. Но все равно лезет куда надо и куда не надо. Вот и сейчас пришла поглядеть на воинские забавы на плацу. А на самом деле – на князя своего ненаглядного… жениха чужого!

Княгиня пристроилась у перил на галерейке, за всем наблюдая, все примечая, ко всему приглядываясь. Отметила, как Игорь замер на миг, увидев Светораду со Стемой, нахмурился. Потом, будто почувствовав взгляд Ольги, оглянулся на крыльцо. Лицо его еще больше потемнело, а на бояр так рыкнул, что те попятились.

Гордоксева недовольно покачала головой. Ни князь Эгиль, ни она сама никогда не позволяли себе быть дерзкими с этими людьми, самыми могущественными и уважаемыми людьми города, да и всего племени кривичей, почитай. У этих бояр есть и войско для сбора дружины, и склады с оружием, и ладьи, часть которых они выделили Эгилю. Они многим владеют, и только от них зависит, поддержать или игнорировать правителей. Игорь же, самовлюбленный юнец – тут уж Гордоксева не смогла подавить раздражения, – отгоняет их, словно надоедливых мух. И это будущий правитель Руси, которого мудрый князь Олег видит своим преемником? Н-да, недаром Вещий не спешит отдать молодому сыну Рюрика Киевский стол!

В этот погожий жаркий день с появлением Игоря здесь, подле терема, сразу возникло некое осязаемое напряжение. Бояре молча попятились, Асмунд будто замер, Ольга опустила глаза, словно не желая знать ничего. Даже дерзкий Стема перестал подшучивать над Светорадой, был непривычно строг, как опытный наставник, требующий от ученицы воинского умения. И то ли действительно застращал княжну, то ли она, как и все, чувствовала скованность в присутствии Игоря, да только она тоже нахмурилась. Светорада наложила стрелу на тетиву, потянула широко лук, так что тот даже скрипнул. И неожиданно выстрелила метко, угодив в самый центр круга.

– Вот это да, пресветлые боги! – присвистнул Стемка. – Выходит, и ты можешь, когда хочешь… – Он помедлил и закончил: – Хочешь перед женихом покрасоваться!

И оглянулся через плечо, блеснув озорным взглядом в сторону хмурого князя. Мол, видишь, какова она!

Но Светорада будто и не обрадовалась его похвале. Сказала: всякому может прийти негаданная удача. И уже следующую стрелу пустила привычно мимо цели.

Игорь стоял посреди плаца, глядя в их сторону. Потом вдруг круто повернулся, оглядел пустой под палящим солнцем плац. И напустился на отдыхавших в тени дружинников:

– Что расселись? Зевать да мух отгонять только и привычны? Эх, смоляне… А ведь вас в любой миг могут кликнуть к Киеву. Вы же… Только прохлаждаться и умеете, как крапива под забором.

Воины стали подниматься, переглядываясь, выходили а солнцепек, доставали оружие. Игорь ставил их друг против друга наблюдал, как сражаются, и бранился.

– И это витязи смоленские? Нет, это сонные мухи! Резче наскакивайте, резче! Али солнышко вас разморило? В бою от таких проворных только ошметки кровавые полетят. Да щит-то не опускай! – накинулся он на одного из дружинников. Сам выхватил меч, наскочил так, что от щита воина щепки полетели, и воин вскрикнул, когда меч князя задел ему руку у щитового ремня и на запястье выступила кровь.

Игорь будто и не заметил. Вновь обошел сражавшихся попарно кметей.

– Эх, вас еще как отроков или детских на деревянных палках надо учить биться.

Воины отступали, тяжело дыша, вытирали потные лбы. Но тут вперед вышел Бермята.

– Меня испытай, княже!

Он один в такую жару был в добротном чешуйчатом облачении. Возможно, хотел внимание Игоря привлечь. Гордоксеве уже сказывали, что Бермята так и вьется вокруг молодого князя. На Бермяту это похоже – он все мечтал возвыситься до десятника, а то и свое копье[99] получить.

Князь принял вызов смоленского гридня. Встал в стойку, прикрывшись щитом и выставив меч, и, пока Бермята медленным пружинистым шагом начал заходить сбоку, Игорь налетел первым, рубанул по щиту, подставленному Бермятой.

Княгиня Гордоксева привыкла к подобным зрелищам. В детинце и дня не проходило, чтобы воины не сходились в учебных поединках, отрабатывали удары, метали копья в мишень, стрелы. Однако сейчас ей показалось, что Игорь вступил в настоящую схватку. Но бился он ловко и красиво. Наскочил, ударил, отступил, крутанулся, сшибся щитами – и меч его уже сверху вниз смотрит в лицо Бермяты. Все затаили дыхание, Бермята побледнел, скосив глаза на острие меча перед собой, и смог вздохнуть с облегчением, лишь когда Игорь отвел оружие. Игорь же, словно утратив интерес к поединку, уже отходил. Однако едва Бермята перевел дыхание, он вновь развернулся, прыгнул, оказавшись сбоку от противника, сильно ударил по его подставленному мечу сверху вниз, оттолкнул Бермяту неожиданным пинком ноги в щит, так что гридень потерял равновесие, и опять приставил меч к шее противника. Так повторилось несколько раз. Игорь наскакивал, нападая стремительно и жестко, но, не нанеся удара, замирал, а один раз вообще спиной повернулся к гридню, меч опустил. Но едва взбешенный от обиды и пренебрежения Бермята с ревом бросался следом, Игорь опять начинал бой, и меч в его руке двигался стремительно и ловко, сдерживая натиск Бермяты и умело находя незащищенные места гридня.

Гордоксева поднялась на галерею терема, откуда ей лучше был виден поединок. Краем глаза заметила стоявшего в стороне Кудияра. Он тоже наблюдал за поединком и только головой покачал, когда Игорь, наседая и вынуждая Бермяту отступать, загнал его в угол дружинной избы, а затем так сильно выбил из руки гридня меч, что оружие взвилось в воздух и, описав дугу, упало на сухой, присыпанный песком двор плаца. Сам же победитель привычно остановился, уперев острие меча в напрягшееся горло застывшего Бермяты. Казалось, нажми чуть – и брызнет кровь. Потом отвел меч, сплюнул на песок.

– Подними оружие, вой.

И отошел спокойно, будто и не он сейчас носился по двору на жарком солнцепеке, взбивая ногами пыль и песок.

У Бермяты даже слезы выступили от унижения, оттого что его, опоясанного смоленского витязя, пренебрежительно князь назвал воем.[100] Да и победил так, что это можно было назвать позором. А Игорь все не унимался.

– Еще, – крикнул он и махнул рукой, подзывая очередного дружинника. Вновь принял стойку.