Шрамы - Вера Холлинс

— Что?

Игривая ухмылка тронула его губы, а в глазах читалось молчаливое обещание.

— Увидимся в воскресенье, — произнес он.

При этих словах хмурый взгляд Матео пронзил меня насквозь, но я даже не дрогнула, когда ответила:

— К сожалению, — и ушла.

После этого Матео почти не разговаривал. Мы быстро попрощались, и я села в свою машину, раздражённая его поведением. Мне хотелось крикнуть ему, чтобы он не делал поспешных выводов, но потом я вспомнила, что сама поступала так же с Сарой и Джесс. Он защищал своего друга, как и я защищала своих подруг, поэтому было бы лицемерием жаловаться на это.

Интересно, чувствовали ли Джесс и Сара то же самое, когда я жаловалась? Чувствовали ли они себя виноватыми, но в то же время понимали, что им нужно защитить свои чувства?

В этом и была проблема — я чувствовала необходимость защищать свои чувства, в то время как должна была работать над их искоренением.

Я заехала на подъездную дорожку к своему дому и заглушила двигатель. Я была в смятении. Ощущение губ Мейсена на моих губах всё ещё было на моей коже, и тепло, которое я почувствовала, когда его губы встретились с моими, разлилось по моей груди.

— Прекрати, Мелисса Брукс. Да, этот поцелуй был лучшим в твоей жизни, но ты забудешь о нём. — Мой взгляд упал на ящерицу, сидевшую на пассажирском сиденье. — И что мне с тобой делать? — Как я могла забыть о Мейсене, когда один только вид этой ящерицы напоминал мне о нём?

Вздохнув, я засунула ящерицу в рюкзак и вышла из машины, готовясь к гнетущей тишине, которую, как я знала, найду в доме. Мама, скорее всего, гуляла с кем-то из своих лучших подруг, стараясь убежать от боли, которая, я была уверена, пряталась глубоко внутри неё.

Я направилась прямиком в свою комнату, предвкушая долгий горячий душ, который смоет все мои тревоги. Однако рыдания, доносившиеся из комнаты Стивена, остановили меня на полпути. Я осторожно шагнула вперёд, затаив дыхание.

Дверь была приоткрыта, и я заглянула внутрь. Мама лежала, свернувшись калачиком на кровати, и плакала. Рана в моей груди открылась слишком легко.

— Мама, — воскликнула я, бросившись внутрь и сев рядом с ней, взяв ее за руку. Она плакала, прижимая к лицу салфетку, ее глаза опухли от слез.

— Я скучаю по нему, Мели. Я так сильно по нему скучаю, — произнесла она, и в ее голосе звучала боль.

Моя грудь наполнилась ноющей болью, которая, казалось, никогда не утихнет. Я крепко сжала ее руку, рассматривая плакаты Стивена с видеоиграми, развешанные на стенах. Его комната казалась такой пустой без него.

— Я знаю, мам. Я тоже по нему скучаю. Я скучаю по нему каждую секунду, — ответила я, не в силах сдержать слезы.

— Это все моя вина. Это я виновата в том, что не смогла ему помочь. Я была так слепа, — сказала она с болью в голосе.

Я прикусила губу, чувствуя, как в голове нарастает давление.

— Это не только твоя вина, — прошептала я, пытаясь найти правильные слова. — Мы все виноваты в случившемся.

Она села и вытерла слезы:

— Я продолжаю думать об этом, но я не понимаю, что пошло не так. Я не знаю, как это могло произойти…

Я вздохнула, и тяжесть в моей груди стала еще сильнее.

— Я думаю, что это произошло из-за сочетания множества факторов. Тебя, отца, ваших ссор, развода… наркотиков. Меня. Его. Мы пытались помочь ему, но этого оказалось недостаточно. Мы сделали недостаточно, — добавила я, пытаясь найти выход из этой ситуации.

Она сжала салфетку в дрожащей руке.

— Что, если мы и не смогли бы сделать достаточно? Как можно бороться с чьей-то зависимостью, если они сами не хотят этого? Он не желал останавливаться. Его состояние только ухудшалось. Как долго мы могли бы находиться в этом замкнутом круге?

Я глубоко вздохнула, глядя вдаль. Я задавалась тем же вопросом. Если бы мы прилагали больше усилий, если бы мы сделали всё возможное, изменилось бы что-нибудь?

— Я не знаю, мам. Я действительно не знаю.

Я осознавала, что, как бы я ни старалась распланировать чью-то жизнь, полагая, что знаю всё лучше, я не обладала абсолютной истиной, и это было не в моей власти. Я не могла пытаться сделать других счастливыми за счёт их собственного счастья.

Я встретилась с ней взглядом.

— Ты скучаешь по папе? Я просто не понимаю, как вы можете перестать любить друг друга после всего, что произошло. Вы поклялись в вечной любви и завели детей! Зачем вы родили нас, если не были готовы к вечной любви?

Она сжала дрожащие губы, и по ее щеке скатилась новая слезинка.

— Конечно, мы думали, что останемся вместе навсегда. Конечно, мы серьезно относились к рождению детей. Но мы не можем предсказать будущее, дорогая. Мы не можем предвидеть все перемены или новые обстоятельства в жизни.

Папа говорил мне нечто подобное, но я все еще с трудом могла в это поверить.

— Все, что мы можем сделать, — это справиться с этим наилучшим образом, и в нашем случае это был развод. Мы ссорились каждый день, чему были свидетелями ты со Стивеном, и нам было невозможно ладить. Так что это было самое разумное решение для всех нас. — Она сжала мою руку. — Ты просто должна это принять.

Я горько улыбнулась.

— Похоже, мне придется смириться со многим. Смерть Стивена, ваш развод… Жизнь — отстой.

Она печально улыбнулась мне и вытерла последние слезы.

— Жизнь трудна, и со многими вещами бывает сложно смириться, — сказала она, нежно погладив меня по щеке. — Это несправедливо и никогда не будет справедливым, но ты сильная, очень сильная. Ты сможешь преодолеть все это. Я верю в тебя доченька.

— А ты сможешь? Я не хочу, чтобы ты каждый день проливала море слез по нему. Ты затопишь наш дом.

Ее губы изогнулись в легкой улыбке.

— Я должна. Ради тебя я должна оставаться сильной, — произнесла она, проводя рукой по моим волосам. — Так ты попытаешься смириться с нашим разводом?

Я взглянула на фотографию на столе Стивена — групповой снимок его и остальных членов школьной футбольной команды, сделанный два года назад. Как же это несправедливо, но, кажется, жизнь не обращает внимания на наши страдания. Она продолжается, ставя перед нами новые вызовы, и мы, очевидно, должны адаптироваться.

Их развод стал ещё одной горькой пилюлей, которую мне пришлось проглотить. Как бы я ни