Небеса нашей нежности - Анна Велозо

– Леон, пойдем сегодня вечером в «Капитолио»? – спросила Виктория, заходя в гостиную, и только потом заметила, что ее муж там не один. – О, простите, я не хотела вам мешать.

– Нет-нет, ты нисколько нам не помешаешь, заходи, – улыбнулся Леон. – Позвольте представить вас друг другу: сеньор Варгас – донья Виктория.

– Очень приятно, – хором сказали они и рассмеялись из-за такого совпадения.

– Сеньор Варгас, – объяснил Леон, – редактор «Жорналь до Бразиль», он хочет, чтобы я вел колонку в его газете.

– Как мило, – натянуто улыбнулась Виктория.

После этого проклятого расторжения помолвки она ненавидела прессу. В то время журналисты набросились на нее, точно свора бешеных псов. Что только не писали в газетах! Около девяноста девяти процентов этой писанины было ложью, основывавшейся только на страсти к сенсациям. Ни один нормальный человек не поверил бы сказанному в этих статьях. Но так уж обстояли дела: если о чем-то писали в газетах, люди в это верили. И чем чаще ложь повторялась, тем больше она казалась правдой.

– Политическую колонку, – уточнил Леон, заметивший выражение лица своей супруги.

Виктории хотелось спросить редактора, чего его газетенка ждет от старика, сорок лет назад боровшегося за отмену рабства, но давно утратившего хватку и лет десять не появлявшегося на политической арене. Разве нет людей помоложе, которым есть что сказать? Но, естественно, она сдержалась. Перед незнакомцем, а тем более представителем прессы, она не станет подвергать сомнению гармонию своего брака.

– Как интересно, – проворковала Виктория. – Тогда я оставлю вас, я в таких вопросах ничего не смыслю. Но я прикажу прислуге принести вам кофе.

Редактор с удивлением уставился ей вслед. И это донья Виктория Ужасная? Какое разочарование! Он представлял себе ведьму, фурию, мужика в юбке. Он думал, что она вмешивается во все дела своего мужа. Но оказалось, что это очень милая пожилая дама, изящная и обходительная. Кто бы мог подумать!

– Ах да, Леон… – Остановившись в дверном проеме, Виктория повернулась. – Не забудь о том телефонном звонке.

«Прелестная и такая, черт побери, коварная», – пронеслось в голове у Леона. Она в точности знала, как испортить ему настроение. Напомнив о звонке, она дала мужу понять, что думает об этой затее с колонкой в газете. Ничего хорошего. С тем же успехом Виктория могла сказать: «Леон, какие еще дурацкие идеи придут тебе сегодня в голову?» Радостное предвкушение предстоящей работы в газете улетучилось. Как и желание сходить в кино.

Глава 37

Какая ирония судьбы: он добирается в Европу по морю, при том, что всеми силами помогал развитию авиаперелетов в этом направлении! Но воздушный путь через Атлантический океан все еще требовал огромных усилий и стоил очень дорого, в то время как путешествие на корабле стало обыденным делом. Каждый день из Бразилии уплывало множество кораблей, направлявшихся в крупные европейские порты. Если бы Антонио не смог купить билет на пассажирский пароход, то без проблем мог бы устроиться на торговый корабль, перевозивший тонны кофе в Европу. Еда на таких судах была намного хуже, да и каюты не такие роскошные, но само путешествие длилось столько же. Оно было долгим, а главное, скучным. Отплыв от побережья Бразилии и взяв курс на северо-восток где-то в районе Ресифи, пассажиры целыми днями ничего не видели, кроме воды. Миновав остров Фернанду-ди-Норонья, корабль не приближался к суше до островов Зеленого Мыса, архипелага у побережья Африки. Вокруг раскинулась бесконечная беспощадная синева Атлантики. Даже птицы не парили над кораблем, как в порту. Ничего. Ни чаек. Ни насекомых. Ни суши. Ни единого корабля на мили вокруг. Антонио думал о том, как странно, что при якобы столь оживленном движении судов по этому пути пассажиры этого не замечают. А ведь другой корабль внес бы такое разнообразие в их путешествие! Можно было бы помахать рукой, женщины полюбовались бы на других пассажиров и матросов в бинокль, а мужчины обсудили бы разницу в строении судов. Антонио обговорил бы со своим попутчиком, генеральным директором компании в Сан-Паулу, недостатки и преимущества разных типов моторов и двигателей: хотя компания и специализировалась на строительстве мостов, этот человек был инженером по образованию и обожал автомобили. Он не упускал ни малейшей возможности поделиться своей страстью с другими пассажирами. Да, это было бы весело! «Стоп! – призвал себя к порядку Антонио. – Нельзя быть таким циником. Бедный генеральный директор не виноват в том, что путешествие такое скучное». Не был он виноват и в том, что Антонио не испытывал никакой радости от этой поездки. И нисколько не предвкушал прибытие в Европу. Отъезд из Рио настроил его на меланхолический лад. Он не волновался. В сущности, Антонио… вообще ничего не чувствовал. Он плыл на корабле в Европу, и точка. Случались в его жизни события и поувлекательнее. Правда, за последние два года, когда он с головой ушел в работу, ничего интересного с ним не произошло. Конечно, он побывал в США, повстречался там с талантливыми и отважными пионерами авиации и многому от них научился. Жизнь в Нью-Йорке открыла ему глаза на возможности будущего. Американцы показались ему удивительным народом: все считалось возможным, ни одна идея не была для них настолько авантюрной, чтобы отказаться от нее. Даже невероятный «сухой закон» представлялся смелым и логичным воплощением благородной идеи – пусть ни один нормальный человек не воспринимал его всерьез. Большую часть свободного времени Антонио и его коллеги проводили в так называемых «спикизи», нелегальных питейных заведениях. Но даже там, под влиянием алкоголя и зажигательного джаза, среди всеобщего веселья, Антонио ощущал себя будто в коконе – все его чувства притупились, а сознание отстранялось от того, что происходило вокруг.

Антонио скорбел. И скорбел в одиночестве. Он не мог назвать себя вдовцом, не мог сказать даже, что умерла его невеста. В глазах всех окружающих Каро была просто его любовницей, и никто не понимал, что Антонио до сих пор не мог оправиться от ее смерти. В тот день, когда отец сообщил ему о гибели возлюбленной, Антонио решил уехать из Рио – и в кратчайшие сроки воплотил свой план. Едва выйдя из больницы, он собрал вещи, поручил сестре позаботиться обо всем остальном и отправился в Нью-Йорк. Он даже не захотел пойти на могилу Каро – это разбило бы ему сердце. Он не желал представлять себе, как ее тело гниет, как в нем копошатся черви. У Антонио осталась ее фотография, и этого было достаточно, ведь снимок отражал один из лучших моментов истории их любви. Фото немного выгорело и помялось, на нем виднелись отпечатки пальцев, но его было достаточно, чтобы вызвать в душе Антонио воспоминания о том чудесном дне. И о лучшей женщине, которую он когда-либо встречал.

Стоя на палубе, он держал в руках этот снимок, понимая, что сильный порыв ветра может вырвать фотографию у него из рук. «Может быть, так было бы даже лучше?» – подумалось ему.

Без этой памятки он скорее забудет о Каро, а ведь все считали, что от этого ему станет легче. «Вот увидишь, мальчик мой, время лечит все раны. Когда-нибудь ты забудешь о ней, и тогда…» Вот что ему приходилось выслушивать. Как же Антонио ненавидел людей за это! Он не хотел ее забывать! Напротив, сейчас это пугало его больше всего. Он не мог вспомнить ее лица. Думая о ней, он видел ее только в тот момент в самолете: смеющаяся Каро в шлеме пилота. Он больше не мог вспомнить рассерженную Каро. Мечтательную Каро. Чувственную Каро.

Да, он представлял себе ее черты: полный рот, зеленые глаза, веснушчатый нос. Но эти отдельные части не удавалось сложить в единое целое. И это было ужасно.

– Павший товарищ? – сочувственно спросил его один из попутчиков.

Пожилой офицер в отставке указал на фотографию в руках Антонио. Впервые за все время путешествия Антонио захотелось расхохотаться. Да, на первый взгляд человек на фотографии мог показаться юношей. Никто ведь не мог предположить, что костюм пилота наденет девушка. Кивнув, Антонио мрачно ответил:

– Битва на Сомме.[lviii]

Он не знал, применялась ли в этом сражении авиация, но одного названия битвы было достаточно, чтобы офицера пробрала дрожь. Более миллиона убитых. Ужасные потери с двух сторон. Кошмарные увечья. Полная бессмысленность этой мировой войны. Вот о чем думали люди, слыша слово «Сомма». Антонио показался уместным такой ответ – он испытывал от смерти Каро такой же ужас, как и этот военный от мысли о Сомме.

– Ужасно, – сказал старик.

– Да.

– Но вы еще так молоды. Со временем вы научитесь забывать.

«Ударить в живот. Пнуть в пах. Или – почему бы и нет? – выбросить за борт…» Антонио, не говоря ни слова, ушел. Старый майор с пониманием кивнул, но сентиментальность попутчика его удивила. Нужно всегда оставаться мужественным, как этот бедняга на фотографии. Он был так юн во время войны… Но что стало бы с миром, если бы мужчины рыдали, как бабы?