Небеса нашей нежности - Анна Велозо

В кругах авиаторов его возвращение приветствовали с восторгом. Все поздравляли его с первым беспересадочным перелетом через Атлантику, совершенным Жоао Рибейро де Барросом, тем самым пилотом, которого Антонио так поддерживал. Да, во время перелета возникли кое-какие неприятности, но в целом он прошел успешно. В Париже слухи об этом достижении распространились очень быстро. Париж для авиаконструкторов и пилотов был главным городом Европы. С самого зарождения самолетостроения и до сегодняшнего дня в Париже сложились лучшие условия для пилотов: там их больше всего уважали, с наибольшим рвением пытались воплотить мечту о полете, выписывали самые высокие премии за лучшие изобретения в авиации, создавали призовые фонды для летчиков. Неслучайно Чарльз Линдберг при совершении своего исторического перелета приземлился в Париже, а не в любом другом городе, который ближе к Ла-Маншу.

Антонио радовался встречам со своими коллегами. Он был немного разочарован из-за того, что не смог встретиться с одним из своих лучших друзей, Антуаном де Сент-Экзюпери: того не оказалось в Париже. Сент-Экзюпери работал пилотом в компании, занимавшейся авиадоставкой почты на маршруте Тулуза – Касабланка – Дакар, а потом его назначили начальником захолустной промежуточной станции Кап-Джуби в Марокко, в часе перелета от острова Канарского архипелага Фуэртевентура. Антонио даже представить себе не мог, что заставило его друга согласиться на эту должность в глуши. Может быть, он тоже страдал от сердечных мук?

Антонио отогнал неприятные мысли о своем печальном друге и всецело посвятил себя актуальным проектам. В этом году, согласно Версальскому договору, заканчивался срок запрета на самолетостроение в Германии, длившийся десять лет после окончания войны. Бразилия тоже подписывала этот договор, и Антонио входил в состав комиссии, которая наблюдала за развитием немецкой авиации – теперь, когда это стало возможным. Немцы быстрее всех развивали технологии создания дирижаблей, а сейчас набирало обороты конструирование небольших маневренных самолетов. На самом деле исследования в области авиации не прекращались, их просто перенесли за рубеж. Таким образом, Антонио ждало множество командировок в соседнюю страну, где ему предстоит проводить инспекции авиационных заводов, отыскивая возможное военное применение построенных в Германии самолетов – такой тип авиации все еще был под запретом.

Антонио был занят по горло, но такое положение вещей оказалось ему только на руку. Свободное от работы время он посвящал своему новому увлечению – недавно он открыл для себя изобразительное искусство. Антонио с удовольствием посещал музеи и галереи, современные картины и скульптуры поражали его воображение четкостью форм. Неопластицизм Пита Мондриана,[lix] синтетический кубизм Пабло Пикассо и геометрические абстракции в творчестве Василия Кандинского[lx] импонировали техническому складу характера, в отличие от вычурных произведений Fin de Siecle, конца века. Некоторые из художников уже прославились, и их работы выросли в цене, но Антонио удалось довольно дешево купить скульптуру Жана Арпа[lxi] и коллаж Жоржа Брака. Антонио просто не устоял, хотя и обещал себе, что не станет наполнять съемную квартиру предметами искусства. Но ему хотелось окружить себя красотой – иначе он просто не выдержал бы. Трехкомнатная квартира, которую он снимал, располагалась в Девятом округе Парижа. Она прельстила Антонио двумя преимуществами. Во-первых, ее местоположение было очень удачным: она находилась неподалеку от метро, и вокруг имелось не только все необходимое для повседневной жизни, но и кафе, рестораны, кино и ночные клубы, куда можно было добраться пешком. Во-вторых, в ней был небольшой балкон, откуда открывался роскошный вид на крыши Парижа. Бесценно. Ради этого Антонио был готов мириться с мерзкой мебелью, старой ванной и допотопным лифтом, поднимавшимся на пятый этаж целую вечность. Рядом с его домом было расположено варьете «Фоли-Бержер», славившееся откровенными выступлениями хорошеньких девушек. Антонио хотелось посмотреть шоу Жозефины Бейкер в ее знаменитой банановой юбочке, вызвавшее настоящий фурор в прошлом году, но исполнительница больше не выступала. Зато неподалеку находилось похожее заведение, где якобы давала представления какая-то бразильская девушка. Знакомые говорили Антонио, что на это стоит взглянуть.

В этот вечер он договорился пойти туда с друзьями. Вначале они встретились в ресторанчике «Пети Трианон», собираясь немного перекусить и выпить бокал-другой вина, чтобы поднять себе настроение. Туда должны были прийти коллега Антонио Ришар с женой Иветт и молодой пилот Жак с невестой Эдит, но за их столиком Антонио увидел еще одну девушку. Он мысленно возвел глаза к потолку – он понимал, что друзья желали ему только добра, но их сводничество ставило его в неловкое положение. Антонио очень раздражало то, что все его знакомые считали, будто он ищет себе девушку. Или, еще хуже, девушку не ищет, но просто не понимает, что романтические отношения пойдут ему на пользу. Так или иначе, все хотели, чтобы он поскорее закрутил роман. Из-за этого друзья при любой удобной возможности знакомили его с молодыми дамами – которых ситуация смущала не меньше. Некоторые дамы были красивыми, иногда даже веселыми и умными. Но Антонио не желал с ними встречаться.

Девушку, которую друзья притащили сегодня, звали Марлен. Блондинки были не в его вкусе, но он невольно залюбовался ее красотой. Как оказалось, Марлен была родом из Эльзаса и приехала в Париж изучать физику. «Что-то новенькое, – подумал Антонио. – Женщина, выбравшая мужскую профессию, не может оказаться такой уж скучной».

– Вам тоже не нравится, что вас постоянно пытаются с кем-то свести? – напрямую спросила она.

Голос у Марлен был немного хрипловатым и очень чувственным.

– Сегодня, в порядке исключения, я ничего не имею против.

В ответ на его комплимент девушка загадочно улыбнулась.

– Где же вы прятали такое сокровище? – обратилась она к Ришару и Иветт. – Средиземноморский Адонис, ростом подобный тевтонцу. Я-то всегда думала, что бразильцы – темнокожие гномы.

Антонио рассмеялся. Она ему нравилась, эта дерзкая Марлен.

– Я так и подумала, что он придется тебе по вкусу, – подмигнула Иветт.

– Значит, мне непременно нужно отправиться в Бразилию! – воскликнула Марлен.

Антонио не привык к подобным фривольным разговорам и немного смутился оттого, что его оценивают, точно неодушевленный предмет. Впрочем, какая разница? Скорее всего, он больше никогда не увидит эту женщину, а в ее бесстыдстве был свой шарм. К тому же в Париже 1928 года считалось хорошим тоном изредка отпускать шутливые непристойные замечания во время беседы.

– Должен предупредить вас: там обитает множество низкорослых мужчин с огромными черными бородами, – поддержал ее шутку Антонио.

Марлен притворно ужаснулась.

– Тебе все равно не стоит ехать в Рио, – добавила Эдит. – Мы прямо сейчас отправимся на шоу, о котором писали в газете, мол, «зрителей ждет сказочное путешествие в тропики, спектакль, пронизанный южноамериканским темпераментом».

– Вот и отлично. Все равно мне не хватило бы денег на эту поездку, – улыбнулась Марлен.

То, что люди без тени стыда говорят о деньгах, тоже стало для Антонио в новинку. В Рио никто так не поступал, и раньше, в начале двадцатых годов, эта тема в Париже тоже оставалась своего рода табу. Если у кого-то не было денег, он притворялся, будто они есть.

За такими разговорами друзья просидели в ресторане еще с полчаса, а потом отправились в варьете. Они пошли пешком: вечер выдался теплый. По дороге все менялись местами, так что Антонио сперва шел рядом с Марлен, затем – с Ришаром и, наконец, рядом с Жаком. Жак за весь вечер не произнес ни слова.

– Что с тобой? – спросил его Антонио. – Какая муха тебя укусила?

– Да ничего. Я просто терпеть не могу эту немку Марлен.

– Я думал, она из Эльзаса.

– Какая разница!

Антонио хотел спросить, что он имеет в виду, но на улице было много прохожих, и Антонио опять оттеснили в сторону.

Они пришли в варьете незадолго до начала шоу, сдали пальто и шляпы в гардероб и, усевшись за столиком, заказали шампанского. Антонио и Иветт закурили сигареты, Марлен – сигариллу, когда на сцену вышел конферансье и объявил первый номер. Программа была традиционной, наверное, такие же артисты выступали тут лет двадцать назад: силачи и уродцы, например, очень толстая женщина в неглиже, акробаты и метатели ножей. Извивались в чувственном танце танцовщицы в «пелене греха».

Разговор за столом продолжался, программа выступлений никого не интересовала. Антонио чувствовал, что чем больше он пьет, тем больше ему нравится Марлен. Они в основном говорили только друг с другом, и девушка все чаще опускала ладонь Антонио на запястье или словно невзначай касалась его колена. Он поймал себя на том, что ничего не имет против этого. Антонио уже давно не флиртовал, а в этой девушке было что-то неотразимое. Умная, уверенная в себе и красивая – изумительное сочетание. Другие люди за столом наблюдали за их флиртом со смешанными чувствами. Ришар и Иветт гордились тем, что их сводничество принесло плоды, а Жак и Эдит наблюдали за «иностранцами» с легким недовольством, считая «немку» слишком развязной, а бразильца чересчур падким на ее внимание. Вседозволенность вседозволенностью, но нельзя же так вести себя на людях. Однако, прежде чем их ласки стали совсем уж непристойными, началось выступление бразильской певицы, и Антонио сразу же оставил Марлен в покое. С открытым ртом он уставился на сцену. Антонио знал эту девушку. Он уже видел ее раньше, только не помнил где. Должно быть, в Рио. И он знал эту музыку. Девушка, танцуя, пела ту самую песню с прошлогоднего карнавала. Эта песня, зажигательная самба, всколыхнула в нем воспоминания о темном переулке в центре города, где они с Каро занимались любовью в ночь карнавала. Антонио чуть не расплакался, так явственно он вспомнил возлюбленную, так больно ему было оттого, что он больше никогда ее не обнимет.