Эксгибиционист. Германский роман - Павел Викторович Пепперштейн

эта квартира вмещала в себя только трех существ (папу, бабушку и меня). При этом казалось, что она столь мала, что даже такое количество людей помещается здесь с некоторым трудом. Но в конце 80-х, когда квартира стала моей, она обнаружила в себе мистическую эластичность, в частности, выяснилось, что она (как знаменитая квартира № 50, описанная в романе Булгакова «Мастер и Маргарита») способна разворачиваться в просторные и непредсказуемые пространства, образовывать анфилады, залы, колоннады, галереи, желающие поспорить с затейливыми венецианскими палаццо. Эта квартира из своей фантомообразующей глубины могла внезапно кристаллизовать совершенно непредсказуемый атриум или же абсолютно трансцендентное патио, где вроде бы даже журчал фонтан, или громоздился грот, или же возвышалась микрокапелла наподобие той, куда я забрел в Риме моего сновидения.

Эластичные и превращенческие свойства этой квартиры не поддаются никакому описанию, хотя на внешне-бытовом уровне всё в ней оставалось неизменным и избегало бытовых или технических трансформаций. Многие люди, побывавшие у меня в гостях в конце 80-х или в 90-е годы, признавались мне, что квартира показалась им огромной, почти необозримой и притом роскошной. Одним казалось, что квартира под завязку набита антиквариатом, другим – что в ней спрятаны многочисленные магические тайны. Тайны действительно здесь имелись в избытке. И это были не мои тайны – это были тайны самого пространства.

Я часто видел, как человек, впервые оказавшийся в моей квартире, как бы застывает вначале, потом изумленно присматривается, обводит вокруг себя неуверенным, как бы медленно узнающим взглядом и затем произносит: «Я уже был/была здесь. Эту комнату я видел/видела во сне».

Да, эта квартира обладала свойством являться в сновидениях (или галлюцинациях) людям, которые никогда в ней не бывали. Особенно это касается маленькой комнаты за перегородкой – ее я еще не описал, а она была проста, незамысловата. По папиному изначальному плану она предназначалась для меня и бабушки. Две параллельные узкие кровати, разделенные паркетным промежутком. В детстве одна из этих кроватей всегда была застлана охристым узорчатым покрывалом, другая – китайским ярко-желтым шелком с вышитыми цаплями. В ногах, по центру, столик, всегда накрытый темно-красной тяжелой бархатистой тканью, ниспадающей до пола (алтарь). На алтаре телевизор, расположенный так, чтобы его удобно было смотреть двум людям, лежащим на этих параллельных кроватях. За спиной телевизора окно, за которым обычный хрущевский дом, где вечерами зажигались разноцветные окна. В углу – советский секретер, обычно закрытый и запертый на ключ. Напротив секретера убогий бабушкин шкафчик, пропахший лекарствами.

Эта аскетичная комнатка с конца 80-х и вплоть до самого конца 90-х была мощнейшим галлюцинодромом, местом осуществления самых глубоких психоделических экспедиций.

Психоделическая революция в России действительно совершилась, хотя никто из людей не собирался заниматься производством революций, пусть даже психоделических. Не люди стояли за спиной этой революции, но пространства. Это был заговор пространств. Так же как квартира № 72 была шефом МГ, так маленькая комната в этой квартире была пасмурным кардиналом Психоделической Контрреволюции, ее тихим эпицентром. Поэтому не приходится удивляться, что эта Комнатка За Перегородкой являлась столь многим людям в их снах и галлюцинациях.

Только в маленькой комнате кто-то не спит

И включил в темноте Эм-Ти-Ви,

Там забавный Фил Коллинз в машине сидит

И, наверно, поет о любви.

В этом стихотворении Ануфриева скрывается целый космос нашей тогдашней жизни – одно лишь только слово «наверно» говорит так много! Фил Коллинз из клипа поет о любви «наверно» – в этом нет полной уверенности, ведь телевизор включен без звука. Всё потому, что перегородка между двумя комнатами слишком тонкая, слишком бутафорская, слишком звукопроницаемая. И за этой перегородкой, в «большой» комнате кто-то спит. Это я там сплю, кто же еще? Может быть, один, или с девушкой. Мы там спим, а в маленькой комнате кому-то не спится, потому что слишком возбужден мозг видениями. И этот кто-то неспящий (автор стихотворения, конечно) включил в темноте экранчик телевизора для развлечения и умиротворения, но без звука, чтобы не потревожить сон спящих за перегородкой. Ну и, ясное дело, он смотрит MTV – наш любимый тогда канал, водопад образов, сообразованных галлюцинаторной оптикой.

Здесь мы касаемся такой важнейшей (как для меня лично, так и для МГ в целом) категории, каковой является Психоделический Уют. Да и всякий Уют психоделичен. Можно свободно говорить как о «психоделике уюта», так и об «уюте в психоделических переживаниях». Можно было бы коснуться смысловых различий между русскоязычным «уютом» и такими англоязычными понятиями, как coziness или comfort. Или попытаться определить немецкое понимание того состояния, что обозначается словом Gemütlichkeit. Но сходства в данном случае важнее различий: речь идет о странах с холодным климатом – Англия, Германия, Россия. Именно граница между огромным, холодным и необустроенным «вовне» и согретым, домашним «внутри» и является основанием уюта. На юге уют не нужен, его заменяет роскошь открытой природы. Для уюта требуется холод и одичание внешнего мира – снаружи царит либо физический холод, либо ментальный. Англия с ее промозглым и мучительным климатом разработала созерцательную традицию уюта: большой камин для лицезрения огня, стеклянные террасы и веранды для созерцания струек дождя, доставляющих особое эстетическое удовлетворение тому, кто от этого дождя защищен.

Маршалл Маклюэн писал, что телевизор – это реинкарнация огня в камине. Огня, в чьих языках мерещатся образы. В русском космосе телевизор был к тому же реинкарнацией иконы, под которой мерцает лампада. Икона в движении. Заводная игрушка русских ортодоксов. Как написал мой друг Антон Смирнский:

Не судите, не судите вы нас строго,

Мы совсем еще, совсем еще тупые.

Хотя для нас открыты все дороги,

Мы предпочитаем телевизор.

К сожалению, блаженный созерцатель, отстраненно и вальяжно валяющийся перед телевизором, в наше время вытеснен фигурой раба, деятельно копающегося в компьютере. Жаль. Очередной регресс под маской прогресса.

Прискорбно, что исчез телезритель-барин, посвящающий свою праздность Всеобщему Зрелищу. Барин, которому показывают, а он лишь восхищенно или иронично оценивает созерцаемое.

Теперь каждый сам себе что-то показывает – нечто, не являющееся Всеобщим Зрелищем. Нечто локальное, осколочное. Деятельный пользователь что-то ищет, он – всего лишь потный слуга своего запроса. Всего лишь обслуживающий персонал своего ограниченного интереса.

Искать неуютно. Уютно находить – обнаруживать непредсказуемые сокровища в струях всеобщего потока – сокровища, которые тебе никогда бы не пришло в голову искать.

Думаю, нам удалось ввести существенную инновацию в психоделический дискурс, детально разработав эстетику, поэтику и риторику Психоделического Уюта. В частности, это нововведение обозначило различие между Первой Психоделической Революцией (60–70-е годы) и Второй