Исповедь королевы - Виктория Холт

Поскольку кардинал испытывал денежные затруднения, он занял деньги у еврея-ростовщика, заверив его, что тот был бы польщен, если бы узнал, для какой цели послужат эти деньги.

Таким образом Жанна стала вытягивать из кардинала все больше и больше денег. Их даже оказалось достаточно, чтобы она смогла купить себе целый особняк в Бар-сюр-Об, где когда-то жила в такой бедности и где теперь могла распространять самые неверные небылицы о том, как ее с почестями принимают при дворе благодаря ее родству с королевским семейством.

Если бы она удовлетворилась тем, что ей уже удалось выжать из кардинала, то, возможно, прожила бы в комфорте всю оставшуюся жизнь. Но, будучи ненасытной и амбициозной женщиной, она задумала план с ожерельем.

На одной из своих вечеринок она узнала о неприятности, постигшей ювелиров. Бёмер и Бассенж не могли говорить ни о чем другом, кроме как о бриллиантовом ожерелье, которое им никак не удавалось продать. Они возлагали свои надежды на королеву, но та не пожелала его купить. Мадам де ла Мотт хвасталась тем, что имеет влияние на королеву. Она и ее муж уже сумели вытянуть немало денег у самых разных людей, которым обещали помочь получить посты при дворе. Так что было вполне естественно, что отчаявшиеся ювелиры заговорили с ней об ожерелье и спросили, не может ли она использовать свое влияние на меня, чтобы я заинтересовалась им.

Мадам де ла Мотт ответила, что это, возможно, удастся ей. И в этот момент у нее созрел план.

Она сказала, что сделает все, что в ее силах, чтобы убедить королеву пересмотреть вопрос о покупке ожерелья. Может ли она сама взглянуть на него? Нет ничего проще, сказали ювелиры. Они принесут его к ней на улицу Нёв-Сен-Жиль.

Как я могу себе ясно представить, де ла Мотты были ослеплены ожерельем. Помню, как сама была поражена, когда увидела его впервые. Оно и в самом деле было составлено из самых великолепных драгоценных камней Европы, хотя я никогда не пожелала бы надеть это украшение, втайне считая его вульгарным. Все же ожерелье, несомненно, было великолепным произведением искусства, действительно самым роскошным из всех, какие мне приходилось видеть.

Даже сейчас я прекрасно помню его, потому что уж очень часто видела его на изображавших меня рисунках, которые распространялись по всему Парижу! Было множество людей, готовых поверить в то, что на самом деле это я украла ожерелье. И когда меня желали особенно сильно уязвить, то изображали с ожерельем на шее.

В этом украшении, плотно прилегающем к шее, было семнадцать бриллиантов размером почти с лесной орех, и уже благодаря одному этому оно было бы ослепительно прекрасным. Но ювелиры добавили к этому еще петли с грушевидными подвесками, группы камней и вторую цепочку бриллиантов. Там был даже третий ряд камней, украшенный скоплениями и кистями из бриллиантов, и одна из этих четырех кистей уже сама по себе стоила бы целого состояния. В ожерелье было две тысячи восемьсот каратов, и подобного ему никогда не было и не будет на свете — столь ценного и столь рокового.

Однажды увидев его, мадам де ла Мотт уже не могла выбросить его из головы. Само по себе это ожерелье не было ей нужно, однако с помощью этих бриллиантовых петель и кистей она могла бы навсегда обеспечить себе поистине королевскую жизнь. Если бы ей удалось завладеть этим ожерельем, сломать его и продать камни, она была бы невероятно богатой женщиной до конца своих дней.

Ее энергичный ум работал быстро.

— Мы дали бы тысячу louis[113] тому, кто найдет нам покупателя для этого ожерелья! — соблазняли ее Бёмер и Бассенж.

Как она, должно быть, смеялась над ними! Тысяча луидоров! Когда само ожерелье стоило миллион шестьсот тысяч ливров. Она надменно ответила, что поговорит с королевой, но не желает, чтобы ее друзья-ювелиры вознаграждали ее, если ей удастся заинтересовать ее величество.

Могу без труда представить себе их радость. А тем временем де ла Мотт задумала самый амбициозный из всех своих проектов. Естественно, покупателем должен был стать кардинал Роган. Несколько писем, якобы полученных от меня, — и этот глупец был пойман, как рыба на крючок. Разумеется, он вступит в переговоры по поводу этого ожерелья, раз таково было мое желание.

Мадам де ла Мотт сообщила ювелирам, что покупка ожерелья состоится. Ее совершит великий и знатный человек, представляющий интересы королевы. Она, мадам де ла Мотт, не желает, чтобы ее имя было упомянуто в связи с этим делом. Сделка должна состояться между кардиналом Роганом, королевой и ювелирами.

Охваченные радостью в предвкушении окончания всех пережитых в прошлом треволнений, ювелиры предложили мадам де ла Мотт драгоценный камень в качестве оплаты за ее услуги. Но она отказалась от него, заявив, что будет счастлива бескорыстно помочь им.

Кардиналу она представила дело так, будто я желала купить ожерелье, не ставя при этом в известность короля. Поскольку в то время я испытывала недостаток в деньгах, я должна была совершить покупку в кредит.

— Ее Величество будет платить в рассрочку с интервалом в три месяца. Разумеется, чтобы устроить все это, королева нуждается в посреднике. Она сразу же подумала о вас, — объяснила мадам де ла Мотт.

Во время судебного разбирательства кардинал так рассказывал о случившемся:

— Мадам де ла Мотт принесла мне предполагаемое письмо от королевы, в котором ее величество сообщила о своем желании купить ожерелье и отметила, что поскольку она не имеет в настоящий момент необходимых средств и не желает сама заниматься всеми необходимыми формальностями, то хотела бы, чтобы я занялся этим делом и предпринял все необходимые шаги, чтобы совершить покупку и установить подходящие сроки внесения платежей.

Получив это письмо, кардинал был в восторге. Он будет счастлив сделать для ее величества все, что угодно. Для него будет честью устроить все, что она пожелает. Была установлена цена в миллион шестьсот тысяч ливров. Эти деньги следовало, выплатить в течение двух лет за четыре взноса, следующих друг за другом с интервалом в шесть месяцев. Ожерелье должны были вручить кардиналу первого февраля, а первый взнос предстояло выплатить первого августа 1785 года. Он написал это соглашение своей собственной рукой и передал его мадам де ла Мотт, чтобы та показала его своей дорогой подруге, королеве. В ответ пришла записка, написанная на бумаге с позолоченной каймой и цветком лилии в углу и подписанная «Мария Антуанетта Французская». В ней говорилось, что королева довольна соглашением, которое заключил кардинал, и испытывает к нему чувство глубокой благодарности.

Как ни странно, когда кардинал увидел ожерелье, у него появились первые сомнения. Этот человек, поверивший в то, что я способна была встретиться с ним ночью в роще Венеры и что у него был шанс стать моим любовником, удивился тому, что я пожелала носить такое вульгарное украшение.

Он заколебался и сказал мадам де ла Мотт, что желал бы иметь документ, подписанный королевой и удостоверяющий, что она поручает ему купить для нее это ожерелье.

Мадам де ла Мотт это не смутило. Почему бы и нет? Ведь Рето де Виллетт изготовил все остальные документы. Почему бы ему не сделать еще один? Он и подготовил его в положенное время, подписав, как обычно, «Мария Антуанетта Французская», причем перед каждым пунктом якобы моим почерком было написано слово «утверждаю».

Как мог кардинал смотреть на эту подпись и не понимать, что она фальшивая? Как он мог подумать, что я могла подписаться таким образом?

Помню, эти вопросы постоянно задавались во время судебного разбирательства. Один памфлетист дал на них один из возможных ответов:

«Людей обычно очень легко убедить, что то, чего они желают, — правда… Это была ошибка, которую легко мог совершить мужчина с живым и легко возбудимым воображением, подобным воображению кардинала. Он испытывал удовольствие и даже восторг от этого договора, который давал пишу для новых чувств, для новых перспектив в бесконечном лабиринте его воображения».

Дело было сделано. Первого февраля Бёмер и Бассенж принесли ожерелье кардиналу. Он в тот же самый день отнес его на Рю-Нёв-Сен-Жиль, где его ждала мадам де ла Мотт, чтобы взять у него украшение. Его пригласили подождать в комнате со стеклянной дверью, через, которую ему было видно, кому передали ожерелье. Он увидел молодого человека, одетого в ливрею, подобную тем, что носили слуги королевы. Этот молодой человек представился графу и графине де ла Мотт со словами: «По приказу королевы!» Он взял шкатулку с ожерельем и исчез.

Кардинал попрощался. Как только он ушел, Рето де Виллетт, сыгравший роль посыльного королевы, вернулся обратно вместе со шкатулкой. Заговорщики сели за стол, чтобы насладиться видом самых прекрасных бриллиантов в Европе.

Но они задумали этот план вовсе не для того, чтобы просто полюбоваться камнями. Необходимо было вынуть бриллианты из ожерелья и продать их.