Гордость и предубеждение - Джейн Остин

«Предостерегая Вас, я руководствуюсь следующими соображениями: у нас есть все основания предполагать, что тетка этого дворянина, леди Кэтрин де Бёр посмотрела бы на этот брак крайне неодобрительно».

— Мистер Дарси — вот это кто! Что ж, Лиззи, славно я тебя озадачил? Скажи, пожалуйста, мог ли он с Лукасами отыскать среди наших знакомых другого какого-нибудь человека, имя которого так явно разоблачало бы лживость их болтовни? Умудриться выбрать мистера Дарси, которому достаточно посмотреть на любую женщину, чтобы сразу увидеть все ее недостатки и который, возможно, вообще ни разу на тебя не взглянул! Это просто великолепно!

Элизабет попыталась было сделать вид, что ей тоже необыкновенно весело. Но она смогла изобразить на лице только весьма натянутую улыбку. Еще никогда до сих пор отец не упражнялся в остроумии столь неприятным для нее образом.

— Ну, как, тебя это очень насмешило?

— Да, конечно. Но читайте, пожалуйста.

«Когда вчера вечером я упомянул ее сиятельству о возможности подобного брака, она тотчас же со свойственной ей снисходительностью очень прямо выразила свои чувства по этому поводу, дав понять, что ввиду некоторых неблагоприятных родственных связей моей кузины она ни за что бы не согласилась на этот, по ее словам, столь недостойный союз. Я счел своим долгом как можно скорее оповестить об этом мою кузину, дабы она и ее благородный поклонник были осведомлены о том, что их ожидает, и не спешили сочетаться браком, который не получит должного благословения». — Ко всему этому мистер Коллинз добавляет: «Я искренно обрадовался, узнав, что достойный сожаления поступок моей кузины Лидии удалось так благополучно замять, и только печалюсь о том, что сведения об их совместной жизни до свадьбы приобрели столь широкую огласку. Однако мне не подобает пренебрегать обязанностями, присущими моему сану. И я не могу не выразить моего недоумения в связи с известием о приеме, который Вы оказали молодой чете в своем доме сразу после их бракосочетания. Увы, этот шаг был не чем иным, как поощрением порока. И если бы Лонгборн находился в моем приходе, я не преминул бы воспрепятствовать этому весьма решительно. Вам, разумеется, следовало простить их как христианину. Но они вовеки не должны были явиться Вашему взору, а их имена никогда не должны были тревожить Ваш слух».

— Вот, оказывается, как он представляет себе христианское всепрощение! Остальная часть письма посвящена только положению его дорогой Шарлот и ожидаемому им появлению юной оливковой ветви. Но, Лиззи, у тебя почему-то такой вид, как будто все это не доставило тебе удовольствия. Надеюсь, ты еще не собираешься становиться чопорной дамой и строить оскорбленную миру по поводу всякой дурацкой болтовни? Разве мы не живем лишь для того, чтобы давать повод для развлечения нашим соседям и, в свой черед, смеяться над ними?

— О нет, — воскликнула Элизабет, — все это очень меня рассмешило. Но это так странно.

— Еще бы, но вся прелесть в этом и заключается. Если бы они выбрали какого-нибудь другого человека, было бы не так интересно. Но его равнодушие к тебе и твоя неприязнь к нему превращают это в такую восхитительную нелепость! Ты знаешь, как я не люблю писать письма. И все же я ни за что не перестану переписываться с Коллинзом! Когда я читаю его послания, я поневоле отдаю ему предпочтение даже перед Уикхемом, сколь бы я ни ценил бесстыдство и лицемерие моего дорогого зятя. Кстати, Лиззи, что сказала леди Кэтрин по поводу этого сообщения? Уж не приехала ли она для того, чтобы лишить тебя своего благословения?

В ответ на этот вопрос Элизабет только рассмеялась. И так как мистер Беннет задал его без всякой задней мысли, он больше не мучил ее дальнейшими расспросами. Еще никогда Элизабет не приходилось с таким трудом изображать чувства, которых она не испытывала. От нее требовали, чтобы она смеялась, когда ей хотелось лить горькие слезы. Особенно жестоко ранил ее отец своими словами о безразличии мистера Дарси. И она никак не могла решить: то ли ей дивиться его недостаточной наблюдательности, то ли бояться того, что на самом деле не отец видит слишком мало, а она — слишком много.

Глава XVI

Вскоре после визита леди Кэтрин мистер Бингли вместо письма с извинениями, которого ждала Элизабет, смог привезти в Лонгборн мистера Дарси собственной персоной. Молодые люди приехали рано и, прежде чем миссис Беннет успела сообщить мистеру Дарси, что они имели честь принимать у себя его тетку (чего с трепетом ожидала ее дочь), мистер Бингли, жаждавший поскорее остаться с Джейн наедине, предложил всем отправиться на прогулку. Это предложение было одобрено. Миссис Беннет не имела обыкновения гулять, у Мэри никогда не было свободного времени, но пятеро остальных тотчас же вышли из дома. Бингли и Джейн, впрочем, охотно позволили себя обогнать. Они постепенно все больше отставали, и Элизабет, Китти и Дарси должны были развлекать друг друга, как умели. Впрочем, все трое говорили очень немного. Китти лишилась языка, потому что робела перед Дарси, Элизабет набиралась решимости перед неким отчаянным шагом, а он, возможно, был занят тем же.

Они шли в направлении Лукас Лоджа, где Китти собиралась повидать Мерайю. И, так как разлука с Китти не могла, по мнению Элизабет, служить основанием для общего беспокойства, они смело отправились дальше вдвоем. Наступил момент, когда она должна была проявить свою смелость, и, почувствовав прилив решимости, она поспешно сказала:

— Вы знаете, мистер Дарси, я — ужасная эгоистка. И, чтобы облегчить собственную душу, мне ничего не стоит невзначай взвалить бремя на вашу. Так вот, я больше не в силах удерживаться от того, чтобы выразить вам благодарность за вашу необыкновенную заботу о моей злосчастной сестре. С первой же минуты, когда мне стало известно о вашем поступке, я все время испытываю жгучую потребность сказать вам, как сильно это чувство волнует мое сердце. И если бы о вашей роли узнала моя семья, мне, разумеется, не пришлось бы благодарить вас только от собственного имени.

— Мне неприятно, право, мне очень неприятно, что вы об этом узнали, — растерянно отвечал Дарси. — Представленные в неверном свете, эти сведения могли вас напрасно обеспокоить. Я и не предполагал, что миссис Гардинер так мало заслуживает доверия.

— О нет, вам вовсе не следует сердиться на мою тетушку. Ваше участие в этом деле стало известно мне прежде всего благодаря легкомыслию Лидии. И, разумеется, я не могла спокойно спать, пока мне не удалось разузнать все подробности. Итак, все же позвольте мне еще раз вполне серьезно поблагодарить вас от лица всей нашей семьи за ваше великодушие, с которым вы приняли на себя так много хлопот и перенесли столько неприятностей в поисках беглецов.

— Если уж вам непременно нужно меня поблагодарить, — ответил он, — то пусть это исходит от вас одной. Я не могу отрицать, что желание порадовать вас было одной из причин, заставивших меня вмешаться. Но остальные члены вашей семьи, при всем моем уважении к ним, не обязаны мне ничем — я думал только о вас.

Элизабет была слишком смущена, чтобы что-то сказать. После непродолжительного молчания ее спутник добавил:

— Вы слишком великодушны, чтобы играть моим сердцем. Если ваше отношение ко мне с тех пор, как мы с вами говорили в апреле, не изменились — скажите мне сразу. Мои чувства и все мои помыслы — неизменны. Но вам достаточно сказать одно слово, и я больше не заговорю о них никогда.

Всей душой понимая неловкость его положения, Элизабет заставила себя ответить. И она сразу, хоть и не очень красноречиво, дала ему понять, что за протекшее время она стала смотреть на него совсем по-другому и теперь с благодарностью и радостью принимает его сегодняшние заверения. Такого ощущения счастья, какое охватило его при этих словах, он еще никогда не испытывал. И он постарался вложить его в столь пламенные и глубокие слова, которые могли найтись только у человека, охваченного истинной страстью. Если бы Элизабет была способна посмотреть ему в глаза, она заметила бы, насколько красил его отраженный на его лице искренний восторг. Но, хотя она не осмеливалась на него смотреть, она могла его слушать. И по мере его рассказа о том, как много она для него значила, его привязанность к ней становилась для нее все дороже и дороже.

Они шли вперед, сами не зная куда. Слишком многое нужно было обдумать, почувствовать, сказать, чтобы внимание могло сосредоточиться на чем-нибудь постороннем. Вскоре Элизабет обнаружила, что понять друг друга им во многом помогли усилия леди Кэтрин. Тетка и впрямь встретилась с ним, проезжая через Лондон, и рассказала ему о своей поездке в Лонгборн, причине этой поездки и разговоре с Элизабет. Она особенно подчеркивала, что, по ее мнению, ответы мисс Беннет ясно доказывали ее наглость и испорченность. Разумеется, она не сомневалась, что это поможет ей вырвать у племянника обещание, которого она не добилась в Лонгборне. Но, на беду ее сиятельства, рассказ произвел действие совершенно противоположное.