Б.В.Г - Ольга Макарова

— Таак… А теперь объясните, почему возвращается молодость… — потребовал Влад.

— Потому, что ты этого захотел, — сказала Марша. — Человеческая воля порой может вскрывать любые запреты. Это и есть УЧЕБА… Но вот этого механизма тебе никто не объяснит… Влад, еще я хочу сказать тебе, что ты теперь один из нас… один из новых людей…

— Что это значит?..

— Весь техногенный монстр, выстроенный человечеством, покоится на хлипком фундаменте знания… вернее, незнания о самих себе. Большинство людей бессильны что-либо сделать с собой. Не то что вернуть свое естественное состояние — молодость, а банально курить бросить… Человечество безвольно и равнодушно. И потому его может ждать только крах…

— Третья Мировая?.. — грустно и устало усмехнулся Влад.

— Мир твоего сына пошел по этому пути, — ответил за мать Дольф. — Нам же повезло, что мы поняли это раньше, чем случилась катастрофа. Быть может, нам удастся подлатать этот хлипкий фундамент, пока не поздно…

— Сколько вас таких, новых? — спросил Влад…

— Больше, чем ты можешь представить… — ответило эхо… голос, похожий на его в точности, но искажающий русские слова английским акцентом.

— Денис!!!

Влад вскочил с дивана… В дверях стоял парень лет двадцати, выглядящий чуть ли не «ровесником» Марши… Денис… братишка!.. ну конечно ты коверкаешь слова, раз вырос в Штатах!..

Преодолев расстояние единым прыжком, Влад крепко обнял брата…

— Ты назвал меня… совсем по-русски… — бессвязно, но радостно шептал Денис. — С буквой е… и ударением на последний слог… Меня тут все Дэнисом звали всю жизнь… — и странно засмеялся: не поймешь, то ли смех, то ли плач… Но вскоре Денис взял себя в руки и подмигнул сыну: — Дольф, сынок, покажи-ка дяде систему управления гравитонами!

…Волосы и халат при каждом движении колыхались, как в невесомости… раскинув в стороны руки, Дольф плавно поднялся над полом…

Глава шестьдесят девятая. У Зимней Веды — открытый конец…

«Моя милая Рон! Я хочу рассказать тебе еще одну историю. Самую главную. Нет, они все главные. Их ты прочтешь, когда повзрослеешь, когда из хрупкого ребенка превратишься в юную девушку… ты прочтешь.

В моей жизни была всего одна любовь, которая захватила меня целиком, которая трепала мою душу, как только штормящий ветер треплет морские волны, она владела моей жизнью, как бурная вода владеет щепкой, упавшей в ее пучину. Я любил одну девушку; ее звали Верoника… ах, это имя, наполненное страстной и таинственной вибрацией… Она так и сказала: „Зови меня Вероникой“, но она не сказала, что это ее имя. Да, я не знал, как зовут человека, ставшего для меня центром мира… У нее были огненно-рыжие волосы… а глаза… великий Джа, я забыл цвет ее глаз… это был непостоянный пестрый цвет… и я помню, помню, что взгляд ее был обжигающе холоден, как лед… сухой лед, что отмораживает пальцы, если дотронуться до него.

Она была историком. Она была одержима мечтой. Вероника не говорила мне, что за цель, что за мечта ведут ее в жизни. Я молил ее сказать мне, я клялся молчать и хранить ее тайну, но получал ответ: „Мечта не сбудется, если о ней рассказать“…

Но я видел, я мог догадываться. Она, как забывшая родину перелетная птица, металась из одной страны в другую. Из одной культуры в другую. Да, подобно птице, она ныряла в них, сложив крылья, и выныривала с кучей брызг и блестящей рыбкой в клюве — крупицей истины, к которой стремилась ее душа.

Ее мысли были одержимы мистикой, колдовством, но более всего — шаманизмом. Возможно, она пыталась понять, как устроен этот мир и как выйти за его пределы. Выйти за пределы… и увидеть реальность такой, какая она есть…

Мы метались по свету. Будто рыцарь и его верный оруженосец. Рыцарем была она… а я был достоин лишь идти рядом и преклонять перед ней колени…

И если Вероника всегда оставалась сторонним наблюдателем, не вмешиваясь и глядя на все своим пестрым холодным взглядом, полным власти и ума, то я не мог так: я нырял в каждую новую культуру с головой, я захлебывался, я впитывал ее в себя, и она становилась моей частью…

Я жил на Ямайке. Там меня научили слушать регги, кричать „Viva Rasta!“ и при встрече говорить „Hi, braa!“. Я оброс копной растаманских косичек, я говорил ай-энд-ай, забыв все другие местоимения; я курил Священную Траву… но, поднявшись выше за все внешние атрибуты, через дым в моем сознании я увидел Джа…

И я говорил за всех, протягивая руки к грешному миру, и эти руки были Его руками, и были моими… я говорил, я шептал: „Мы расширим свет, мы высушим слёзы Мира. Мы пробьём стены и вырвем вас из вашей инертности. Любовь опутает вас гирляндами цветов, и вопреки вашей воле вы возродитесь и полюбите…“

В это время где-то в этом мире была Америка, громившая Вьетнам, и поднимающаяся над ней волна движения хиппи. Я прибыл в самый его разгар. И волна смыла и захлестнула меня. Ай-энд-ай было забыто, и мое эго сказало: „Я“.

О, встрепенувшаяся древняя религия Святого Франциска, наивный и непослушный хиппизм!.. Я поднялся с самого его дна, начав свой путь с теми, кто не понимал его смысла. С этими банальными любителями фенечек, бродяжниками и превращающимися в хиппи на уикенд. Но с ними я был недолго…

Я назвал своим учителем Карлоса Кастанеду. Да простит меня Джа, я попробовал ЛСД. И я, потрепанный дикой свободой юнец с красными сумасшедшими глазами, в которых танцевали зрачки, я стал одним из „городских шаманов“. Стал, оказывается, лишь чтобы перерасти их и понять, насколько они беспомощны и несведущи в том, что творят…

Потом были индейские резервации. После — Африка: от Египта до диких племен. Пройдя эти две школы, я вернулся было к „городским шаманам“, я нес им свет истины, я хотел научить их управлять бешеным потоком мыслей и образов, которые высвобождаются в диком психоделическом танце… но я не нашел их, я нашел жалких существ, потерявших контроль и ставших рабами своего зелья… им не нужен был смысл. Им не нужны были знания. Им не нужна была свобода. Их разум и душу затмило дрожащее склизкое понятие: КАЙФ… И я остался один. Я был последний „городской шаман“, как сказала Вероника. Она утешила меня, и ее взгляд стал тогда теплым и нежным, как у человека, который кого-то любит, ну хотя бы и меня — что в этом невероятного?.. Она подарила мне на День рождения альбом Beatles „Let It Be“, и мы уехали в Индию…

Прошло много лет, но мое сердце саднило при мысли о тех, кто не выплыл, кого поглотила и уничтожила волна жаждущих свободы. Дети цветов… иных расстреляли серые воины в шлемах и за щитами по приказу тех, кто боялся… иные уничтожили свое возлелеянное освобожденное эго, поставив выше него кайф… дух прочих был сломлен. Они захлебнулись, подняв такую волну…