Б.В.Г - Ольга Макарова

Я получил эту роль от него. Сам не ведая, к кому обращается, маленький Творец велел мне прекратить эту бойню, как только уйдет Фенрир. Фенрир… Ройхо… Старший… я нарушил твой принцип невмешательства, я послушался твоего сына, а не тебя… только сегодня я осознал, что ты ушел. Ушел безвозвратно. Быть может, это и зовут Концом.

Я смотрю сейчас лемурьими глазами своего чада на твое дитя, распростертое на смертном ложе. И молчу.

Он не мнил себя богом. Он понимал, что, пусть и открыл в себе необычные качества, но все же остался человеком. Смертным и хрупким, как все люди.

Он не сумел бы победить тебя. Даже уничтожив твой аватар. Но он нашел иной путь — воззвать к твоей душе, Ройхо, к твоей совести… бывает, человека нужно ударить, чтобы он очнулся… Чтобы очнулся ты, он убил себя…

Мне очень больно, что он ушел, хотя это не мой сын, и даже не сын моего народа — не радикс вовсе… я представляю, что творится с тобой… Да, мальчик принял мудрое решение и не погрешил против совести.

А меня, меня… того, кто дорос до Бога, причем Старшего Бога… того, кто должен был встать у тебя на пути, когда ты ломился в наш мир… меня хватило только на то, чтобы остановить этих людей, ослепленных жаждой войны и не дать им порубить друг друга… сейчас бывшие враги сидят у одного костра… Эту роль отвел мне маленький Дар.

Сегодня я понял, что человек может быть выше Бога… и надеюсь, ты, Ройхо, тоже все правильно понял…

— …Ваш обычай велит ждать три дня, прежде, чем хоронить человека? — спросила Тьяра, и Мих перевел это для Рон.

— Да, — ответила она. Голос ее стал ровным и холодным. Пожалуй, в его мерцающую сталь можно было смотреться, как в зеркало… или лезвие катаны… — Дедушка рассказывал мне, что, бывает, человек выглядит мертвым, а на самом деле это очень глубокий сон. Он считал, что именно для этого ждут три дня.

Тьяра кивнула и решила, что пора уйти, пока это ледяное спокойствие не вылилось во что-нибудь непоправимое: несмотря на весь холод голоса, глаза Рон светились тихим безумием.

— Тетя Рон, но ведь вы чувствовали, что он мертв… — осторожно сказал Мих, словно боясь тут же схлопотать за это пулю… или такой упрек, что лучше бы и правда пулю…

— Ах, милый мой племяш, — Рон даже улыбнулась, — я хотела бы этого не знать… Я просто жду, как любая мать бы ждала… это последняя надежда. Не отнимай ее у меня.

— Тетя Рон… — Мих решил, что если в первый раз обошлось, можно осторожненько продвинуться еще на шаг. — Дар хотел, чтобы вы жили. Он говорил, что это очень важно. И что это не просто потому, что он вас любит. Он даже велел моему отцу спасти вас в любом случае, даже если не получится остановить Фенрира…

— Зачем?.. — вздохнула Рон.

— Один Дар знал, зачем. Творцы всегда так: просто знают — и все. Я хоть и Наблюдатель, а не объясню… Пожалуйста, тетя Рон… ради него… найдите в себе силы…

…Видимо почувствовав, что шаткое душевное равновесие Рон начинает колебаться, раз за разом смещаясь к тому самому ужасу, от которого таких трудов стоило уйти, Рая легонько сжала ладонь Миха, и он все понял без слов: им пора уходить…

…Ей снились навязчивые сумасшедшие сны… один сюжет в миллионах вариаций: как Дар, одетый для похорон, встает и говорит, что он живой, что он пошутил… Во сне все казалось таким естественным, что когда по пробуждении виденное сталкивалось с реальностью, на стыке возникал дикий кошмар…

Три дня прошли. Вечер отсчитывал последние секунды…

Рон возглавляла маленькую процессию, состоящую из тех, кто был Дару особенно близок, кого, по ее мнению, сыну было бы приятно «увидеть» на прощание… Сразу за Рон семенил ставший в последнее время таким серьезным и тихим Скирр; Тьяра, Тёрн; Мих, Рая; Каяла, Нефью; Клот и… Редьяри…

Даже открывая дверь и отодвигая траурную занавеску, Рон все еще надеялась на что-то… но нет… тело, лежавшее так же, как его оставили, было мертво…

Все пришедшие встали вокруг смертного ложа, чтобы еще раз почтить память маленького вождя. Тишина повисла тяжелая и напряженная. Все стояли, напружинившись, точно перед боем, и не понимали, отчего же это…

— Он будто уснул, — сказала Рон, улыбнувшись дрожащими губами. — У него даже кожа розовая, как у живого…

— …Я бы назвал тебя братом… — сказал вдруг Редьяри. Он говорил на тигрином, причем довольно сносно для Рута… — Прости, что не успел даже сказать спасибо… — и осторожно пожал мертвую руку. Все видели, как при этом удивительно переменилось лицо маленького варвара. Он некоторое время молчал, а потом высказал все мысли разом: — У него руки… почти теплые… и… вы не чувствуете?.. здесь пахнет… чем-то сладким… чем-то…

— Цветами, — констатировал Мих, воззвав к довоенной памяти. — Так пахнут цветущие яблони…

— Твой сын — святой, госпожа, — восхищенно произнес Редьяри, взглянув в глаза Рон. — Отмеченный Богами!

В другое время атеисты-Тигры лишь снисходительно посмеялись бы над диким Рутом. Но сейчас…

— Дар говорил, что нет никаких богов… — сказала Тьяра. — Но есть могучие души, равные им… Он и был таким… он жил среди нас и ушел тогда, когда решил, что путь его завершен. Дар всегда будет жить в наших сердцах. В сердцах тех, чьи жизни он спас, погасив свою… Мы похороним его, как достойно Великого Вождя… Пока жива память об этом человеке, в мире не будет больше войн…

Оффтопик четырнадцатый. Желай.

— …Вот, а ты говорила, простой человечек… и Онабу молодец, славный мальчик, порадовал старину Сата. Мне даже жаль, что я остался не у дел… ну да ладно, тебя уберег, девочка… все же неплохо для старика…

— Я хочу попросить тебя, Сат…

— Проси, милая. Сделаю, что пожелаешь. Может, я тогда не буду чувствовать себя таким виноватым…

Глава шестьдесят пятая. Белый ангел

Дар знал, что умер. Точно знал. Это было именно знание, и его не отнимешь. Но сейчас он затравленно оглядывался по сторонам и пытался понять, что же творится вокруг…

У этого странного мира не было неба — только непроглядный черный Купол, казавшийся отчего-то очень низким и сплющенным. У самой земли мрак кое-как разгоняли странные фонари, мерцающие всеми оттенками красного. Ни рыжих, ни желтых языков это неживое пламя не признавало.

Земля здесь была плоской, как стол, и, строясь в шеренги, в разных направлениях по этой необъятной плоскости маршировали солдаты, все как один одетые в черную форму. Они пели что-то громогласное и ритмичное, но слова были так размыты, что только и слышалось вокруг: «Ррар, ррар, эва — рррааа! Ррар, ррар, хааайт!..» Вот хааайт кричал уже один голос, перекрывая все остальные, и, повинуясь ему, каждая шеренга делала что-то свое. Дар назвал бы это боем с тенью… а эти синхронные движения и один вдох-выдох на всех живо напомнили ему тигриные тренировки… но это было так давно, когда он еще был жив…