Революция 1918 года в Финляндии и германская интервенция - Виктор Михайлович Холодковский

дальнейшем в дело должны быть пущены пулеметы. Такова была обстановка в самой Германии в то время, когда она готовилась к интервенции в Финляндии.

Для публичного оправдания готовящейся интервенции в реакционных кругах Германии выдвинули пару концепций, одна нелепее другой. Во-первых, Германия-де отнюдь не вмешивается в дела Финляндии; войска направляются туда просто для выполнения полицейской акции. Депутат центра Ференбах так пояснил это в рейхстаге 18 марта: «Что касается нашей деятельности в Финляндии, то я подчеркиваю — это недвусмысленно явствует и из заявления господина рейхсканцлера, — что дело никоим образом не идет о воздействии Германии на внутреннее политическое положение в Финляндии. Для нас дело идет не о вмешательстве в борьбу между тамошними партиями, буржуазной и социалистической..., но для нас дело идет о том, чтобы очистить несчастную страну от большевистских разбойничьих банд, к которым, конечно, могли присоединиться и некоторые введенные в заблуждение люди из собственной страны». Так благочестивый лидер христианской партии сам пытался ввести в заблуждение «людей из собственной страны».

Несмотря на всю вздорность этой чисто пропагандистской мотивировки, кайзер и Гинденбург использовали ее даже в своей закрытой переписке, в которой они изложили и действительные цели интервенции в Финляндии, о которых говорилось выше. Так, кайзер в телеграмме Гертлингу от 7 марта характеризовал предстоящую экспедицию в Финляндию как «чисто полицейское мероприятие, осуществляемое по просьбе признанного Германией правительства» и направленное против «шляющихся по стране шаек и против тех русских воинских частей, которые, несмотря на распоряжение русского правительства, не покинули страну, а продолжают участвовать во внутриполитической борьбе в Финляндии». Через два дня Гинденбург в телеграмме кайзеру утверждал, что «цель экспедиции — оказать финнам помощь в борьбе против грабителей, совершенно так же, как мы делаем это на Украине, в Литве и в Эстонии и после того, как с Великороссией подписан мир». Можно подумать, что Германия посылала свои войска на Украину, в Литву, в Эстонию, а теперь и в Финляндию затем, чтобы вести там борьбу против грабителей! Да не сами ли немцы были наихудшими грабителями в этих странах? Фон дем Буше в телеграмме посланнику в Стокгольме не стал притворяться и подчеркнул, что посылаемую в Финляндию экспедицию «нужно изображать» (вот именно!) как направленную против «бандитов» и избегать всего, что могло бы вызвать осуждение военных мероприятий немцев в Финляндии как направленных против социалистических принципов.

Впрочем, интервенция действительно была полицейской акцией, только в ином смысле, чем хотела представить буржуазия. Ведь в буржуазном государстве полиция используется не только для борьбы с преступниками, но и с рабочим движением. Империалисты пытались выдать интервенцию в Финляндии за полицейскую акцию в смысле борьбы с «бандитами», тогда как на самом деле она была полицейской акцией для борьбы с рабочим движением, для подавления революции, боровшейся с бандитизмом энергичнее и эффективнее, чем буржуазия.

Другое официальное объяснение посылки войск в Финляндию было не менее смехотворным. Финляндских революционеров изобразили противниками мира, которые сами не хотят мира с Германией. Уже из соображений миролюбия-де Германии приходится идти на них войной. И хотя революционное правительство на весь мир заявило по радио, что оно желает мира с Германией, в рейхстаге звучали патетические речи такого рода: «Разве красное правительство, против которого мы поддерживаем в Финляндии белое правительство, было готово заключить с нами мирный договор? И не является ли это правительство — безразлично, пользуется ли оно теперь или не пользуется большевистской помощью из Петербурга, — именно тем, которое не хотело мирного договора с нами, но старалось саботировать и сделать невозможным этот мир?» Так ораторствовал граф Вестарп и заключал: «Уже из этого следует, что мы для того, чтобы прийти к мирному договору с Финляндией, должны были вмешаться». Но мирный договор, как уже говорилось, был для Финляндии кабальным, и красные, естественно, не хотели идти в подчинение к Германии (а значит, они «не желали мира»!).

Нашлись и другие деятели, пресерьезно обосновывавшие интервенцию строптивостью самих красных. Штреземан в речи 19 марта сначала ссылками на «Форвертс» и шведскую «Сосиальдемократен» «доказал», что революция в Финляндии представляет собой цепь разбойничьих действий, нарушений права и т. п. (для такой картины правая социал-демократическая пресса давала предостаточно материала), а затем заявил, что красные якобы сами «отказались от всякого соглашения и посредничества в отношениях с Германией». Впоследствии, в начале мая 1918 г., вице-канцлер фон Пайер так изложил побуждения Германии: «Своим вступлением в Финляндию мы вовсе не хотели вмешиваться в ее внутриполитические дела»; «главная идея нашего выступления состояла в том, чтобы создать на севере определенное состояние мира как в военном, так и в политическом отношении». О, благородные миротворцы, начавшие мировую войну за передел мира! Но один авторитетный человек разоблачил фарисейство этих заявлений фон Пайера. Это сделал... сам фон Пайер. В другом выступлении он прямо сказал: «Когда мы, несмотря на атаку на Западе, проникли в Финляндию, то при этом решающими являлись важные военные и политические требования». Как уже говорилось и как будет еще показано дальше, Германия жаждала не мира на Севере, а создания там своей базы для расширения войны.

Как же вели себя социал-демократы и независимые социалисты при обсуждении в рейхстаге договоров с Финляндией и вопроса о предстоящей интервенции?

Планируемая интервенция в Финляндии ставила лидеров рабочих партий Германии перед деликатной проблемой. Германские войска и до этого воевали против революционной России и революционной Эстонии. Но целью наступления против Советской России было не только подавление русской революции, но прежде всего принуждение принять грабительские условия мира. В случае отказа Советского правительства от их принятия Германия, конечно, продолжала бы наступать, пока какое-либо правительство России не согласилось бы на еще более тяжкий мир. Но принятие Брестских условий временно избавило Советскую Россию от большой войны с Германией.

Таким образом, здесь Германия выступала против революционной страны пока с целью ликвидации фронта на Востоке и создания более благоприятных стратегических условий для войны на Западе. Революционную Эстонию Германия, конечно, раздавила, но «мимоходом», двигаясь через нее наиболее выгодным путем на Советскую Россию.

С Финляндией дело обстояло иначе. Войска должны были быть посланы туда специально для подавления революции. Политика германского империализма в ходе войны не раз требовала от социал-шовинистов все более гнусного предательства по отношению к пролетарскому интернационализму и международному рабочему движению, и каждый раз они сдавали этот экзамен... можно было бы сказать «с честью», если бы речь не шла о вещах, не совместимых с ней. На сей раз история поставила их перед альтернативой: быть или не быть пособниками палачей революции свободолюбивого и