Революция 1918 года в Финляндии и германская интервенция - Виктор Михайлович Холодковский

Швеции и Норвегии высококачественной железной руды. Один влиятельный немецкий промышленник (фамилия его не называется) в письме к рейхсканцлеру обращал внимание на то, что «благодаря призыву со стороны Финляндии Германия получает возможность обеспечить ввоз шведской и норвежской железной руды и шведского чугуна, что необходимо для положения Германии и Австрии как мировых держав. Громадные запасы в Швеции и Норвегии бедных и богатых фосфором руд, по содержанию железа совершенно равноценных рудам бассейна Брией, но превосходящих их по качеству, расположены в основном в Лапландии между портом Лулео и Нарвиком. Они необходимы для рейнско-вестфальской промышленности, для Силезии, Богемии, Австрийской Силезии и Моравии, которые одновременно являлись для них естественным рынком сбыта. Они доставляют также немецкому сельскому хозяйству важную для него томасовскую муку. Лишь с помощью этой руды Германия и Австрия могли обеспечить свою тяжелую промышленность лучшим сырьем, а крупные заводы специальных сталей — необходимым чугуном, полученным на древесном угле, который только Швеция может поставлять в большом количестве при превосходном качестве. Шведские и норвежские руды и шведский чугун, полученный на древесном угле, для Германии еще важнее и необходимее, чем бассейн Брией, потому что они делают возможным для нас мощное производство специальных сталей. Германии следовало бы использовать свое теперешнее хорошее положение на Балтийском море для того, чтобы путем интервенции в Финляндии поставить в зависимость от себя рудные области Швеции и Норвегии. Финляндия сможет удерживать свое положение в отношении России лишь в случае, если Германия будет оказывать ей поддержку, а это возможно только в случае, если Финляндия передаст важнейшие стратегические пункты Германии. Поскольку между Англией и Норвегией существуют хорошие отношения, весьма возможно, что Англия получит в Нарвике «угольную станцию». Если Германия не будет иметь тогда в Финляндии надежной опоры, то обеспечение ее рудой в случае войны станет невозможным, и вместе с этим ее положение как мировой державы будет утрачено». Так промышленные магнаты обосновывали необходимость интервенции в Финляндии.

Наконец, социал-демократическая «Гамбургер эхо» поделилась со своими читателями следующими соображениями в связи с германской интервенцией: «Мирный договор с Финляндией позволяет ясно различить, куда нацелена германская политика на Востоке: сношения через Балтийское море должны снова получить свое наивысшее развитие... Само собой разумеется, что... Курляндия, Литва, Латвия и Эстляндия превратятся в складские пункты для немецкого--балтийской торговли. Но планы германской экспансии идут, по-видимому, гораздо дальше.

Во всяком случае, по всему видно, что военное вступление Германии в Финляндию продиктовано экономическими интересами мирового масштаба. Лишь наивные души в немецком тылу могут думать, что тушить революционный пожар в Финляндии Германию побудила только достойная ночного сторожа забота о том, чтобы добрые обыватели смогли там снова спокойно спать».

Разумеется, немцы рассчитывали вывезти из Финляндии и те стратегические материалы, которые там не добывались, а были импортированы раньше. Германия потом действительно «очистила» Финляндию от цветных металлов, — финнам пришлось отдать немцам даже медные дверные ручки. Финская буржуазия начала содействовать ей в этом еще до высадки немецких войск в Ганге. Красной гвардии удалось задержать целый поезд металлического лома, в основном меди, предназначавшегося буржуазией для немцев. Сказанное не оставляет никаких сомнений в том, что с интервенцией в Финляндии Германия связывала и важные экономические интересы.

И Гинденбург, и Людендорф, и фон дер Гольц признавали, что интервенция в Финляндии была для Германии выгодным делом и окупила себя с лихвой; Все это делает понятным, почему Германия, несмотря на ожесточенную войну на Западе, выделила войска для отправки их в район, столь далекий от Западного фронта, и почему верховное командование и кайзер так холодно отнеслись к родившемуся в МИД проекту добиться «соглашения» между белыми и красными в Финляндии и не отправлять туда войска. Германские милитаристы считали, что важно было не только то, чтобы в Финляндии победила буржуазия, но и то, чтобы туда были направлены и там оставались немецкие войска. Тем более, что войск в Финляндию потребовалось сравнительно немного, немногим больше дивизии. Ведь против русских войск немцам не нужно было там воевать, они после подписания мира были оттуда выведены; немецким войскам нужно было бороться только против финляндской Красной гвардии. Но Красная гвардия и так уже вела трудную борьбу с многочисленной, хорошо вооруженной и имеющей квалифицированный командный состав белой армией. Немцам приходилось не воевать против всех вооруженных сил, имеющихся в Финляндии, а только помогать одной части этих вооруженных сил справиться с другой частью их; не целиком своими силами завоевывать Финляндию, чтобы подчинить ее себе, а только помочь белофиннам, уже продавшим независимость Финляндии, отвоевать для подчинения Германии и остальную часть страны, которую еще защищали сторонники ее действительной независимости — красные войска. В таких условиях германская дивизия должна была оказать решающее влияние, как меч, брошенный на чашу почти уравновешенных весов. Если на Западе даже ценой потери дивизии немцы не достигали подчас и тактических успехов, то в Финляндии было достаточно дивизии, чтобы поставить под контроль Германии всю страну, превышающую по территории Британские острова, с ее природными богатствами, с ее важным стратегическим положением, с ее будущей армией. Интервенция в Финляндии была поистине выгоднейшим гешефтом, сулящим такую же баснословную прибыль, как прибыль, которую капиталисты выколачивают из колоний.

Итак, осуществляя интервенцию в Финляндии, Германия была дальше всего от бескорыстия, альтруизма или жертвенности: она действовала исключительно в своих собственных эгоистических, империалистических интересах. Тем забавнее выглядели усилия германской и белофинской пропаганды, в частности финской буржуазной прессы, изобразить эту интервенцию как подвиг великодушия, благородства и т. п. Весь цинизм прожженных политиканов Германии и белой Финляндии проявился в том, что если они публично так и говорили, то всерьез так, разумеется, не думали. «Не финляндские, а исключительно германские интересы привели наши войска в Финляндию», — писал Людендорф. Кайзер еще накануне интервенции признал, что решающими в этом вопросе были «значительные и непосредственные интересы Германии». Депутату рейхстага от партии центра Греберу принадлежит удачное сопоставление двух сторон интервенции: в чьих интересах она проводилась и кто за нее платил. Он сказал: «Господа, в Финляндию наши немецкие войска вступили, конечно, так же, как и на Украину..., в первую очередь в интересах самой Германии. Интересы Финляндии стояли не на первом месте... Издержки экспедиции несет, само собой разумеется (!), финляндское государство». Руководящие белофинские деятели тоже, конечно, понимали, что Германию побудило к интервенции не бескорыстие, а противоположные расчеты. Сенатор Стенрот об этом прямо писал, понимал это и Ельт, сам подписавший кабальные договоры с Германией. Сенатор Холсти отмечал, что интервенция была вызвана не желанием оказать помощь, а крупными политическими