Боги Абердина - Михей Натан

— Ну и что тут нового? — крикнул один из мужчин, сидевший в конце зала.

— …Но анонимный источник сообщил четвертому каналу, что на этот раз полиция не исключает самые различные причины смерти.

Я положил бутерброд на тарелку.

Тед Райт перевернул страницу. Послышался шорох бумаг, лежавших перед ним, затем ведущий выпуска резко поднял голову, словно не осознавал, что камера все еще включена.

— На месте была Патриция Куллен. — Он заерзал на стуле и посмотрел в сторону. — Вскоре после того, как студент Йельского университета обнаружил труп…

Камера еще мгновение задержалась на нем. Тед Райт мигал, ему явно было неудобно. Потом камера переместилась на брюнетку Патрицию, двойника Синтии Эндрюс. Корреспондент больше походила на соседскую девчонку. У нее был маленький курносый нос, веснушки и большие карие глаза. Она оделась в темный костюм и юбку чуть выше колена, неуклюже передвигалась по грязной тропинке вдоль реки и говорила в микрофон.

На заднем плане, на заснеженном берегу стояли полицейские с мрачными лицами. Они смотрели вниз в реку желтая оградительная лента с надписью «полиция» трепалась на ветру.

— Я стою на берегу реки Куиннипьяк в Нью-Хейвене. Сюда приезжают многие студенты Йельского университета — расслабиться, подумать или, как в случае с Грегори Форрестом, вывести собаку. Но для Грегори эта прогулка вскоре превратилась в нечто совсем другое. — Она взяла микрофон двумя руками. — Никто не ожидал подобного от обыкновенного маршрута…

Камера снова переместилась, на этот раз на студента с вьющимися волосами и расстроенным видом. Внизу на экране появилась надпись, указывающая, что это и есть Грегори Форрест. Он говорил в микрофон, который держал другой человек, не попадавший в объектив. Грегори в объектив не смотрел, вместо этого отводил глаза в сторону и прищуривался. Дул сильный ветер.

— Я постоянно спускаю Тео с поводка… Он любит поплескаться в реке, поэтому я даже не посмотрел, что он там нашел, пока не начал его звать, а пес все не приходил… Вначале я увидел несколько сломанных веток, застрявших среди камней, затем что-то большое, застрявшее у берега… Словно связка старой одежды. Потом я заметил ботинок, покрытый льдом, волосы… Я подумал, что это парик, который кто-то выбросил в реку…

Аппетит у меня пропал. Я положил на стойку двадцать долларов и ушел.

По пути домой продолжался дождь, дворники в такси работали ритмично, мимо пролетали машины с включенными фарами, но они казались размытыми и вихляющими. Дождь шел всю ночь и на следующее утро, стекая полосами по окну моей комнаты и приглушая все звуки. Из-за дождя и серого неба все казалось окутанным бесшумными тенями.

Я помню, как все происходило после смерти матери, как моя семья словно задернула шторы, отделяясь от остального мира.

Тогда невозможно было поверить, насколько обычным кажется все остальное — почему другие люди продолжают жить своей жизнью, когда моя мама только что умерла, и весь мир внезапно опустел? Странно, но похожие ощущения вернулись не после смерти Дэна, а после обнаружения тела. Самосохранение сдерживало эмоции, но теперь прорвалась печаль, ни в коей мере не ослабевшая и почти торжествующая в созданной ею сумятице. Она сбила эмоциональные подпорки, которые я так тщательно сконструировал и установил, крушила стены и рвала веревки и цепи, которые удерживали монстра.

Самыми сложными днями моей жизни стали недели после обнаружения тела Дэна. Я думал, что самое трудное закончилось, что я уже пережил пропитанные чувством вины дни после его смерти, и теперь со мной все будет в порядке. Но я оказался совершенно неподготовленным. До сих пор не знаю, как пережил похороны и встречу в доме миссис Хиггинс, а потом возвращение в университет и ужасные дни, которые, в конце концов, привели к моему срыву. Было бы нечестно сказать, что выносливость объяснялась моим четким пониманием содеянного и его последствий. Я тогда понимал очень мало; за исключением одного момента, который очень четко запечатлелся в памяти, просто оставался наблюдателем, протискивающимся сквозь эмоции тех, с кем рядом находился.

У всех были свои версии — у преподавателей, у студентов, даже у работников столовой и сторожей с сонными глазами. Самые простые, не имеющие последствий встречи с Дэном торжественно пересказывались на следующий день после обнаружения тела. Говорили о том, как он сказал «спасибо» после покупки пирожка с тыквой, о его выступлении с комментариями на занятии, о кивке, об улыбке. Все это вдруг приобрело значение. Вечером я смотрел по телевизору пресс-конференцию декана Ричардсона. У него покраснели глаза, говорил он с мрачным видом, заявив, что Дэниел Хиггинс был «энергичным и активным участником абердинского сообщества, его утрата — это наша утрата… С его смертью также ушла и часть нас самих». Это относилось к нам, проживающим в доме доктора Кейда. Но я очень сомневался, что эти слова относятся к другим студентам или сотрудникам университета.

Я не знаю, почему мне становилось дурно от реакции моих сокурсников и других людей в университете на смерть Дэна. Но мне стало так плохо, что я уже подумывал, не взять ли академический отпуск и не пожить ли безвылазно в доме доктора Кейда. Невозможно было видеть группы молящихся и рекламу горячих линий, куда следовало звонить в трудной ситуации. Эти рекламные проспекты подсовывали мне под дверь в общежитии. «Телефоны доверия» рекламировались на всех досках объявлений во всех зданиях. «Чтобы подобная трагедия никогда больше не повторилась», — значилось в одной рекламе. «Католическая община студенческого городка приглашает вас на двухчасовую службу в церкви святого Павла в среду вечером, в шесть часов. Мы советуем всем взять с собой друга». Религиозные группы Абердина раскололись на отдельные фракции и рассматривали трагедию, как доказательство все увеличивающейся необходимости обращения к Богу. И божественное усиленно поставлялось, возможно, разбуженное призраком отца Гаррингера. Привычная мирская атмосфера вдруг сменилась религиозным энтузиазмом, Абердин словно бы стал местом духовного возрождения. Даже Николь приняла в этом участие и носила на шее блестящий крестик, инкрустированный красными и черными камнями и напоминающий центральное распятие в каком-нибудь испанском соборе.

Я ненадолго встретился с матерью Дэна в доме доктора Кейда. Это было небольшое собрание, организованное профессором. Как я понимаю, оно планировалась, как поминки, хотя получилось нечто вроде вечера с коктейлями, хотя все вели себя тихо и чувствовали неуютно, несмотря на прилагаемые Кейдом усилия.

Я держался в стороне, чувствуя себя не к месту среди преподавателей Абердинского, Йельского и Гарвардского университетов. Они приехали отдать долг, но на самом деле все это время обсуждали различные проекты. В комнате находился и Хауи. Он, предположительно, заканчивал бутылку виски, с которой я видел его раньше. Арт отсутствовал, он был или у Эллен, или в университетском городке, или еще где-то. Меня от него тошнило, и я почувствовал облегчение оттого, что не видел Артура после обнаружения тела Дэна.

Миссис Хиггинс, судя по тому, что мне рассказал Хауи, была безутешна. Доктор Кейд находился вместе с ней, когда позвонили из полиции и сказали, что нужно приехать в полицейское управление Нью-Хейвена на опознание. Художник говорил, что она не плакала, произнес он это с благоговейным трепетом. Мать Дэнни молчала и лишь выполняла все необходимое, очень целеустремленно.

— Она поразительно держалась, — сообщил доктор Кейд, обращаясь к Хауи.

Однако ее печаль перешла в ступор ко времени начала поминок. Миссис Хиггинс все время тупо смотрела перед собой, сидя на диване. Оделась она в безупречный темно-серый костюм, волосы цвета воронова крыла были уложены в кичку, в тонкой руке мать Дэна держала бокал и принимала гостей, словно какой-то почитаемый оракул. Я хотел поговорить с ней, но испугался. Где-то я слышал, что матери поддерживают духовную связь с детьми, и был уверен: она уже подозревает о моем участии в смерти ее сына.

На следующий день приехал Чарли Косман из Массачусетского технологического института, друг Арта. Он привез с собой щенка коротконогой гончей и остановился в комнате Артура. Чарли спал на временно сооруженной постели, а щенок по имени Лео постоянно играл с Нилом. Он рычал, кусался и прекращал веселье только для того, чтобы написать на пол.

Родители Хауи прислали соболезнования и заявили, что останутся в Чикаго до похорон. Хауи сообщил мне, что Дэна похоронят в Бостоне, на кладбище «Каштановая гора». Доктор Кейд проводил много времени в кабинете, выбрав тот же путь, что и я — занимая большую часть дня работой. Три дня после обнаружения тела Дэна оказались у меня самыми продуктивными за весь семестр. Мать Дэнни увезли сразу же после поминок, я слышал, что она вернулась в Бостон.