Боги Абердина - Михей Натан

Михей Натан

«Боги Абердина»

Посвящается Рейчел, которой отдано мое сердце

Алхимия появилась из естественных наук в Средние века и стала мостом. С одной стороны — в прошлое… с другой — в будущее, к современной психологии бессознательного.

Человек может родиться, но чтобы родиться, он должен вначале умереть, а чтобы умереть, он вначале должен проснуться.

От автора

Эта книга появилась благодаря моим родителям, которые верили в значимость творчества и словесного самовыражения, а заодно — благодаря любви моей сестры к различным историям.

Я хочу выразить благодарность моему литагенту, Марли Русофф, которая была союзницей, заступницей и покровительницей. Она продолжает вселять в меня надежду, как и следует поступать агенту. Мой редактор в издательстве «Саймон энд Шустер» Мэрисью Руччи обладает несравненным талантом. Ее мастерство вдохновляет меня и побуждает писать лучше.

Я в долгу перед Чуком Адамсом, Ларри Блоком, Генри Моррисоном, Артуром Филипсом и Пэт Витроу. Все они сыграли важную роль в создании этой книги. Я в долгу перед Натанами, Кейнами, Коэнами и Бикоффами, а заодно — перед тремя моими собратьями, Джеком Халперном, Байеном Смитом и Ноной Даяном. Спасибо вам всем за поддержку и оптимизм. Они помогли мне больше, чем вы думаете.

И я в глубочайшем долгу перед своей женой, которая сохраняла веру, когда я ее терял, и лелеяла мою мечту, как свою собственную.

Пролог

Я хорошо помню Абердинский университет — даже сейчас мог бы вам рассказать, как он выглядит в любой день, в любое время. Я мог бы вам рассказать, как пахнет там воздух, какой длины тени, создаваемые серебристыми кленами в четырехугольном дворе. Эти тени растекаются по траве, словно реки чернил. Я мог бы сказать вам про зиму в Абердине, о покатых заледенелых сугробах, о голых деревьях, которые окрашивают снег в черный цвет. Я мог бы говорить о том, как воет ветер, проносясь по лесу, о том, как выглядит небо ночью, о белых точках, разбросанных по темному холсту…

Не так давно я вернулся в Абердин, к дому доктора Кейда. Я обошел его и прогулялся к пруду, который вспоминал с любовью и ожидал увидеть таким, как помнил: неровные камыши вдоль берега, тучи комаров, бесконечно летающих над зеркальной поверхностью, по которой от ветра идет рябь. Ожидалось найти роголистник и ряску, во множестве плавающую у берега. Но, несмотря на прошедшие годы, воспоминания все еще оставались слишком яркими, и я не мог опустить пальцы в холодную воду, опасаясь рассмотреть, как нечто, поднимая пузыри, всплывает из неведомых глубин, встречая меня пустыми глазами и оскаленными зубами. Дом доктора Кейда, который так привлек меня и сбил с пути во время учебы на первом курсе Абердинского университета, теперь выглядел заброшенным. Окна покрывал толстый слой грязи, краска потрескалась и облупилась, а подъездная дорога уже не уходила, петляя, в вечность, как я когда-то представлял. Она заканчивалась там, где всегда — у небольшой тропинки, на которой среди каменных плит пробивалась трава.

Я поехал в город и увидел, что сам Абердин тоже зачах. Время свело его к тому, чем он был всегда — старинному представляющему исторический интерес университету, неизбежно не замечающему внешний мир. Библиотека имени Х. Ф. Мореса, где когда-то витали таинственные силы, теперь представляет собой лишь душное книгохранилище. Окружающие территорию университета возвышенности и леса, в которых мы провели столько холодных зимних дней в поисках потерявшегося друга, вновь стали безликими, рощи бересклетов слились в нечто темное и расплывчатое, они словно растаяли в тумане.

Во дворе болталось несколько студентов, которые рано вернулись с летних каникул. Я незаметно проскользнул мимо них под тенью Гаррингер-холла со шпилями, к черному дубу на краю территории. На стволе, среди многочисленных царапин, потрескавшейся коры и ползущих черных муравьев я стал искать остатки инициалов, которые мы с Дэном вырезали на дереве много лет назад, одним теплым октябрьским днем. Я знал, где теперь находится Дэн. Но остальные друзья, с которыми я сошелся в те дни, давно исчезли из моей жизни, их след — словно затянувшиеся раны на стволе старого черного дуба.

Я вернулся в Абердин, поскольку надеялся, что он вернет нечто, взятое у меня много лет назад. Но стало понятно — такие места никогда не возвращают то, что забрали. Они взыскивают с тебя плату, а когда долг отдан, узнаешь, что твое время закончилось — не по звучанию какого-нибудь колокола, а по незаметному появлению апатии. Ностальгия становится очками с черными стеклами, обещание бессмертия сбрасывает кожу, и ты понимаешь, что незаметно скользишь в тени гигантов своего времени, которые слишком устали, чтобы обращать на тебя внимание…

ЧАСТЬ I

Абердин

Глава 1

Я приехал в Фэрвич в сумерках, и вместе с моим появлением начался дождь. Тучи висели весь день от Нью-Джерси до Коннектикута. Сойдя с автобуса, я почувствовал порыв холодного ветра. Послышался тихий рокот грома, начался дождь. Пришлось вызвать такси из телефона-автомата.

Я ждал машину, стоя в телефонной будке и наблюдая, как вокруг темнеет, а с листьев капает вода. Чуть дальше по улице маленький мальчик бросил ярко-желтый велосипед на лужайке перед домом и забежал внутрь.

Пока подъезжало такси, дождь усилился. На водителе была надета потрепанная зеленая бейсболка. Пластик в задней части кепки оказался спрятанным среди черных кудрей прямо над загорелой шеей. Изо рта шофера свисала потухшая сигарета. После моей просьбы отвезти меня в Абердин, таксист поинтересовался, в первый ли раз я приехал. Я сказал, что да — именно первокурсник. Он кивнул, держа одну руку на руле, а вторую закинув на спинку сиденья для пассажира.

— Ты откуда? — спросил водитель.

— Нью-Джерси.

— У меня была девушка из Нью-Джерси, — сообщил таксист.

Я прижался головой к боковому стеклу и смотрел на деревья, они пролетали мимо, сплетаясь в нечто неясное, неотчетливое, коричневое и зеленое. Обочина у дороги отсутствовала, имелась только тонкая полоса, где заканчивался черный асфальт. Там начинались острые сорняки. Это зрелище напомнило мне Уэст-Фолс, поездки в город с мамой, дорогу, по краям которой шла пыльная, темная земля.

— Впервые к нам? — Таксист смотрел на меня в зеркальце заднего вида.

— Я — американец. — Мне подумалось, что он имеет в виду страну.

Шофер снова посмотрел на меня в зеркальце заднего вида.

— Ты серьезно? — Водитель рассмеялся. — Я имею в виду, впервые здесь, в сельской местности. Фермы… леса…

— А-а, — протянул я. — Не был в сельской местности с десяти лет.

— Родители больше не брали в походы?

— Я — сирота.

— Правда?

Таксист вынул сигарету изо рта, мгновение смотрел на нее, потом выбросил из окна.

Когда такси завернуло за поворот и оказалось на подъездной дороге, мощеной брусчаткой, я увидел Гаррингер-холл, который стоял за редеющими кленами и соснами. Он мало походил на здание студенческого союза, скорее — на средневековый замок. Я представил себе дракона с зелеными чешуйками, перепончатыми крыльями и блестящими, как рубины, глазами, который, кружась, спускается с серого неба и садится на самый большой из трех шпилей.

Потом я достал сложенную втрое карту, которую мне прислали вместе с уведомлением о зачислении. По бокам Гаррингер-холла располагались два строения меньших размеров. К самому западному вела дорога, выложенная кирпичом и деревом. Это была библиотека имени Х. Ф. Мореса, в которой, судя по учебному плану, мне предстояло проводить два утра в неделю. Она оказалась не столь высокой, как Гаррингер-холл, но более длинной и построенной из таких же необработанных гранитных блоков. Сверху располагаюсь многочисленные зарешеченные слуховые окна. Для самого восточного здания, полностью увитого плющом, использовали темный камень. Там крышу украшали башенки, на центральной бросались в глаза массивные часы. Я узнал Торрен-холл, главное учебное здание университета.

Мы медленно ехали вверх по пологой возвышенности. Вокруг сновали студенты с серыми зонтиками и коричневыми сумками для книг. Черные ботинки блестели от дождя.

Не помню точно своих ожиданий от размещения, хотя представлял нечто подобное общежитиям, которые видел по телевизору. Они выглядели одинаково: маленькие комнатки, застеленные коврами, кровати с провисающими, заляпанными пятнами матрасами. Так что я удивился, открыв тяжелую деревянную дверь в предоставленную мне комнату в Падерборн-холле. Внутри было просторно, потолок уходил вверх на одиннадцать футов, висели книжные полки, паркетный пол оказался поцарапанным, а письменный стол — залитым чернилами. На нем остались следы студенческого прошлого — обертки от жвачки, ручки и скрепки для бумаг. Шторы цвета слоновой кости развевались на ветру, который дул в распахнутое окно. Я бросил сумку и уселся на полу, слушая далекий гром и наблюдая за черными тучами, которые плыли над раскачивающимися деревьями. Бледные листья свернулись, словно спасаясь от бури.