Кемаль Ататюрк - Александр Жевахов

Этим же утром Кемаль произнес надгробную речь над могилой другого своего идеала. Прибыв в Измир, он тут же поехал на могилу матери. В присутствии сопровождавших его в поездке Кязыма Карабекира и Февзи и большой толпы Кемаль произносит поразительную речь, превращая Зюбейде в исторический символ, в жертву султанского режима: «В течение трех с половиной лет моя мать плакала дни и ночи, она практически ослепла от слез, а я не смог спасти ее из Стамбула… И вот мы встретились: ее тело мертво, но ее душа жива… Разумеется, я тяжело переживаю утрату. Но тем не менее кое-что смягчает мою боль и успокаивает меня. Да, режим, уничтоживший мою мать и родину, исчез навсегда. Моя мать покоится в этой земле, но национальная свобода не погибнет никогда».

29 января 1923 года десяток персон собрались на свадьбу гази и Латифе. Когда кади, религиозный судья, проводящий церемонию бракосочетания, спросил, какой выкуп готов заплатить Кемаль за невесту, тот ответил: «Десять серебряных дирхемов!» — назвав самую скромную сумму, предусмотренную мусульманским обычаем. «Недорого ты платишь за невесту!» — воскликнул Кязым Карабекир. После благословения, произнесенного кади, Кемаль приглашает своих свидетелей, Февзи и Кязыма, остаться на ужин:

— Я хочу оценить таланты молодой жены.

— Но, паша, разве этот вечер не предназначен для развлечений?! — воскликнул Февзи.

— Жена военного проводит вечер после свадьбы на кухне, — заявил Кемаль.

Завидная перспектива!

Непростые взаимоотношения молодых замечают окружающие. Так, Кемаль с Латифе приглашены к его старому другу Эмин-паше, коменданту крепости Измира. В просторном салоне, выходящем в сад, жена Эмина предлагает молодоженам шампанское. Кемаль с бокалом в руке усаживается на диван перед окном, выходящим в сад и на улицу; он взглянул на толпу, узнавшую о его приезде и собравшуюся его поприветствовать. «Кемаль, Кемаль, — восклицает Латифе, — не показывай свой бокал, тебя видят с улицы!» Гази остается невозмутимым и продолжает пить. «Этот брак долго не продлится», — скажет жена Эмина после их ухода. Но Кемаль и Латифе не расстаются. Она сопровождает его в поездке и получает настоящее боевое крещение 17 февраля в Измире.

В этот день гази произносит речь на открытии Экономического конгресса, собравшего три тысячи участников. Менее чем через полгода после окончания сражений и пожаров в городе, после того как переговоры в Лозанне были приостановлены, этот конгресс имеет важное значение: он символизирует, что Турция становится на путь экономического развития и модернизации. Организаторы конгресса подготовили большую выставку, свидетельствующую о том, что Анатолия может производить как ковры и фисташки, так и заколки для галстуков, бумагу для сигарет, футбольные мячи и одеколон. Кемаль придает этому конгрессу такой же статут, как и конгрессам Эрзурума и Сиваса: не может быть политической независимости без экономической независимости страны. Докладчик, цитируя «выдающихся» экономистов, в частности французских и английских, излагает основные принципы экономики. В остальном, для конкретной работы, Кемаль рассчитывает на таких советников, как Джеляль, бывший сотрудник Немецкого банка, и Махмуд Эссат, получивший университетское образование в Швейцарии и Венгрии, где он узнал, что одним из первых шагов революционеров-националистов 1848 года был созыв Экономического конгресса; в настоящее время Махмуд Эссат — министр экономики. Впрочем, даже не зная экономики, нужно было быть слепцом, чтобы не видеть, какой колоссальный урон причинила стране экономическая политика Османской империи. Кстати, юнионисты первыми заклеймили позором Капитуляции, Комиссию по долгам, регулирующую выплату внешнего долга империи и франко-немецкую монополию на торговлю османским табаком. Воспользовавшись мировой войной, юнионисты отменили выполнение Капитуляций и призвали соотечественников к подлинной экономической войне.

Кемаля нисколько не задевает их первенство. Говоря о национальной независимости, он вовсе не хочет выглядеть фанфароном. В отличие от Энвера и Талаата Кемаль выиграл свою войну, и немцев не было за его спиной. Но путь Кемаля не менее тернист. Страна в руинах, и он с нетерпением ожидает, чтобы правительство наметило пути восстановления и развития экономики.

Среди 1135 делегатов, сгруппированных в четыре секции (коммерсанты и банкиры, аграрии, рабочие и ремесленники, промышленные предприниматели), наиболее организованными и внимательными были коммерсанты и мусульмане Стамбула. Коммерсанты Стамбула, объединившиеся в конце 1922 года в Турецкий национальный союз ассоциаций ремесленников и Генеральный союз рабочих Стамбула, твердо решили использовать националистов для борьбы с иностранными предпринимателями, стремясь исключить интересы иностранцев и национальных меньшинств. Между прочим, они сыграли важнейшую роль в организации и подготовке этого конгресса. Таким образом, цели Кемаля восстановить национальную экономику их устраивали, только нужно было еще, чтобы Анатолия и ее буржуазия не действовали в ущерб Стамбулу. А ведь Кемаль, кажется, предпочитает Анкару Стамбулу…

Кемаль произносит речь, объединяющую всех: «Товарищи, вы представляете все классы общества, то есть народ… Среди нас нет соперничества классов или профессий. Все они тесно сплочены и образуют одно целое: народ, нацию, одним словом — Турцию. Это и есть Народная партия, партия, представляющая народ Турции, — это не какая-то фракция, она сама по себе и есть нация, она — Турция».

Кемаль предоставляет другим, как, например, Махмуду Эссату, выступать с докладом о проблемах управления экономикой и вести дебаты с Турецким национальным коммерческим союзом о роли государства и частного сектора во внешней торговле и иностранных инвестициях. Кемаль покидает Измир 18 февраля, оставив руководство конгрессом Кязыму Карабекиру.

Конгресс завершил работу через две недели, приняв окончательную декларацию — Экономический пакт в либерально-националистическом духе. Следует отметить, что конгресс отказался распределять землю крестьянам, а также от участия профсоюзов в защите интересов предприятий. Национальный союз удовлетворен результатами. А для Кемаля главной заботой была экономическая независимость страны или, как он более прозаически сформулировал в частной беседе, «как сделать, чтобы мой народ ел досыта» и как «развивать национальную торговлю… строить заводы… разрабатывать полезные ископаемые». С этой целью он хочет «помочь анатолийским коммерсантам, способствовать их процветанию». Либерализм не очень беспокоит его, поскольку у него нет альтернативы. Самое важное — заставить турок понять и показать иностранцам, что новая Турция всерьез занимается подъемом экономики. Как отметила одна из газет, близких к правительству: «Народ Турции не уничтожен, он строит <…>. Он много работает, избегая пустой траты времени и разбазаривания национальных богатств. Он готов работать днем и ночью, если потребуется, чтобы производить национальную продукцию <…>. Народ Турции осознал, что он сидит на золотой жиле, имей такие национальные богатства. Он любит свои леса, как своих детей <…>. Воровство, ложь, лицемерие и лень — наши главные враги <…>. Турки тянутся к знаниям и к овладению техникой <…>. Турки остерегаются микробов, загрязнения воздуха, эпидемий и грязи».