Хроника Маджипуры. Валентайн Понтифик - Роберт Сильверберг

Ему пришлось пройти между двойных рядов охраны под руку с Карабеллой до точки на полпути к Насимонте и там ждать, пока подойдет герцог и поклонится, и сделает знак лучистой звезды, и самым торжественным образом поклонится еще и Карабелле…

И Валентайн засмеялся и шагнул вперед, заключив сурового старого разбойника в объятия и тесно прижав его к себе, а потом они зашагали вместе сквозь расступающуюся толпу к трибуне обозрения, возвышающейся над празднеством.

Начался большой парад, как традиция к визиту Коронованного, с музыкантами, жонглерами и акробатами, гарцующими наездниками и клоунами, и дикими животными самого ужасающего вида, которые в действительности вовсе не были дикими, а заботливо прирученными, и следом за этими артистами шли все остальные граждане сбившимися, нестройными рядами, которые, проходя мимо трибуны, выкрикивали: "Валентайн! Валентайн! Лорд Валентайн!"

И Коронованный улыбался, махал и аплодировал, в общем делал то, что должен делать Коронованный во время крестного хода, то есть излучать радость и оживление, и ощущение целостности мира. Теперь он находил это неожиданно трудной работой, несмотря на всю врожденную солнечность его натуры: темная туча, которая прошла сквозь его душу в Лабиринте, все еще омрачала его необъяснимой подавленностью. Но приобщение к празднеству отвлекало его от тяжких дум, и он улыбался, махал и аплодировал до бесконечности.

Приближался вечер, и праздничный настрой ослабел, разве возможно даже в присутствии Коронованного часами веселиться и салютовать, не уставая? После этого всплеска веселья наступила часть, которую Валентайн любил меньше всего, когда он видел в глазах тех, кто его окружал, напряженное, пытливое любопытство, все это словно напоминало, что король — это чудище, священное идолище, и даже пугающее для тех, кто знает его только как титул, корону, горностаевую мантию, место в истории. Эта часть тоже была терпеливо перенесена, пока наконец все шествие не прошло мимо и назойливый шум веселья сменился более тихим гулом беспокоящейся толпы, бронзовые тени удлинились, а воздух стал холоднее.

— Мы пойдем теперь ко мне, ваша светлость? — спросил Насимонте.

— Думаю, что пора,— сказал Валентайн.

Замок Насимонте оказался причудливым, удивительным сооружением, которое расположилось на обнажившейся плите розового гранита, как некое летающее существо без перьев, приземлившееся, чтобы сделать короткую передышку. По правде, это напоминало шатер, но шатер настолько странный и такого размера, какого Валентайн никогда не представлял. Тридцать или сорок высоких столбов поддерживали огромные раскинутые крылья туго натянутой темной материи, которая поднималась к потрясающе крутым вершинам, потом опускалась почти до уровня земли и снова под острым углом взбиралась вверх, образуя примыкающую палату. Казалось, дворец мог быть разобран за час и перевезен в другое место, и все же в нем была большая сила и мощь, парадоксальное единство постоянства и прочности с воздушностью и легкостью.

Внутри это ощущение постоянства и прочности закреплялось толстыми коврами в милиморнском стиле, темно-зеленые с ярко-красными переливами, они были вытканы с нижней стороны крыши шатра, придавая ей богатую живую текстуру, а тяжелые мачты шатра были опоясаны сверкающим металлом, полы же выстланы бледно-фиолетовой плиткой, тонко обрезанной и тщательно отполированной, мебель была простой — диваны, длинные, массивные столы, кое-какие старомодные шкафчики и еще немногое, но все прочное и в своем роде царское.

— Этот дворец чем-то похож на тот, что сожгли факелами солдаты узурпатора? — спросил Валентайн, оставшись наедине с Насимонте.

— В конструкции полностью совпадает во всех отношениях, милорд. Оригинал, вы знаете, был спроектирован первым и самым великим Насимонте шестьсот лет назад. Когда мы строили снова, мы использовали старые планы и не изменили ничего. Я вернул кое-что из мебели от кредиторов и скопировал остальное. Плантация тоже — все точно так же, как было до того, как они пришли и устроили свой пьяный дебош. Плотина была воссоздана, поля осушены, фруктовые деревья пересажены; пять лет постоянного труда — и теперь, наконец, разрушения той ужасной недели восстановлены. И всем этим я обязан вам, милорд. Вы создали меня заново… вы весь мир создали заново…

— Я молюсь, чтобы все так оставалось.

— Все так и будет, милорд.

— О, ты так думаешь, Насимонте? Ты думаешь, что у нас больше нет тревог?

— Какие тревоги, милорд? — Насимонте легко дотронулся до руки Коронованного и повел его на широкий балкон, с которого открывался восхитительный вид на его владения. В полночном блеске и мягком сиянии привязанных к деревьям желтых плофлотов Валентайн увидел широкий изгиб лужайки, ведущий вниз к образцово содержащимся полям и садам и за ней прозрачный полумесяц Озера Слоновой Кости, на блестящей поверхности которого отражалось множество вершин и утесов Горы Эберзинул, доминирующей на местности. Слышался слабый звук отдаленной музыки, возможно, звуки гардоланов и какие-то голоса, возвысившиеся в последних протяжных песнях долгого праздничного вечера.

Все вокруг выражало спокойствие и процветание.

— Когда вы смотрите на это, милорд, можете ли вы поверить, что в мире существуют тревоги?

— Я понимаю тебя, старина. Но мир — это не только то, что мы видим с высоты твоего балкона.

— Это самый спокойный из миров, милорд.

— Так было тысячи лет. Но сколько еще будет продолжаться это долгое его спокойствие?

Насимонте с удивлением посмотрел на Валентайна, словно впервые сегодня увидел его.

— Милорд?

— Я кажусь печальным, Насимонте?

— Я никогда не видел вас таким мрачным, милорд. Я мог бы почти поверить, что трюк снова удался, что ложный Валентайн заменил того, которого я знал.

Со слабой улыбкой Валентайн сказал:

— Я — подлинный Валентайн. Но очень усталый, как мне кажется.

— Идемте. Я покажу вам вашу комнату, и когда отдохнете, спокойно поужинаем, кроме нас будут: моя семья, несколько городских гостей и ваши люди… Всего человек пятьдесят.

— В сравнении с Лабиринтом это почти интимно,— повеселел Валентайн.

Он последовал за Насимонте по темным и таинственным переходам в расположенное обособленно крыло на восточном склоне утеса. Здесь, за внушительным заграждением скандарской охраны, куда входил и сам Залзан Кавол, находились королевские покои. Валентайн, расставшись с хозяином, вошел и увидел внутри одну Карабеллу, истомленно нежившуюся в ванне, выложенной нежно-голубой и золотистой ни-мойской плиткой, ее стройное тело смутно виднелось под странно потрескивающей дымкой над поверхностью воды.