Песнь для Близнецов - Евгения Белякова

– Только его? – Рик, казалось, был разочарован. – А меня?

– Мы с тобой почетные гости – он отдал нам свою каюту. Если будем напрашиваться на работу, тем самым проявим неуважение. Так уж сложилось, спорить с ним бессмысленно… Но и Гринни он перегружать не будет, так что после обеда… то есть, после трех склянок, займемся языком. А пока… – она встала в стойку.

Они скакали по крыше каюты около часа. Потом действительно явился капитан, поцокал восхищенно языком и, дождавшись окончания тренировки, поманил Гринера за собою. Тео спустилась, подхватила ведро, привязала к ручке веревку и, закинув за борт, подняла морской воды. Вручила ведро Рику.

– Опрокинь мне на голову.

Он так и сделал. Тео охнула, замотала головой, разбрызгивая воду.

– Я слабая, как кутенок, – недовольно проворчала она.

– Пойдем скорее в каюту, кутенок. – Твердо приказал бард. – Ты вся дрожишь. А насчет возвращения в строй не беспокойся, успеешь. Пойдем, я тебя оботру.

Гринер ходил за Рашидом как привязанный, жадно впитывая новые знания – названия снастей, мачт и тому подобного. Капитан рассказывал интересно – с подробностями, захватывающими историями и морскими байками. Под конец своей лекции он вручил Гринеру ведро и швабру.

– Я сам так начинал, – гордо объяснил он. – И, видишь, стал капитаном.

Гринер мог бы рассказать, что он-то начинал куда хуже – с горшков, полных нечистот, а стал королем, но благоразумно смолчал.

– Вот отсюда и туда, – махнул рукой Рашид. – И хватит пока. – И, уходя, добавил: – Неплохо обращаешься с мечом, юноша. Только чуть коварства не хватает.

Гринер принялся драить палубу, размышляя над словами капитана. Что он имел в виду под «коварством»? Может, неверно выразился? Хотя вроде бы на вердлендском говорит гладко, лишь чуть выдавая себя в произношении. Коварство – это же плохо? Надо будет спросить у Тео…

«Ха… Скажи мне кто год назад, что я буду править Вердлендом, но с радостью сбегу от всего этого к ведру и швабре, я б покрутил пальцем у виска… еще на первой половине фразы», – усмехнулся Гринер и уже приготовился услышать в ответ ироничное замечание короля, но… вдруг понял, что Дориана с ним больше нет. Он настолько привык к его голосу внутри себя… «Нет, – решил Гринер, ожесточенно натирая доски палубы, – есть все же кое-что, о чем я жалею. Я расстался с другом… надеюсь, ненадолго».

Он закончил работу довольно быстро, и заподозрил, что Рашид выделил ему слишком маленький участок для мытья. Но это на первый раз, решил он, поднимаясь по узкой лесенке на вторую палубу. Капитан просто не знает, что ждать от странного паренька, но когда поймет, что Гринер вовсе не неженка… Юноша взялся за ручку двери, услышал какой-то странный всхлип, доносящийся из каюты – и испуганно рванул дверь на себя. Ввалившись внутрь, сначала не сообразил, в чем дело, но потом… Он залился краской и непроизвольно выдал сдавленное «Извините», вместо того, чтобы по-умному на цыпочках удалиться.

Из груды шелковых покрывал показались две шевелюры – черная и рыжая.

– Королей нынче совсем плохо воспитывают, – заявил обладатель рыжей.

– Эм-м-м… – не нашлась что добавить к этому, несомненно, справедливому замечанию, обладательница черной.

Гринер попятился, смущенно отвернувшись. Оказавшись снаружи, он выдохнул, прикрыл за собой дверь плотнее и направился на нос корабля, как можно дальше от каюты.

Рик с Тео тихонько хихикали под покрывалами. Бард уже было решил вернуться к занятию, от которого его оторвали, коснулся губами нежной, чуть солоноватой кожи на шее Тео, спустился к ключице, затем ниже… но, не выдержав, снова засмеялся.

– Тише, – ласково проворчала Тео, – а то он подумает, что мы над ним смеемся. На чем мы остановились?

– Момент упущен, – преувеличенно горестно заключил бард и признался: – Я еще минут двадцать буду видеть перед собой его вытянувшееся лицо… Неужто он ничего не знал?

Он переместился на край кровати, потянулся за кубком с вином. Тео взбила подушки, облокотилась на них и, подперев голову рукой, лукаво взглянула на Рика.

– Двадцать минут я вытерплю… – Она посерьезнела. – Если б с тобой произошло то, что с ним, ты вряд ли интересовался бы, кто с кем спит. Тем более что мы никому не объявляли о том, что наши отношения дошли до постельной стадии. Мне тоже налей…

Бард подал вина Тео и устроился напротив в той же позе. Поболтал напиток в бокале, наблюдая за тем, как рубиновые отсветы ложатся на полированное серебро, и, не отводя взгляда от вина, спросил:

– А объявим?

– Как ты себе это представляешь? – Беспечно отозвалась Тео. – Собрать народ, нанять глашатая? К тому же, мне кажется, Гринер – единственный, кто упустил этот момент. То есть, не сам факт, что мы… а вообще, с самого начала.

– То есть, Дерек знает? – Рик грустно усмехнулся, и только тут Тео заметила, что бард подразумевает куда больше, чем говорит вслух.

– Знает… – осторожно ответила она. – Более того, именно он… так скажем, ткнул меня носом в мои чувства. О… – Тео, словно не веря ушам, вскинула бровь. – Ты что, ревнуешь?

– Для того, чтобы ревновать, нужно считать, что любимый человек обязан принадлежать только тебе, а у меня таких иллюзий, по счастью, нет.

– Тогда что?

– Что вас с ним вообще связывало? И почему ему пришлось «тыкать тебя носом»? И почему ты так боялась чувств?

– Этот разговор займет куда больше двадцати минут, а ты обещал, что… – Тео натянула сползшее с груди покрывало до подбородка.

– Возмещу сторицей ночью, – невозмутимо пообещал бард. – Лучше будет, если мы уточним все сейчас. Впрочем, если ты еще не готова – отложим. Но мне хотелось бы знать, что для тебя значит любовь вообще… и эта в частности. Я не желал бы повторить ошибки своих… предшественников, если можно так выразиться, и потерять тебя. Я рассчитываю быть с тобой до глубокой старости.

Тео отпила вина. Оно показалось ей горьким. «Как объяснить ему, – подумалось ей, – что „глубокая старость“ наступит для него, но не для меня? И что он отвернется от меня, сам, как только поймет, что дряхлеет, а я остаюсь все такой же молодой? И это если мы выживем в этом году, учитывая все, что нас ждет… Как объяснить ему, что…»

Но тут внутренний голос, поразительно напоминающий одновременно голос и Дерека и Ольсена, подсказал ей: «Говори, как есть». И она заговорила. Медленно, запинаясь – но чем дальше, тем свободней. Потому что увидела, что, взамен ожидаемого ужаса на лице Рика – или жалости, или скуки, или недоверия, – лишь глубокое сопереживание и нежность.

Она рассказала о своей первой любви. Ее звали Марга, и она – волею судеб, в раздираемом войной баронстве, – была грабительницей с большой дороги. Лихое было время, каждый выживал, как умел. В их шайке были и дезертиры, и воришки, и просто попавшие в жернова войны люди, потерявшие всех близких. Маргу поймали на воровстве, как и несколько десятков других, голодающих людей, которые всего-то позарились на кусок хлеба – и должны были повесить. Она сбежала, прибилась к банде, и через полгода их группа напала на обоз, в котором ехала Тео. Тогда еще – никакой не маг, просто девушка-бард, юная и глупая.

Вместе они были недолго… Маргу убили солдаты, когда она с другими членами их шайки вытаскивала Тео из тюрьмы. Вернее, вытаскивала буквально из петли, потому что Тео уже вывели на помост посреди городской площади.

– Тогда погибли все, кроме меня и Сэма… – Тихо сказала Тео. События эти произошли давно… очень давно, но она делилась воспоминаниями и чувствами о них хорошо если второй раз в жизни. – У него был приказ от Дана… главаря. Если что пойдет не так, посадить меня на лошадь, привязать, если понадобится… и бежать. Меня морили голодом, потому на ногах я едва держалась, так что ему буквально пришлось взвалить меня поперек седла. Но я видела… как погибла Марга.

Тео отправилась на север страны. Встретила Ольсена, он взял ее в ученицы, она стала магом… Но очень, очень долго не позволяла себе влюбляться в кого бы то ни было. Тем более что выбор ее пал на женщин, а любовь между двумя женщинами в то время признавалась только в виде сказки о древней королеве и ее избраннице, магичке.

Потом была Женевьев. И десять лет любви, ссор, примирений, расставаний и снова любви, совместных планов… мало кто знал, но за многими свершениями брата Древа по фамилии Соррель, в том числе и за основанием Университета, стояла его умная, амбиционная и красивая сестра. И Тео, которая позволила себе поверить, что наконец-то обрела семью.

– Ви была… очень яркая, – сказала Тео, чуть улыбаясь. – Яростная в страсти, в собственных убеждениях, во всем, что делала. И… после почти десяти лет наших отношений, она сказала, что видеть меня не желает. Потому что, якобы, я не мужчина – а ей нужен муж. Я предложила жить вместе, раскрыла ей, кто я. Предложила выход – я бы использовала мужскую личину, приличия соблюдены, все довольны… Но оказалось, что причина была в другом. Она постарела – я нет. Ви кричала, что еще через десять лет она станет уродливой пятидесятилетней развалиной, и не перенесет, когда я ее брошу, и потому хочет расстаться сейчас. Все попытки убедить, что я буду любить ее и в сто лет, разбились о ее яростность. И я ушла.